‚ № 157 (11264)
		& ИЮНЯ 1849 с.
	799 -

A. G OHV
	Вакхическая
песня -
	Что смолкнул веселия глас?

Раздайтесь. вакхальны припевы!

Да здравствуют нежные девы

И юные жены, любившие вас!
Полнее стакан наливайте!
На звонкое дно
В густое вино

Заветные кольца бросайте!

Подымем стаканы, содвинем их разом!

Да здраветвуют музы, да здравствует

разум!

Ты, солнце святое, гори!

Как эта лампада бледнеет

Пред ясным восходом зари,

Так ложная мудрость мерцает и тлеет

Пред солнцем бессмертным ума.

Да здравствует солнце, да скроется тьма!
		Арион
	Беги, сокройся от очей,
Цитеры слабая царица!
Где ты, где ты, гроза царей,
Свободы гордая певица?
Приди, сорви с меня венок,
Разбей изнеженную лиру...
Хочу воспеть Свободу миру,
На тронах поразить порок,
	Открой мне благородный след

Того возвышенного галла,

Кому сама средь славных бед
Ты гимны смелые внушала.
Питомцы ветреной судьбы,
Тираны мира! трепещите!

А вы мужайтесь и внемлите,
Восстаньте, падшие рабы!
	Увы! куда ни брошу взор —
Везде бичи, везде железы,
Законов гибельный позор,
Неволи немощные слезы;
Везде неправедная власть
В сгущенной мгле предрассуждений
Воссела — рабства грозный гений
И славы роковая ‘страсть.
	Лишь там над царскою главой
Народов не легло страданье,
Где крепко с Вольностью святой
Законов мощных сочетанье;
Где всем простерт их твердый щит,
Где сжатый верными руками
Граждан над равными главами
Их меч без выбора скользит
	И преступленье свысока
Сражает праведным размахом;
Где неподкупна их рука
Ни алчной скупостью, ни страхом.
Владыки! вам венец и трон
Дает Закон —- а не природа, —
Стоите выше вы народа,

Но вечный выше вас Закон.
	И горе, горе племенам,
Где дремлет он неосторожно,
Где иль народу, иль царям
Законом властвовать возможно!
Тебя в свидетели зову,
О мученик ошибок славных,
За предков в шуме.бурь недавных
Сложивший царскую главу.
	Чаа
	ВОЛЬНОСТЬ
		Восходит к смерти Людовик
В виду безмолвного потомства,
Главой развенчанной приник
К кровавой плахе вероломства.
Молчит Закон - народ молчит,
Падет преступная секира...
И се - злодейская порфира
	На гадллах скованных лежит.
	Самовластительный злодей!
Тебя, твой трон я ненавижу,
Твою погибель, смерть детей
С жестокой радостию вижу.
Читают на твоем челе
Печать проклятия народы,

Ты ужас мира, стыд природы,
Упрек ты богу на земле.
	Когда на мрачную Неву
Звезда полуночи сверкает
И беззаботную главу
Спокойный сон отягощает,
Глядит задумчивый певец
На грозно спящий средь тумана
Пустынный памятник тирана,
Забвенью брошенный дворец —
	И слышит Клии страшный глас
За сими страшными стенами,
Калигулы последний час
Он видит живо пред очами,
Он видит - в лентах и звездах,
Вином и злобой упоенны,
Идут убийцы потаенны,
На лицах дерзость, в сердце страх.
			Молчит неверный часовой,
Опущен молча мост под’емный,
Врата отверсты в тьме ночной
Рукой предательства наемной..,
О стыд! о ужас наших дней!
Как звери, вторглись янычары!
Падут бесславные удары...

Погиб увенчанный злодей,
	И днесь учитесь, о цари.
	Ви наказанья, ни награды,
Ни кров темниц, ни алтари

Не верные для вас ограды.
Склонитесь первые главой

Под сень надежную Закона,

И станут вечной стражей трона
Народов вольность и покой.
	Даеву
		За что ж? ответствуйте: 3a TO AM,
Что ва. развалинах пылающей Москвы

Мы не признали наглой воли

Того, пол кем дрожали вы?

За то ль, что в бездну повалили
Мы тяготеющий над. царствами кумир

И нашей кровью искупили

‘Европы вольность, честь и Mup?..
	Вы грозны на словах — попробуйте на. деле:

Иль старый богатырь, покойный на постеле,
Не в силах завинтить свой измаильский штык?

Иль русского царя уже бессильно слово?
Иль ‘нам с Европой спорить ново?

Иль русский от побед отвык?

Иль мало нас? или от Перми до Тавриды,
От финских хладных кал до пламенной Колхилы,
	От потрясенного Кремля

До стен недвижного Китая,

Стальной шетиною сверкая,

Не встанет русская земля?.. .
Так высылайте ж нам, витии,

Свои> озлобленных сынов:

Есть место им в полях России,

Среди нечуждых им гробов.
1831 г.
	°К трудам рождает жар во мне,
	И ваши творческие думы
	К лев
	етникам..
	TB?
собою,
	О чем шумите ‘вы, народные витий?
Зачем анафемой грозите вы России?
	Что возмутило вас? ‘волнения Ли
Оставьте: это спор славян между
	Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою,
Вопрос, которого не разрешите вы,
		Уже давно между собою
Враждуют эти племена;
Не. раз клонилась под гроз
То их, то наша сторона.
	Кто устоит в неравном споре.
	Кичливый лях, иль верны
	Славянские ль ручьи сольются в русском море:
Оно ль иссякнет? вот. вопрос.
	Оставьте нас: вы не читали
Сии кровавые скрижали;
Вам непонятна, вам чужда
	Сия семейная вражда;
	й росс:
	Для вас безмолвны Кремль и Прага;
Бессмысленно прельщает вас
Борьбы отчаянной отвага—
	И ненавидите вы нас...
	Нас было много на челне;

Иные парус напрягали,

Другие дружно упирали

В глубь мощны веслы. В тишине

На руль склонясь, наш кормщик
умный

В молчаньи правил грузный челн};

А я - беспечной веры полн, —

Пловцам я пел... Вдруг лоно волн

Измал с налету вихорь шумный...

Погиб и кормщик, и пловец! —

Лишь я, таинственный певец,

На берег выброшен грозою,

Я гимны прежние пою

И ризу влажную мою

Сушу на солнце под скалою.
1827 г.
	Пророк
	Приветствую тебя, пустынный уголок,
Приют спокойствия, трудов и вдохновенья,
	Где льется дней моих невидимый

На лоне счастья и забвенья,
Я твой - я променял порочный дво
Роскошные пиры. забавы, заблуж
	На мирный шум дубров, на тишину полей,
На празлность вольную, подругу размышленья.
	свирдами,
шумят.
	Я твой-люблю сей темный сад
- С его прохладой и цветами,
	Сэй луг, уставленный душистыми
Где светлые ручьи в кустарниках
	Везде передо мной подвижные картины:
Здесь вижу двух озер лазурные равнины,
	Где парус рыбаря белеет иногда,
	За ними ряд холмов и нивы  полосаты,
	Вдали рассыпанные хаты,
	На влажных берегах бродящие стада,
Овины дымные и мельницы крилаты;
	Везде следы довольства и труда...
Я здесь. от суетных оков. освобожденный,
		Учуся в истине блаженство находи
	Свободною душой закон боготворить,
Роптанью не внимать толпы непросвещенной,
Учаестьем отвечать застенчивой мольбе
	И не завидовать судьбе
	Злодея иль глупца в величии неправом.
		Оракулы веков, здесь вопрошаю ва
В уединеньи величавом
	ОИ

поток В душевной зреют глубине.
	р цирцей,
ленья
	Но мысль ужасная здесь душу омразчает:
Среди цветущих нив и гор
Друг человечества печально замечает
Везде невежества убийственный позор.

Не видя слез, не внемля стонз,
На пагубу людей избранное сульбой,
Здесь барство дикое, без чувства, без закона,
Присвоило себе насильственной лозой
И труд, и собственность, и время земледельца.
Склонясь на чуждый плуг, покорствуя бичам,
Здесь рабство тошее влачится по браздам
Неумолимого владельца,
Здесь тягостный ярем до гроба все влекут;
Надежд и склонностей питать в душе не смея,
Здесь девы юные цветут
Для прихоти бесчувственной злодея.
Опора милая стареющих отцов,
Младые сыновья, товарищи трулоз,
Из хижины родной идут собой умножить
Дворовые толпы измученных рабов
О, если б голос мой умел сердца тревожить!
Почто в груди моей горит бесплодный жар,
И не дан мне судьбой витийства грозный дар?
Увижу ль, о друзья! народ неугнетенный
И рабство, падшее по манию царя,
И над отечеством свободы просвещенной
Взойдет ли, наконец, прекрасная заря?
	Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился,
И шестикрылый серафим
На перепутьи мне явился,
Перстами легкими, как сон,
Моих зениц коснулся он.
Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы.
Моих ушей коснулся он, —
И их наполнил шум и звон:
И внял я неба содроганье,
И горний ангелов полет,
И гад морских подводный ход, .
И дольней лозы прозябанье.
И он к устам моим прини
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный, и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой,
И он мне грудь рассек мечем,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвинул.
`Как труп, в пустыне я лежал,
И бога глае ко мне воззвал:
«Восстань, пророк, и вижль, и внемли,
Исполнись волею моей
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».
		ИЗ СТИХОТВОРЕНИЯ,
ПОСВЯЩЕННОГО
АДАМУ МИЦКЕВИЧУ
	Он между нами жил,

Средь племени ему чужого, злобы

В душе своей к нам не питал, и мы
Его любили. Мирный, благосклонный,
Он посещал беседы наши. С ним
Делились мы и чистыми мечтами,

И песнями (он вдохновен был свыше
И свысока взирал на жизнь). Нередко
Он говорил э временах грядущих,
	1834 г.
	Когда народы, распри позабыв,
В великую семью соединятся.
	Мы жадно слушали поэта. Он
Ушел на запад — и благословеньем
	Его мы проводили.
	Он гонит лени сон угрюмый, 1519 г,

 

я
Exegi monumentum * И назовет меня всяк сущий в ней язык,

Я памятник себе воздвиг нерукотворный, И гордый внук славян, и финн, и ныне дикий
К нему не зарастет народная тропа, Тунгуз, и друг степей калмык,
Вознесся выше он главою непокорной И долго буду тем любезен я народу,,

Александрийского столпа. Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Нет, весь я-не умру — душа в заветной лире Что в мой жестокий век восславил я Свободу
Мой прах переживет и тленья убежит — И милость к падшим призывал.
-И. славен буду я, доколь в подлунном uupe Веленью божию, о Муза, будь послушна,

Жив будет хоть один пиит, у Обиды’не страшась, не требуя венца, п
Слух обо мне пройдет по всей Руси великой, Хвалу и клевету приемли равнодушно,

И не оспоривай глупца. 1838
. Tr

 

» [Я воздвиг памятник]
	(Отрывок из поэмы)
	горит восток зарею новой.
Уж на равнине, по холмам
Грохочут пушки. Дым багровый
Кругами всходит к небесам
Навстречу утренним лучам.
Нолки ряды свои. сомкнули.
В кустах рассыпались стрелки.
Катятся ядра, свищут пули;
Нависли хладные штыки.
Сыны любимые победы,
Сквозь огнь окопов рвутся шведы;
Волнуясь, конница летит;
Пехота движется за нею
И тяжкой твердостью своею.
Ее стремления крепит.
И битвы поле роковое
Гремит, пылает здесь и там,
Но явно счастье боевое
Служить уж начинает нам.
Пальбой отбитые дружины,
Мешаясь, падают во прах.
Уходит Розен сквозь теснины;
Сдается пылкий Шлипенбах.
Тесним мы шведов рать за ратью;
Темнеет слава их знамен,
И бога браней благодатью
Наш каждый шаг запечатлен.
	 Тогда-то свыше вдохновенный
Раздался звучный глас Петра:
«За дело, с богом!» Из шатра,
Толпой любимцев окруженный,
Выходит Петр, Его глаза
Сияют, Лик его ужасен.
Движенья быстры. Он прекрасен,
Он весь как божия гроза.
Идет. Ему коня подводят.
Ретив и смирен верный конь.
Почуя роковой огонь,

Дрожит. Глазами косо водит
И мчится в прахе боевом,
Гордясь могущим седоком.
	Уж близок полдень. Жар пылает,
Как пахарь; битва отдыхает.
Кой-где гарцуют казаки,
Ровняясь строятся полки,

Молчит: музыка боевая.

На холмах пушки, присмирев,
„/Прервали свой голодный рев.
И: се — равнину оглашая
’Далече грянуло ‘ура;

Полки увидели Петра.
		i] o HA TasBa
	И он промчался пред полками,
Могуш: и радостен, как бой.
Он. поле пожирал очами.
За ним вослед неслись толпой
Сии птенцы гнезда Петрова —
В пременах жребия земного,
В трудах державства и войны
Его товарищи, сыны:
И Шереметев благородный,
И Брюс, и Боур, и Репнин,
И, счастья баловень безродный,
Полудержавный властелин.
	И перед синими рядами
Своих воинственных дружин,
Несомый верными слугами,
В качалке, бледен, недвижим,
Страдая раной, Карл явился.
Вожди героя шли за ним,
Он в думу тихо погрузился.
Смущенный взор изобразил
Необычайное волненье.
Казалось, Карла приводил
Желанный бой в недоуменье...
Вдруг слабым манием руки
На русских двинул он полки.
	И с ними царские дружины
Сошлись в дыму среди равнины;
И грянул бой, Полтавский бой!
В огне, под градом раскаленным,
Стеной живою отраженным,

Над падшим строем свежий строй
Штыки смыкает. Тяжкой тучей
Отряды конницы летучей,
Браздами, саблями звуча,
Сшибаясь, рубятся се плеча.
Бросая груды тел на груду,
Шары чугунные повсюду

Меж ними прыгают, разят,

Прах роют и’в крови шинят.
Швед, русский — колет, рубит, режет.
Бой барабанный, клики, скрежет.
Гром пушек, топот, ржанье, стон,
И смерть и ад со всех сторон.
	Среди тревоги и волненья,
На битву взором вдохновенья
Вожди спокойные глядят,
Движенья ратные следят,
Предвидят гибель и победу
И в тишине ведут Gecexy.
’Но‘близ московского’ царя
Кто воин сей под: сединами?
Двумя поддержан казаками,
Сердезной ревностью горя,
Он оком опытным героя
	Любви, надежды, тихой славы
Недолго нежил нас обман,
Исчезли юные забавы,

Как сон, как утренний туман;
Но в нас горит еще желанье,
Под гнетом власти роковой
Нетерпеливою душой

Отчизны внемлем призыванье,
Мы ждем е томленьем упованья
Минуты вольности святой,

Как ждет любовник молодой
	Минуты верного свиданья.

Пока свободою горим,

Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!
Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вепрянет ото сна,

И на обломках самовлаетья
Напишут наши имена!
	Послание А. С. Пушкина декабристам
		Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье,
Не пропадет ваш скорбный труд
И дум высокое стремленье.
	Несчастью верная сестра,
Надежда в мрачном подземелье,
Разбудит бодрость и веселье,
Придет желанная пора:
	Ответ декабристов
	Струн вещих пламенные звуки
До слуха нашего дошли,

К мечам рванулись наши руки,
Но лишь оковы обрели.
	*
Но будь покоен, бард: цепями,
Своей судьбой гордимся мы,
И за затворами тюрьмы
_ В душе смеемся над царями.
	С некоторого времени Северо-Американ-  
ские Штаты обращают на себя в Европе
внимание людей наиболее мыслящих. Не
политические происшествия тому виною:
Америка спокойно совершает свое поприще,
доныне безопасная и цветущая, сильная
уиром, упроченным ей географическим ее
положением, гордая своими учреждениями.
Но несколько глубоких умов в недавнее
время занялись исследованием нравов и по-
становлений американских, и их наблю-
дения возбудили снова вопросы, которые
полагали-давно уже решенными. Уважение
Б сему новому: народу и к его уложению,
плоду новейшего просвещения, сильно по-
колебалось. С изумлением‘ увидели демокра-
тию. в ее отвратительном цинизме, в ее же-
стоких предраесудках, в ее нестерпимом ти-
ранетве. Вее благородное, бескорыстное, все
возвышающее душу человеческую — подав-
ленное неумолимым эгоизмом и страстию к
довольству (comfort). pe... eee eee
рабство негров посреди образованности и
свободы; родословные гонения в народе, не
имеющем: дворянства; со стороны ‹избира-
телей алчность и зависть; со стороны управ-.
ляющих робость и подобострастие; талант,
из уважения к равенству, принужденный
в добровольному остракизму... такова кар-
тина ‘Американских Штатов, недавно‘ вы-
ставленная перед нами.

 
	Отношения Штатов в индийеким племе-
	нам, древним владельцам земли, ныне 5806-
ленной европейскими выходцами, подверг-
	Любовь и дружество до вас
Дойдут сквозь мрачные затворы,
	Как в ваши каторжные новы
	Доходит мой свободный глас.
	1821 г.
	Оковы тяжкие падут,
Темницы рухнут — и свобода
Вас примет радостно у входа,
И братья меч вам отдадут.
	А. С. Пушкину
	®
Наш скорбный труд не пропадет:
Из искры возгорится пламя, —
И православный наш народ
Сберется под святое знамя.
	®
Мечи скуем мы из цепей
И вновь зажжем огонь свободы,
И с нею грянем на царей, —
И радостно вздохнут народы.
1827 г.
	  лись также строгому разбору новых наблю-
дателей. Явная несправедливость, ябеда и
бесчеловечие Американского Конгресса осу-
ждены с негодованием; так или иначе, чрез
меч и огонь, или от рома и ябеды, или
средствами более нравственными, но дикость
должна исчезнуть при приближении циви-
лизации. Таков неизбежный закон. Остатки
хревних обитателей Америки скоро совер-
шенно истребятся; и пространные степи,
веобозримые реки, на которых сетьми и
стрелами добывали они себе пищу, обратят-
ея в обработанные поля, усеянные дерев-
нями, и в торговые гавани, где задымятея

пироскафы и а флаг американ-
ский...

В Нью-Йорке недавно изданы «Запиеки
Джона Теннера», проведшего тридцать лет
в пустынях Северной Америки, между ди-
Кими ее обитателями. Эти «Записки» дра-
тоценны в0’всех отношениях, Они самый
полный, и вероятно последний, документ бы-
тия народа, коего скоро не останетея и сле-

  ОВ. Летописи племен безграмотных, они

разливают истинный свет на 10, что неко-

 терые философы: называют естественных

состоянием человека; показания простодуш-
ные и бесстрастные, они наконеп будут сви-
детельствовать перед светом о средствах,
которые Американские Штаты употребляли

в ХХ столетии к ‘распространению своеге
владычества и христианской цивилизаций.

 

 

 
	(Из рецензии А Пушкина на зЗаписки
	Джона leHHepar, опубликованные в Нью-
Йорке в 1830 г.).
	Взирает на волненье боя.
Уж на коня не вскочит он,
Одрях, в изгнанье сиротея, `
И казаки на клич Палея

Не налетят со веех сторон!
Но что ж его сверкнули ‘очи,
И гневом, будто мглою ночи,
Покрылось старое чело?

Что возмутить его могло?
Иль он сквозь бранный дым увидел
Врага Мазепу, и в сей миг
Свои лета возненавидел
Обезоруженный старик?
		Мазепа, в луму погруженный,
Взирал на битву, окруженный
Толпой мятежных казаков,
Родных, старшин и сердюков,
Вдруг выстрел. Старец обратился,
У Войнаровского в руках
Мушкетный ствол еще дымился,
Сраженный, в нескольких шагах,
Младой казак в крови валялся,
А конь, весь в пене и в пыли,
Почуя волю, дико мчался,
Скрываясь в огненной дали.
Казак на гетмана стремился
Сквозь битву с саблею в руках,
С безумной яростью в очах.
Старик, под’ехав, обратился
К нему с вопросом, Но казак
Уж умирал. Потухший зрак
Еще грозил врагу России;

Был мрачен помертвелый лик,
И имя нежное Марии

Чуть лепетал еше язык,

Но близок, близок миг победы.
Ура! мы ломим; гнутся шведы.
О славный час! о славный вид!
Еще напор — и враг бежит

И следом конница пустилась,
Убийством тупятся мечи,

И падшими вся степь покрылась,
`Как роем черной саранчи.
	Пирует Петр. И горд и ясен
И славы полон взор его.

И царский пир его прекрасен,
При кликах войска своего,

В шатре своем он угощает
Своих вождей, вождей чужих,
И славных пленников ласкает,
И за`учителей своих .
_Заздравный кубок подымает.

1828—1829 гг.
					Лжон Теннер
	(Отрывок)
	Восстань, о Греция, восстань *.
Недаром напрягала силы,
Недаром потрясала брань
Олимп, и Пинд, и Фермопилы. _
	Под сенью ветхой их вершин
Свобода. юная возникла

На гробах Перикла
На : мраморных Афин.
	Страна героев и богов
Расторгла. рабские вериги
При пеньи пламенных стихов
Тиртея, Байрона и Риги. .
: 1829 г..

* Незаконченное стихотворение. Написан
по поводу.-Адрианопольского мира.

 
		2
	_ О предисловии г-на Лемонте к переводу басен И. А. Крылова
	- (Отрывок)
	взглянул не с настоящей точви а велвкот
сподвижника великого Петра,
°_ Соединяя необыкновенвую силу soit

необыкновенною силою понятия; Ломони® _

обнял все отрасли просвешения. thane
уки была сильнейшею страстию сей ут
исполненной страстей. Историк, ритор, №
ханик, химик, минералог, художник и м 
хотворепц, OW Bee испытал и 866 ирония
Первый углубляется в историю отечет®,
утверждает ‘правила общественное язы
его, дает. законы и образцы влаесической
красноречия, с несчастным Ряхмалом 1 
‘угадывает открытия ‘Франклина, УЧ 
дает фабрику, сам сооружает мазины, ди
художества мозаическими произведения
й наконец открывает нам истинные #27 
‚Ники нашего поэтячаекого языка...
	‚.Вак. материал словесности, язык сла-
вяно-русский имеет неоспоримое превосход-
ство, пред. всеми европейскими: сульба его
была чрезвычайно счзетлива...

Г. Лемонте напрасно думает, что влалы:
цеетво татар оставило ржавчину наруеском
языке. Чуждый ‘язык распроетраняетея не
саблею и пожарами, но собетвенным оби-
Jew п превосходством. Вакие. же новые
понятия, требовавшие. новых слов, могло
прицести нам кочующее племя варваров, не
имевших ни словесности, ни торговли, ни
	законодательства” Их нашествие пе оста-
	 вило никаких следов в языке образованных
	китайцев, и предки наши, в течение двух
веков стоная под татарским: игом, на: языке
родном молились ‘русскому богу, проклинали
грозных властителей и передавали друг
	другу свои сетования. Таковой же пример
	О муза пламенной сатиры!
Приди на мой призывный клич!
Не нужно мне’ гремящей лиры,
Вручи мне Ювеналов: бич!

Не подражателям холодным,
Не переводчикам голодным,
Не безответным рифмачам
Готовлю язву эпиграмм!

Мир вам, несчастные поэты!
		“oe А  8 FF & F& FF 8 F&F 8 F&F Вх -

Мир вам, журнальные клевреты,
Мир вам, смиренные глупцы!

А вы; ребята-подлецы, —

Вперед! Всю. вашу сволочь буду‘
Я мучить казнию стыда!

Но. если же кого забуду,
Прошу напомнить, господа! .
О, сколько лиц бесстыдно-бледных,
О, сколько лбов широко-медных.
Готовы от меня принять
Неизгладимую печаты
		! видели мы в новейшей Греции. Какое лей-
	ствие имеет на порабощенный нарол еохра-
	‚Чение его языка? Рассмотрение сего вопро-
са завлекло бы ‘нае слишком далеко. Как
	бы те ни” было, едва ли полёотни татарских
слов перешло‘ в ‘русский язык. Войны ли-
тоБекие  не’ имели ‘также влияния на `судь-
	бу нашего языка; он один оставался  не-
прикосновенною собственностию несчастного.
		В царствование Петра 1-го начал он при-
метно искажаться от необходимого введения
	толландских, немецких и франпузеких слов.
	Сия мода распространяла свое влияние и
на писателей; в то. время покровительствуе-
мых государями и вельможами; к счастию,
явился Ломоносов: ©  ”. и:

Г. Лемонте в эдном замечания говорит п
8се0б’емлющем генин Ломоносова: но он