мистическим настроениям, шедшим от определенных слоев крестьянской стихии, и той тоски об уходящем быте, которой захвачено было оскудевающее земель
ное дворянство, скорбящее об утрате и былых богатств и былой власти.
В этом хаосе идеологического эклектизма, густо окрашенного в идеалистические тона, господствующим лейтмотивом являлось индивидуалистическое мировоззрение, настойчиво подчинявшее себе все прослой
ки тогдашнего «передового общества» и находившее яркое отражение и в литературе и живописном искусстве.
Задачи этого искусства, в 60-70-80 гг., конечно, по-разному в каждое десятилетие оформлявшиеся идейным реализмом передвижничества, уже изживали себя в глазах тогдашних «социальных заказчиков», и на смену им уже выдвигались новые задачи и новые требования.
Задач и целей искусства эти «заказчики» — уходящее дворянство и крепнущая буржуазия — стали ис
кать уже «не в том, чтобы учить (как мечтали ранние передвижники), а в том, чтобы сделать людей счастливыми, доставляя им одно из самых высоких наслаждений».
От художников стали требовать только одного: «отражать мир таким, как он им кажется», и един
ственным критерием художественной деятельности стала выставляться «искренность художника»; на природу, содержание искусства и его форму предлагалось уже смотреть «лишь сквозь призму личности».
В силу этих обстоятельств тогдашние художники стали считать в числе своих общественных добродете
лей «свободу от политики», им было дорого «только искусство», им нравилось, по определению Г. И. Чулкова, «война эстетических школ, смена направлений в искусстве», они определяли себя, по словам С. П. Дя