уитератур: ная газета. с их горем, их борьбой. Две те в одно. Автор искал героики в пр ‚ тоящем и постепенно живые люду _тывают сердце и голову писателя На западе, за чертой Парижа, на- чинается Булонский лес. В огромном парке по гладким. дорогам бесшумно скользят автомобили, В озвре ‘плавают самоуверенные, лебеди, Холеные детн чинно бегают по дорожкам под при: смотром гувернанток и нянь, На краю леса стоят старинные особняки я вы. сокие новые белые дома. Ни одной фабричной трубы. В ‚автобусе сидят почтенные, хорошо одетые людя. Пять долтих минут ндет, автобус вдоль железной решетки, за которой боль. пой парк и дворец. Почтенные люди е Уважением шепчут: — Эдесь живет Ротщильд. У той заставы, что стала моей, пе- реход от города к пригороду почти незаметен, Между ними нет зелени, между ними нет разрыва. Город про- должается. Длинная большая дорога ведет в другие дальние города. Она утирается в горизонт, Это обыкновен- ная улица. Те же унылые закопчен- ные дома кирпичного цвета. Фабри- ки, трубы, заборы, бесконечный’ paa рей. Сначала все большое: тира - Roe, потом вместе с улицей мельчают фабричные корпуса, ломаются забо- ры, дома становятся меньше, сутулее, между ними образуются разрывы, по. являются палисадники, узкие, © чах- лой травой. Все чаше пустыри и раз- _вороченная земля, все чаще. деревян- owen Mw . ee we le 2. ные Оараки. Боковые улицы все тес. нее, все хуже мостовые, все беднее лавчонки. На мостовых непролазная грязь. Незаметно Париж перешел в RUDY деревню. У заставы, на игирокой пустой пло- щади, где большие дома угрюмо раю- ступились перед ветром, я сел в авто- бус и поехал этой дорогой. Ветер об- гонял грузную малину и раскачивал фонари. На автобусе было wanweawm: ‚ Отрывок из романа.. пожимает плечами. Мопаюсан? Он та- Кого но’ знает, С его- точки зрения в Виллаж-о-роз нет ничего, заслужива- ющего внимания, Но на свете много непонятных вещей и еще больше cy. масшелитих людей, Или полозритель- ных? Я храбро вру и называюсь кор- респондентом. парижской бульварной газеты, Это. сразу успокаивает, хозяи- на. Значит, у меня действительно есть занятие, и кто-то мне платит. Не все ли равно, за что? Кроме того, у меня добротный чемодан, и я предла- мю деньги внеред. Тогда он стано- вится просто любезен. Пожалуй ва комнату можно было содрать дороже. Кафэ тоже принадлежит ему, если я буду пить там мой утренний кофе, — ведь литераторы не варят сами.— мне будут тотовить лучше, чем дру- THM, . Кто жил раньше в этой комнале? Цостояльцам было не до чистоты и не до уюта, Им комната была нужна не как жилье, а как ночлег, как ме- сто, где можно свалить свой скарб. Оли не оставили памяти по себе, если не считать надписи карандашом нах кроватью: «Мне плевать на все!» Напротив гостиницы — кино. Гор- noe uma — «Капитолий». Вход прямо с улицы, маленькая вонючая зала, прязный экран. Никто не сторожит помещения, двери раскрыты, пол усыпшан окурками. Ветер рвет афиши с загадочными красавицами и веселы- ми лейтенантами. Красавицам все равно: они глядят куда-то вдаль, по- верх домов, и улыбаются казенно-ан. тельской улыбкой. Но чистеныкив на- рядные лейтенанты явно недоумева- ют: куда они попали, выскочив из пыитной оперетки? : Снова площадь и даже деревья — низкорослые и кривые, Вот она, мэ- PHA, трехэтажная казарма, пропахшая табаком и потом. Как и на тюрьмах, над входом выгравировано; «Свобода, равенство, братство». Длинная оче- редь безработных толшится у боково- го входа. Они стоят молча, тесно. В вестибюле чиновники рассматривают книжки и ставят печати. Я втляды- ваюсь в лица. Они невыразительны, - серый налет на щеках, тусклые гла- за. Все, как один, женщины, как мужчины, и даже у детей — старые, старые глаза. Они все глядят испод- лобья. Пособие они принимают Bak милостыню — с горечью и стыдом. Я подымаюсь по лестнице. Коридо- ры, двери, зала с истертыми сукнами и красным столом — здесь происхо- дят венчания. Об’явления: «итродает- ся с тортов дом», «продается описан- нов имущество», «мэр принимает по четвертам», «читайте «Голос пред- >, орган защиты ваптих ито ресов». Прилавки, кассы, выишлата пенсий, налоговый инснектор, каби- нет мэра. Мраморная доска: «Мэрия Виллаж-0-,роз своим павиенм на вой- не служащим. 1914—1918, Дюпон, Дю- ран, Moune, Ренье...» «Удовлетворяют. ся только просьбы, поданные в пись- менной форме»... «Выплата вопомоще- ствования безработным: от А до М, от М ло 7...» . Напротив мэрии церковь, Холодное темносерое здание с острыми ребра. ми. Химеры, Как болезненные наро. сты на камне, торчат наверху. Ска- мейки для сидения, скамейки для ко. ленопреклоненния, Аляповатая ма» донна, аляповатое распятие. Откры» вается дверь, несется сквозняк, в тем- ноте еле слытино’ звенят фарфоровые цветы. Церковь богоматери лузов.. Деревни роз, богоматерь лугов... Но. здесь нет лугов, и злесь не растут цветы. Отчаянный насмепник или 05. зумный мечтатель — кто окрестил его место? А Извилистая улица. Ресторан пол вывеской: «Утки, которые не пьют во- ды». Им без воды приходится плохо. Ресторан пустует. Низкая маленькая зала, непокрытые сломамные столы, тяжелый запах кухонного чала. Отой. ка, и у стойки — одинокий пьяный бородач, Он размаживает руками, по- правляет грязный платок на жиялис- той шее и тверлит неубедительно и TOCRIEUBO: -- A ae cxagaz, yOupaitca TH K чорту, & я ей сказал, я не хочу тебя слушать, & я ей сказал, а я ей ска- зал... По другую сторону ‘стойки сидит мрачный хозяин без пиджака и чита. ет об’явления в газете. Ему надоела эта болтовня, ему надоели об’явления! ему надоела пустота в его рестбраяе, он машет рукой и беззлобно и уныло говорит пьяному клиенту: — А в самом деле, он ты 5 чорту! Золотая лошадиная голова над лав- кой, у которой нет нередней стены, Здесь торгуют кониной. Голова, дву- смысленно улыбаясь, глядит вниз на синеватое мясо, разложениое кусками на прилавке, выступающем на тро- туар. Мясник в кровавом фартуке ше- велит куски грязными пальцами. Лав- чонки — мера картошки, три кочана капусты, несколько пучков моркови. Сапожник в своей конуре, в деревян. ном ящике, словно только прислонен-. ном к чужой стене, бъет в темноте молотком но стертым полотивам. Из- редка проходят одинокие люди и удивленно глядят на меня. — Сегодня понижение цен! Отдаем просто задаром! Пользуйтесь случаем!. Спептите! Для вого он раворяется, этот маль-. чик в сером фартуке е надорванным голосом? Для меня? Он улыбается, и я невольно отвечаю ему улыбкой. У него такое чистое лицо, такие синие гл838, такой веселый, хотя и хрипло- ватый голос, что, пройдя мимо, я ог- лядываюсь. Это первая улыбка, ко- торую я видел адесь, У мальчика должне. быть много покупателей и еще больше покупательнин, Лавченка его невелика. Это бакалейная. Здесь можно кушить все: сахар и нитки, га- зеты и кофе, муку и шоколад. За, ках. сой сидит хозяин, & единственный приказчик стоит на улицё и зазывает. Я возвращаюсь и покупаю тазету. Приказчик ловко складывает. ве и благодарит меня так вежливо, каж булто я оказал ему личное одолжение. Я иду дальше. Улыбка быстро тает в сыром воздухе. Опять дома, запер- тые, глухие. Я сворачиваю в сторону. гуманистического пачала, ни ero юмора, ни ero теплой улыбки, а только эти вот драматические повто- ры, перинетии, воевозможные «уз- лы-и линии», то все-таки успех шел бы от пьесы. Вероятно мы не радо- вались бы тогда «этому» успеху, но— надо смотреть фактам в глаза — yer пех вызвала бы именно пьеса. Зна- чит нечего ‘кричать: «Это не пьеса». Значит надо всерьез искать причины своей неудовлетворенности.. И если мы говорим о недостатках «Платона Кречета» — мы к ним сейчао пере- ходим, то хотим все же выяснить их происхождение, Каково же это происхождение? У «Платона Кречета» весьма еча- стливый конец. Во-первых, герои едут за границу. Любопытно, кота- ти: когда нааши драматурги хотят очень одарить героя, они почему-то посылают. его за траницу. Можно по- думать, что заграница — это пре- дел мечтаний налцего героя. Кажется, в «Платоне Кречете» ato «предел» скорее, ебли хотите, для Аркадия, чем, скажем, для Платона. Но это к слову, Во-вторых, свадьба. Герой ‚благо- получно женится на героине, а ге- роиня выходит замуж за героя. За- навес опускается. И зритель отправ- ляется домой. Бесспорно, он любит и Платона и Лиду и желает им вся- кого благополучия. Его, быть может, только смущает, что эта эффектная точка, в которой сходятся все линии пьесы-—это «поцелуй в диафрагму». Счастливый финал! Но в этом счастье чем-то не достает, оно какое-то круглое, как будто вое кончено, все достигнуто, види, мол и наслаждай- ся своим счастьем. Но что, если это ‘скучно, если это очень подозритель- ное счастье? Если счастье в движе- нии вперед, в неудовлетворении и утолении этой неудовлетворенности, в этих фаустовских вечных поисках? Не знаю, каб другие, я после cne- ктакля почему-то не думал о фуду- mem Платона и © будущем ‘Jinan. Занавее ‘обязательно должен был опуститься на «поцелуе», дальше 10- казывать. нечего, прихолится ставить точку. Но я хочу думать о будущем нашего ‘терои и героини: они долж- ны жить, расти, развиваться после один из пригородов Парижа вается’ с жизнью рабочих, темы борются и сливаются прошлом, он нашел ее в нас- ОДИ ИЗ «Деревни: Роз» захва- «Виллаж-0-роз». В переводе: «Дерев- ня роз», Со мной вместе ехали жен- црины без шляп с сумками для . визии‘и несколько рабочих в замыз- ‘анных-кепках. Кондуктор здоровался с ними а руку. На остановке нас обогнал другой автобус, люди в нем везли венки и цветы, он шел от за- ставы на кладбище. , Я слез на площади Вольтера, ма. ленькой, узкой, треугольной. По сере- дине ‘её стоит почерневитий фонтан, из которого никогда не льется вода. Крутом двухэтажные кирпичные до. ма, унылые и грязные. Пустые улич- ки, подслеповатые лавчонки, разби- тые камни мостовой, на тротуаре дво- им не разойтись, Я захожу в гости: зицу. Узкая дверь — и сразу темная крутая лестница. Внизу кафэ. Всех комнат в тостинице шесть. Хозяин — в фартуке, не брит неделю, траурные ногти, рыжие усы, от него пахнет чес- ноком и спиртом. Он ведет меня в комнату. Низкий потолок в черных разводах, обои были корла-то овет- лыми, но рисунок давно, стерся и аа- ляцан пятнами, кровать с байковым одеялом, серые простыни, окно с грязной занавеской, стол, стул, умы- вальник, Мы вошли, хозяин и я, и не могли повернуться. Сторговались. За. полняю полицейскую фишку. Ни имя, ни национальность впечатления нс производят. Занятие? Меня научи- ли писать-—литератор. Рыжие ‘усы опуюкалются, рот хозянна становится круглым, — Литератор? Что это за занятие, и что собственно вы собираетесь де- лать здесь? У нас много иностранцев, но они работают на фабриках иле торгуют. Литератор? подозрительно смотоит Ha мои нерабочие руки. Я бормочу, что буду писать в газете, что меня интересуют архивы мэрии, Здесь жил котда-то если не оптибаюсь, Мопассан... Хозяин Ночное оформление. Досквы в_Окт ябрьские дни. Здание ГостинАцы Моссовета, Эта точка зрения выступала про- тив формулы: «национальное по фор- ме, социалистическое по содержа- нию». Жизнь подтвердила правиль“ ность этой формулы. Украинское по форме, социалистическое по водержа- нию — органически сплавлены я в «Гибели экскадры». и в «Платоне Кречете» Корнейчука, и в «Ваграмо+ вой ночи» Первомайекого и в «Вем- ле» ‘и «Арсенале» Довженко, . & Но даже если бы всех этих качеств я че было, — есть в пьесе Корней- чука обстоятельство, обеспечиваю- ‚щее ей «успех у публики», Какое это обстоятельство?” «Платон Кре- чет» — пьеса. Пьеса, Настоящее дра- матическое произведение. Я не гово- рю здесь об уровне, качестве, маетер- стве, — я говорю о жанре — это пьеса, это произведение для театра. Он не оставляет диалога без сврыто- то за ним действия, ни одной ‘сцены, которая не ждет разрешения. Он дает очень рискованную, но остроумную и омелую экспозицию (сонное: ожида- ние за именинным столом) очень непринужденно, сразу в неболъ- шом первом акте завязывает все хонфликты и обрисовывает хафак- теры всех действующих лиц — и Лиды, и Береста, и Аркадия, ий Марии Тарасовны. Мы бы советова- ли HeROTOPHIM нашим товарищам внимательно проследить, как это де- лает Корнейчук. Посмотрите на ли- нию взаимоотношений Нлатона и Лиды, как она решается драматиче- ски. Берест после операции отды- хазт в кабинете Кречета, туда же Уходит Аркадий. Платон и Лида oc- таются. одни. Завязывается ецена, их оближающая (это — пусть тру» ‘баз, но действенная, не через чисто ‚словесные излияния, & драматиче евая сцена со скрипкой). Появляется ‚и пороге Аркадий. Сближение Лиды е Платоном, не укрывшееся от ето загляда вызывает у него жест, н® который Лида ‘воскликнула: «Арка- ДЕЙ, что. с 1060й?», а Платон He- сколько подтрунивая: «Гы чте, рев- нуешь?». Аркадий смеется: «Глупо- сти. Ревную?!». Не он ревнует и сразу же наносит удар: сообщает, что Пяатон передал Бересту ‘свои заме- YaHHA против проекта Лиды и успел повлиять на Береста, Почти ставние друзьями Платон и Лида ходом дей- ствия превращены нечти во врагов. Это подлинно драматическая ситуа- ция. И очень важно, кто здесь на- носит удар: именно Аркадий. Он это делает с удовольствием, он, так скал зать, пользуется ‹ случаем и мстит. Ведь вместе с Аркадием мог выйти и Берест и бам сказать о замечаниях Кречета. Но автор предусмотритель- но выпускает Береста минутой поз- же. Нельзя не видеть здесь настоя-. щего драматического чутья. Эта си- туация повторяется уже на более высовой ступени. Примирение меж- ду Лидой и Платоном состоялось по почину Береста, Лида догадывается 0 своей ошибке, она не хочет даже скрывать своего чувства к Платону, так же, как Платон к Лиде. Наоту- пает минута, когда у них срываются слова признания и вот эту-то ми- нуту с подлинным драматургиче» СКИМ «охотничьим нюхом> подотере- тал Корнейчук Все время у зрителя тревога: чем больше растет сближе- ние Кречета и Лиды, тем больше беспокоится зритель; он знает; что Кречет оперировал отца Лиды. Что же будет, если отец умрет? Это тоже настоящая драматическая тревога. Корнейчук мог бы в любую минуту сообщить о смерти отца Лиды. Он, возможно, неоднократно собиралея сделать в пьесе это сообщение, но все откладывал, еше не время, ещё не наступил «момент». Но вот он на- ступил. Совершенно безоблачное He- бо над обоими влюбленными. Тогда появляется Аркадий: он. сразу оце- HHI оботановку; увидел, что теряет Лиду, и хладнокровно наносит свой жестокий удар: сообщает Лиде о смерти ее отца «от руки» Платона. Автор нарочно `подтотовил это «без- облачное небо», чтоб тем громче »про- звучал этот неожиданный гром. Но и Это «небо», и этот «гром» они, так сказать, возникли совершенно есте- ственно. кажется, что только. так, & иначе должно было произойти. Однако под этой. естественностью как Таз лежит серьезная драматур- тическая работа, Этот второй удар сильнее, чем первый и потому, что вверх идет действие пьесы, и ‘потому, что окрепшая дружба Платона и Ли- ды требует очень сильного удара, чтоб ее разрушить. И, наконец, этот удар исходит именно от Аркадия, чья рука нанесет его наиболее Gea- жалостно, зле, метко и произведет нужный эффект. Он опять мстит и еще более жестоко; он окончательно ‘теряет Лиду и возвращает ee себе таким поступком: oo Я не брал здесь более выигрыш ных сцен, вроде той, где Берест вбе- тает к Кречету, требуя его на опера- цию, а Кречет, почти в припадке от своего несчастья; отказывается, и мать (именно мать, как это умно: за- думано) приказывает сыну пойти и сделать операцию. Именно. все тако- о рода ецены вызывают тишину в зрительном зале; ‘и напряженное молчание, и шумный вздох облегче- ния, именно они — драма, пьеса. А вот т. Серебрянский написал статью: под исследовательским. заголовком «Как делается спектакль» и на про- тяжении всей статьи. не . перестает: морщить Лоб: «oT Ferd, чорт побери, успех этой пьесы?» И фелнает: «Ну да, это сама публика, ‹ она cosHa+ тельная, она. принимает политиче- ские моменты спектакля, вот оттого успех». Но сколько пьесе ие о ка- хими великолепными идеями про- валились © треком, 4 зритель панически очищал зал. «В таком случае, —. продолжает. морщиться Серебрянский, —. это театр, ну да, театр, МХАТ, он. виновник успеха». В camom деле,’ ведь это МХАТ, прекрасные актеры, — Добронравов, Топорков, Степанова... Однако до МХАТ эта пьеса шла’ в друтих те- атрах, которым очень и очень далеко до МХАТ, в очень небольших Te- атриках, и какой успех! Откуда же этот успех? . . Е Пьеса, товарищи, пьеса, тезтраль- ное произведение, «Платон Кречет», Корнейчук. Итак, если бы даже в «Платоне. Кречете». не было вдохновляющего его Ночное оформление Мосисы в -Окт ябрьские дни. Здание 4 дома Советов (Фото Петрова — Союзфото). Мостовая кончилась, кончился тро- туар. Длинный ряд бараков, улиня ветхих деревянных коробок. Кривые заборы до пояса, с незалтираютщимиеся калитками. Лужи, грязь. Двери с низ- кой притолокой. Одна открыта. Я ви- жу загаженный пол, печку, изношен- ную трубу, в трубе пляшут искры. Я хлюпаю по трязи, К забору подбе- тают дети, мелкорослые, ев лицами, покрытыми грязною коркой. Они смо- трят на меня с изумлением. Лохма- TH пес захлебывается истошным ла- ем. . Я снова выхожу на мостовую. Кру- rom пустота. Пустыри, свалка; взрых- ленное поле. Много дорог, и ни од- ного человека. Комья земли, комъя трязи и дальше — свинцовое небо в тяжелых тучах, в фабричных трубах. Я дышу сыростью черной земли. Идет мелкий дождь. Быстро темнеет. Я со- вершенно один. Гле-то далеко сияет Париж — я догадываюсь по вареву. Здесь внезапная типгина, неожидан- ная пустота. Это низкое небо давит. Я хочу кричать от одиночества, Я возвращаюсь домой почти бегом. Я больше ни на что не смотрю, Ba. житаются редкие фонари. Их мертвый тазовый свет окружен частой: серой сеткой дождя. Прямой путь оказы- вается нелалек. На нем попрежнему ни души. Я ноднимаюсь в себе в ком. нату и зажигаю совет, жидкий и жел- тый, Отчего я так устал? Я: сажусь у окна, ожимаю голову ‚руками и-мыеленно продолжаю в себе самом ту жизнь, ТОлько что шел. мимо ИСКУССТВО МАРОЛОВ ЭФИОПИИ книв Кебра Нагаст и Фетха( Нагаст (т. е. исторические хроники и свод законов), а также обучение чтению и HHCLMY Ha языке амхара — вот, в сущности, обем высшего образова- НИЯ. Ив этой «ученой» среды выхо- AAT монахи-животисцы, расписываю- щие коридоры церквей, пишущие иконы и исторические картины. Не- удивительно, что печать церковной традиции лежит на всех произведе- ниях эфиопских художников. По ха- рактеру изображений, сюжетов, ма- нере письма многие произведения со- хранили приемы мастерства Визан- тии и коптекото Египта, Излюблен- ными сюжетами являфтся различные притчи и легенды из житий святых. Многие из них отмечены переплете- нием разнообразных дохристианоких верований с христианскими сказани- ями. Тут и культ змей, и предания о людоедах, сказания о юноше, побе- дивигем дракона и освободившем де- вушку. Среди картин встречается изображение Александра Македон- ского, возносящегося на небо, цари- цы Савской, посещающей Соломона в Иерусалиме, и т. п. Все эти ска- зания имеют прямую связь с культу- рой Древнего Востока. Легенла о Со- ломоне и царице Сазской как это ни странно, получила в Эфиопии по- литическое значение. Она обосновы. вает права Соломоновой линастий н& трон царей Эфиопии. К этой лина- стии относятся Менелик ПЦ, нетус Эфиопии (ум. в 1916 году) и его рол. ственник, нынешний негус Хайле Ce- ласье;: Что касается светской живописи, то-здесь обычны изображения феода- лов с их овитой, негуса и его двора, министров и гвардии. Кроме них — парады и батальные сюжеты, — вот. в сущности говоря, светокая живо- пись феодальной Эфиопии. Олной из излюбленных тем является изобра- жение битвы при Алуе, в 1896 году, когла абиссинокая армия’ натолову разбила втортшиеся в Эфиопию итальянские войска. Эта побела по- стоянно изображается туземными художниками. Интересно. что кар- тины светского содержания сохраня- ют на себе черты перковной живо- писи: Абисоинец, поражающий итальянца и топчущий его копыта- ми своего коня, трактуется как св. Ге- ортий, убивающий змея. Фоны каф- тин — красные. зеленые, желтые, ис- полненные темперой. прилают им ха- рактер византийских икон. В’ настоящее время эта живошись начинает исчезать. Появляются уже рисунки абиссинских художников, получивших художественное ‘образо- вание в европейских школах. Проф. Д. ОЛЬДЕРОГГЕ. не нашел для себя ответа. Послушай- те, как глубокомысленно отвечает ему Платон: «Голову выше — перед на- ми еще столько работы. Ну...» Это Говоря 06 искусстве Эфиюопий, - объчню имеют в виду только живо- пись. Тем не менее, остаются еще друзтие отрасли искусства, представ- ляющие не меньший интерес, Олно- сторонний интерес к живописи об’яс- няется отчасти‘ тем, что Эфиопия от- носительно^ мало. изучена. Эфиопия была некогда одной из трех мировых держав древнего мира наряду с Римом и Парфией. Были времена, когда владения ее начина- лись у границ Етишта, охватывая в югу Нубию, Мерое, и простирались в Азию, включая в свои границы юж- ноарабокие царства. Через владения Эфиопии шла торговля Рима и пто- ломеевского и римского Егинта с Ин- дией. Города северной Эфиопии Алу- лис и сохранивигийся до н. ящего времени Аксум имеют за й тыся- челетия. В Аксуме, например, apxeo. логичеокими экспедициями были произведены раскопки, обнаружив- шие остатки огромных дворцов, ар- хитектура которых теснейшим ‘обра- зом связана о культурами Древнего Востока. Стоящий и ныне в Аксуме обелиск своеобразной формы являет- ся одним из памятников этого. пропт- лото, Обелиск этот не единственный. Каждый их них сделан из одного ку- ска камня. Высота самото большого достигает 33 метров — это самый высокий монолит в мире. Архитектурные памятники более южных районов Эфиопии также со- хранили немало интересного. Налери- мер, в городе Гондаре, к северу от озера Цан, сохранилиюь замки не- гуса Эфиопии Фасиля. выстроенные гуса Эфиопии Фасиля, выстроенные для него португальскими архитекто-. рами. Е Пребывание португальцев в Эфио- пии было недолгим. После них оста- лись замки и мост, перекинутый че- рез Голубой Нил, которым пользуют- ся вилоть до настоящего времени. Деревянная архитектура древней Эфиопии нам не известна. Тем не ме- нее очень интересны современные по- стройки, планы жилых домов и цер- квей. Во многом они связаны с архи- тектурой Древнего Востока. Большой интерес представляет жи- вопись Эфиопии, теснейшим образом связанная с церквями и монаетыря- ми, имеющими большое значение в экономической жизни отраны. Так, Манагалиа — священная земля в за- палной части Эфиопии — принадле- жит главе эфиопской церкви — абу- ну. В районе Аксума на сотни кило- метров тянутея владения монасты- рей. В монастырях до последнего времени сосредоточивалось все обра- зование, состоявшее в изучении язы- Ka церковных книг — гееза, на ко- тором теперь никто не говорит. Изу- чение тееза, правил богослужения, кончивишаяся победой наших героев. Но если они победили, значит ли это, что необязательны это мужество и ‘дух искания, и тревога, и остается Я валюсь на кровать и стараюсь уснуть. Я зарываюсь с толовой, я ежи: маюсь в комок — только не думать, спать, спать! Я засыпаю. Среди ночи я вскакиваю. Что-то случилось. Я долго не могу сообра- зить, что именно, Страшный con? Жажда? Сердце бьется ускоренно. Где я? И кто я, наконец? Потом я понимаю. Это просто’ без- выхюдное одиночество, пустота, чер- нота ночи, подсознательное ощущение бесконечной бедности жизни, которые меня испугали. Я подхожу к окну. На дворе действительно ночь. Она плывет медленно и торжественно пад Деревней роз, над пустырями и бара- ками, идет дождь, и ветер, как сле- пой бродята, нащупывает окна и ету- чит в дребезжантие ставни, т0г0, как кончилась их сценическая жизнь и началась жизнь в душе у зрителя, Лида хочет уехать на Урал. Ез не пускают, не уезжай, пожалуй- ства, выходи замуж за Платона. А Лида сначала упирается, потом, так н быть, остается и выходит замуж. ‚Я бы на месте Корнейчука не удер- У. С Eee EE живал Лиды, пускай уезжает. Пусть, _правда, в пьесе останется намек, так ‚сказать, обещание, что они ветретят- ся, не могут не: встретиться, гле бы они ни были; пусть один будет на Южном, а другой на Северном полю- се, все равно они будут вместе. Это ощущение пусть унесет с собой зри- тель. И достаточно, и не нужно на сцене обязательного Затса; предота- вителем которого выступает Берест. Все это может быть ва: кулисами, на залнем плане, а на переднем плане хочется видеть. вот оти полюсы, эти символические полюсы, к которым направляются терои, их будущее, их дальнейшая жизнь, борьба, победа, творческая тревога, начало этото пу- ти, которое, продолжит уже для себя сам зритель, как некое желание ит- ти дальше самому. Дух идиллии мешал Корнейчуку пибать свою пьесу. Он’ смотрит на мир счастливыми, радостными глаза- ми и говорит: «Хорошо! Хорошо!» Бесспорно” хорошо, но это «хоро- шо» он произносит очень умиленно, оп только улыбается. я не вижу в ‚этом произношении «хорошо» энер- тичного жеста, прищуренного зрачка, мужественного «вперед». Забота о че- ловеке, любовь к человеку, она, ведь, рождается вокруг борьбы этого человека, его творческого беспокой- ства, его искания будущего. И хоть Лида во многом ошибается, но в ее словах о творчестве есть доля исти- ны. Правда, в пьесе об этом товорит- ся, но очень неполным голосом. Плох монолог Платона, когда ‘он зовет к `борьбе со смертью: он товорит искус- ственным голосом, а его обращение к черепу, эта наивная леонидо-ан- дреевская реминисненция, подчер- кивает книжный характер этого мо- нолога. Нет за этим монологом под- линной тревоги, страсти. В этом смысле с большим удовольствием вспоминается первая пьеса Корней- чука, которая шла в театре Красной армии, — «Гибель эскадры». В. ней как раз было это мужество, эта сила мускулов бойца, этот энергичный жест. Там шуа жестокая борьба, за- только наслаждаться победой, и вы-: «ну», это «голову выше», вот это есть давать за счастье облалание достигну“ тым. Эта тенденция не захватывает «Платона Кречета»,. но он находится на пороге этой тенденции, & иной раз переступает этот порог. Здесь на- до искать происхождения пороков пьесы. Этот идиллический внутрен- ний взгляд, еще неглубоко понатый гуманизм отражаются на художест- венном качестве «Платона Кречета». Оттото теплота переходит порой в сан- тиментальность в словесной ткани пьесы, и мелодраматические ситуа- ции — в драмалуртические. Санти- ментализм — еще шаг — и манер- ность, еще шаг — и высокопарность: Этого в пьесе не так уж много, но все-таки... «Двенадцать часов... Тысячи влю- бленных прощаются последним поце- луем и встречаются первым...», или ‹я завидую напгим пилотам... им дано слыщать пульс вечности», или «отонь исканий гаснет... и сердце замирает от усталости» или «кто право дал те- бе (обращение к. черепу) оквозь ночь веков, закрытых нами навсегда (?) пронести в наш день свою улыбку». О любви к Лиде Платон. из’ясняется Tak: ‹..Я мечтаю об операции ©обст- венного сердца», а, увидев Лиду, он обрацтается к ней с таким чисто гим- назическим демонизмом: «Вы принад> лежите к категории тех женщин, ко- торых, увидев раз, не узнать нель- зя». Очевидно, все это можно сказать не так шаблонно, глубже, индивиду- альнее. Но этот. наивно-улыбчатый взгляд на мир мешает Корнейчуку серьезнее показать человеческое, ду- шевное, гуманистическое, Герой—хи- рурт, с котором могут подумать, что он — сухой человек, педант, «спец», никакой души. Так думает о нем ге- роиня. Герой для доказательства. «души» немедленно хватает скрипку и играет нечто невообразимо душев- ное. Зачем эти торопливые и та- кие наглядно-показательные доказа- тельства. Но Корнейчук считает, что ведь и так все ясно и не трудится в поисках более глубоких и серьез- ных примеров. В конце пьесы Аркадий, потерпев- ший катастрофу, признается Плато- ответ? Не знает Платон, что ему от- ветить, не’ думает но этому поводу, & автор тоже не задумался над тем, Rak тут ответить на этот важный и ответетвенный жизненный вопрос, он обошелся банальным «выше голову», Ху него нехватило времени, он торо- пился на свадьбу своего героя. Важ- но, чтобы все было хорошо, чтобы не было лишнего беспокойства! Корней- чук мало здесь думал. Он чересчур «только улыбался». Он пересюсюкал свою тему. И на его пьесу легла тень оптибочного толкования понятия «ва- житочной жизни», Однако «Платон Кречет» ничего общего не имеет `с тем свинетвом некоторых наших дра- матических и недраматических про- изведений, которые пол флагом co- циализма в глубине души считают, что самое главное, ради чего люди бо- рются за социализм, — это, чтоб хо- рошо пожрать, да чтоб выпить, ла 9106 ‘в нужную минуту, по знаку по-. нимающего режиссера, из-за кулис выскочило цветущее лвадцатидвух- летнее существо и бросилось вам на шею. Право, чего там еще нужно! Ничего общего с этой пошлостью «Платон Кречет» не имеет. Цель «Платона Кречета»—не жрат- ва, & человек. Любовь к человеку, поэтическое зерно пъесы. Гему co- циалистического гуманизма Корней- чук далеко не освоил, Но какая это тема! Какого она требует жизненно- го опыта, зрелости мысли, высокой культуры. Корнейчук молод неё толь- ко как художник, но и как человек, он только начинает эту тему и не только он. Но начинает неплохо, очень неплохо, уловив самое важное. И пусть иное привередливое ухо, слы- шащее в пьесе только шаблонные или слащавые звуки, прислуйтается к то- му, какая там звучит верная, чистая, удивительно певучая нота. Ее-то услышал многомиллионный зритель и ответил такими приветствиями. air Редакция присоединяется к точке зрения т. Юзовского. о пьесе «Платон Кречет» и считает на этом дискуссию Ну, что не знает, как/ему быть, что законченней,