са шумят“
	 
	В штабе
		<цена из спектакля ‹иеса шумят».
«Бати».
		новые конфликты и старые схемы  
	ый финале, выполняет по OTHO-
На действенность a ta a He пося- лики драмой. © KOCHOCTH, она oan an м герою чисто администра-
гают, кажется, даже крайние «ниги-  Герой революционной   ША CKHM посвятить свои вную идейно-воспитательную
листы». Она представляется катего-  эпохи, активный стро- А. БОР POB о главному — изобра- нь. nem y
рически необходимым свойством дра-  итель нового мира — $ жению нового героя.   ФУ .
	мы. О нен не говорят «так назы-   человек действия, ум- нового общества ‘ус-  Характерно, что и в драме и в теат-
	ре подмена жизненных противоречий
и активной действенности искусствен-
ным конфликтом всегда в той или
иной степени связана с изменой реа-
лизму: на сцену выволакиваются не
только мелодраматические  штамны,
но и аксессуары старого бытового те-
	атра и откровенный лубок. Bee это
‹эрзацы», не могущие  компенсиро-
вать отсутствие самого главного —
глубокого раскрытия духовного 6о-
гателва ясности, красоты  внутрен-
	‘толва. ясности, прасзоты Biny~ pen
него мира советского человека. Жан-
ровые краски, жаргон и комнитель-
	ваемая», «пресловутая». Спорят о
том, как может и должна обнаружи-
ваться эта действенность. Некоторым
драматургам она представляется
внешним признаком, чем-то вроде
проволочного каркаса. Другим хочет-
ся, чтобы в них признали художест-
венное родство, пусть дальнее, <
Чеховым. Они о действенности говс-
рят почтительным полушопотом, иро-
нически посмеиваясь над «творцами
интриги». Ведь только они, мастера
«драмы настроений», кудесники под-
текста, полутонов, многозначитель-
ной недоговоренности и прочих MgO-
готочий, знают, что такое истинная
действенность, глубоко скрытая под
внешней неподвижностью,.
	Но и те и другие, а тем более пи-
сатели, придерживающиеся более
правильных взглядов, согласны ©
тем, что действенность является не-
пременным свойством драмы. Это не
только основной закон гармонии B
данной области художественного
творчества, но и зеркало эпохи в той
мере, в какой драма той или иной
эпохи обнажала реальные жизненные
СВЯЗИ. .
	Теоретики реакционного символиз-
ма я декаданса озабочены созданием
неподвижного, мертвого театра.
Идеологам буржуазии, испуганным
молодой, бурлящей энергией рабоче-
го класса, ростом прогрессивных сил
народа, хочется хотя бы в искусстве
воплотить идеал неподвижности, не-
изменяемости, хочется кликушесками
воплями о вечности, о грозном, He-
подвижном лике Рока, о могуществе
подсознания заглушить суровые го-
OCA реальности, воинственный клич
истории, неумолимую работу револю-
ционного сознания. Это та линия,
которая об’единяет реакционный сим-
волистский театр предреволюцион-
вой Россий с нынешними  сцениче-
скими диверсиями Сартра.
	Современное искусство империали-
стяческого мира довело до известно-
го «совершенства» еще одно средет-
во борьбы с действенностью. Оно за-
ключается в стандартизации сюжета
и в таком форсировании внешнего
действия, при котором оно кажется
пошлой и плоской пародией на дей-
ствительность, эротическим или ми-
стическим фарсом, развивающимся со
стремительностью гоночного автомо-
биля. Известная американская лента,
состоящая из кинорепортажа © все-
возможных катастрофах и смертях,
представляет собой «классический»
образец издевательства над  дейст-
венной природой драматического и
киноискусства.
	Мы, деятели советского  тезтра,
понимаем действенность драмы, как
художественное выражение активно-
сти нашего народа, его преобразую-
щей мощи. Горький не переставал на-
поминать нам о действенности драмы
и театра, говоря о ней в тесной связи
с природой нового героя, человека
сильного, общественно активного,
освобождекного от  фетишизма бур-
жуазного мира: ‹..Драма, — писал
Горький,—требует движения, актив-
„ности героев, сильных чувств, быст-
роты переживаний, краткости и яс-
ности слова. Если этого нет в
ней — нет и драмы». He случай-
но Горький говорит прежде все
го © движении и активности, яв-
ляюшихся синонимами действенно-
	сти драмы. Не случайно также среди.
	качеств, требуемых драмой, Горький
называет сильные чувства, быстроту
“переживаний и ясность слова. Ибо
ясность слова — только выражение
ясности мысли, воли, желаний. Тут
в короткой горьковской фразе — не
только формальная, но и прежде все-
го конкретно-историческая, социаль-
ная программа общественно-активно-
то, действенного театра, тут обраще-
ние к герою, борцу и творцу, а не к
«липтнему» человеку, не к рефлекси-
рующему` интеллигенту или резонер-
ствующему мещанину.
		пешно борющегося <  пережитками
прошлого.

Для решения этой задачи необхо-
димо острое внимание драматурга к
новым конфликтам, глубокое знание
действительности и не менее глубо-
кое понимание ее противоречий. Эти
противоречия существуют, драматур-
ги в пьесах 1947 года заговорили о
них, но заговорили еще недостаточно
решительно, сбиваясь иногда на про-
торенные дорожки, прибегая ко все-
спасительным, ремесленническим «хо-
дам», уклоняясь от серьезного и по-
	». Злорят
кна обнаружи-
ть. Некоторым
представляется
чем-то вроде
Другим хочет-
али художест-
ь дальнее, с
венности говс-
упопотом, иро-

9   ный, одаренный, обогащенный передо-

выми общественными идеями. Это че-
ловек ясных мыслей, глубокого взгля-
да на жизнь и связь жизненных яв-
Jenni, me посторонний наблюдатель
действительности, а ее настойчивый
творец и преобразователь. Наша дра-
ма. должна в полной мере отвечать
его  страстному. наступательному
духу.
	Действенность советской оеалисти-
	ческой драмы невозможно симулиро-
вать, подменять дешевыми побрякуп-
ками мелодрамы; символистским ве-
леречием или изонтренной ремеслен-
нической интригой. Она должна быть
естественным зыраженнем глубокого
и общественно-значимого драматиче-
ского конфликта.
	Товарищ Жданов в своем выступ-
тении ‘Ha философской дискуссии
1947 года назвал критику и самокри-
	тику новым видом движения, новым
типом развития, новой диалектиче-
ской закономерностью. Тут букваль-
но каждое слово должно будить соз-
нание художника-драматурга, лолж-

рено OF
	но каждое слово должно будить сов-
нание художника-драматурга, долж-
но формировать наши  представле-
ния в области эстетической теории.
Только безнадежные ремесленники
да драматурии, по той или иной ари-
чине исчерпавшие свой творческий
потенциал, могут сетовать на то, что
наступил кризис старых приемов, ис-
пытанных веками  драматургических
«дебютов», что новаторство стало не
привилегией немногих, а обязанно-
стью каждого. Когда появилась на
сцене такая пьеса, как «Платон Кре-
чет», в которой были правдиво во-
плошены противоречия  социалисти-
ческого общества, на театре еще име-
ла хождение «Счастливая женщина»
Тригера. Сеголня эта пьеса уже не-
возможна. Мы не признаем в ней
никаких черт нашей, пусть минувшей,
жизни. Это старая, совсем старая
пьеса, в свое время кое-как переоде-
тая под современность.
	Но если из поля зрения автора,
пишущего о современной советской
действительности, исчезли старые фи-
гуры кулаков, вредителей; если ис-
чезли отточенные старым опытом фа-
бульные ходы и «кровавые» развяз-
ки; если интерес к общественным
коллизиям возрос в ущерб культу
личного, над пропагандой которого
несколько столетий трудилась `бур-
жуазия; — то значит ли это, что воз-
можности драматического писателя
сузились, что умалилась острота дра-
матических конфликтов?
	Наоборот. Неизмеримо умножи-
лись, обогатились возможности дра-
матургии. Ведь еще Чехов заметил,
что тот, кто изобретает новые окон-
чания пьес, тот открывает новую
эру. Чехов чувствовал, в какой безы-
сходный тупик занлю драматическое
искусство старого мира, сколь невоз-
можным стало’ для этого искусства
‘изобретательство Новых сюжетов,
новых «окончаний пьес» — человече-
ских судеб. Нашим народом открыта
новая эра, построено новое социали-
стическое общество, — возникли но-
вые противоречия, диктующие дра-
матургам и новые сюжеты, и новые
окончания пьес, Изменилось ‘в боль-
шой степени и самое понятие драма-
тичности: если старый театр фикси-
ровал по преимуществу катастрофи-
ческие отклонения личности от об-
шества, только непримиримые конф-
лникты, требовавигие трагических раз-
вязок, если это было мерилом и нор-
мой, то в наши дни, для нашего зри-
теля драматично малейшее отклоне-
ние личности от общества в области
‘нолитики, идеологии, морали, этики.
В этом величайшее преимущество со-
ветской драматургии. Отказавшись
от гипноза старых сюжетов, она мо-
жеёт посвятить себя целиком, без
остатка, изображению внутреннего
мира советского человека, его много-
гранной деятельности, показать его
значительность, духовное величие.
Воодушевленная непримиримой нена-
вистью к буржуазному миру, к пере-

 
		Д. МЕДВЕДЕНКО
	o
В последнее время Госулафствен-
	ный Еврейский театр все чаше обра-
щается к произведениям современной
тематики, И с каждой новой поста-
HOBKOH расширяются горизонты теат-
ра, преодолевается известная ограни-
ченность его кругозора. На сцену
выходят передовые представители со-
ветского общества, люди, чьи судь-
бы знаменательны и поучительны.
Это обязывает ‘театр к настоящим
творческим исканиям, и мы чувст-
вуем в его спектаклях зрелость и
остроту режиссерского замысла,
вдохновение и эмоциональную насы-
щенность актерской игры — черты,
порой напоминающие нам лучшие соз-
дания Госета. :
	Тридцатилетие Великой Октябрь-
	ской социалистической революции те-
атр встретил спектаклем, в котором
отражена героическая борьба совет-
ских партизан в тылу гитлеровских
войск. Пьеса «Леса шумят» принадле-
	жит перу Александра Брат и Героя
Советского Союза Г. Линькова, руко-
	водителя одного из крупнейших пар-
тизанских отрядов, автора чрезвычай-
но интересных воспоминаний о лесной
войне против захватчиков — книги
	«Война в тылу врага». На первый
взгляд может показаться. что мы
	имеем дело с очередной инсцениров-
кой. На деле, однако, пьеса отнюдь
		не является сценическим вариантом
ювести Линькова, хотя мы встречаем
в программе спектакля знакомые по
книге имена и нередко видим на сцене
события, напоминающие отдельные
эпизоды «Войны в тылу врага». Напи-
санная А. Братом и Г. Линьковым
	пьеса вполне самостоятельное произ-
		 
		Pn dh et be Sy ead baad ах
		 
	следовательного развития нового   ное украшательство речи никого He
драматического конфликта. обманут.

Показательна в этом омысле пье-  В пьесе A. Сурова ‘