ваніе, необходимо знаніе жизни, людей, общеніе съ ними, такъ какъ уже самое это общеніе способствуетъ самообразованію, расширяетъ кругъ зрѣнія. Отсюда необыкновенный подъемъ искусства въ Россіи, пробужденіе силъ, долго спав
шихъ подъ гнетомъ чуждыхъ формъ, чуждаго содержанія, чуждой школы, подъ гнетомъ подражательности и полнаго отсутствія своего, національнаго.
Сюжетъ въ искусствѣ начинаетъ играть свою роль — временно; по правдѣ, ему дается часто даже слишкомъ много мѣста въ ущербъ формѣ и техникѣ, въ ущербъ художественности; искусство становится тенденціозно, — и сюжетъ его по преимуществу національный; проявляются и свои особенности въ передачѣ содержанія, сюжета, и особенно природы: пейзажи проникаются
большимъ чувствомъ, обнаруживаютъ болѣе теплоты, искренней, внутренней, а не внѣшней, какъ у западныхъ народовъ, любви къ природѣ.
Въ такую-то пору попалъ Илья Ефимовичъ въ Петербургъ и въ Академію. Живой, впечатлительный, общительный юноша У сразу захваченъ этимъ движеніемъ; въ компаніи съ ближайшими товарищами рвется онъ впередъ къ просвѣщенію, къ самообразованію, ищетъ его въ широкой средѣ просвѣщен
ныхъ людей. Въ компаніи съ ближайшими товарищами зачитывается И. Е. Рѣпинъ современной беллетристикой, выдающими историческими сочиненіями. Правда, недостаточно подготовленный образованіемъ, слишкомъ еще скромный, не смѣлый, онъ невольно увлекается смѣлыми рѣчами болѣе образованныхъ, болѣе искусныхъ собесѣдниковъ, спорщиковъ, невольно подчиняется ихъ мнѣніямъ, ихъ взглядамъ и, неувѣренный еще въ себѣ, не смѣетъ выступать съ своими личными сужденіями, мнѣніями, принаравливая ихъ къ господствую
щему наставленію, вопреки, можетъ быть, тому, что подсказываетъ ему его художественное чутье. Чтобы стать самостоятельнымъ, ему недостаетъ еще сознанія своихъ силъ въ пониманіи искусства. Такъ, по крайней мѣрѣ, объ
ясняю я его первыя письма изъ Италіи, писанныя молодымъ художникомъ къ его другу-руководителю, Вл. Вас. Стасову, и опубликованныя послѣднимъ безъ вѣдома автора. Не ходилъ бы И. Е. Рѣпинъ «какъ обухомъ по головѣ хваченный», какъ пишетъ Тургеневъ Я. Полонскому изъ Парижа, если бы опубликованіе этихъ писемъ его не смущало, если бы то, что онъ тамъ писалъ, было его самостоятельнымъ внутреннимъ убѣжденіемъ, а не принаравливался онъ въ нихъ скорѣе къ взглядамъ и вкусамъ своего друга. Я вижу подтвержденіе этого предположенія и въ томъ еще, что Илья Ефимовичъ, пере
печатавшій недавно въ сборникѣ свои воспоминанія, статьи и письма изъ-заграницы, среди нихъ не помѣстилъ этихъ писемъ, которыя достать теперь гораздо труднѣе, чѣмъ что-либо другое изъ перепечатаннаго въ сборникѣ. Под
твержденіе своего предположенія вижу я и въ статьѣ его «Въ защиту новой Академіи», въ той осторожности, съ которой говоритъ онъ о новыхъ на
правленіяхъ въ искусствѣ, съ которой оправдываетъ онъ эти направленія, эти
исканія новыхъ задачъ, новыхъ средствъ къ разрѣшенію тѣхъ задачъ. Какъ онъ боится навязывать молодежи свои взгляды, свое пониманіе, какъ бы со
знавая, что какое-либо насиліе въ пониманіи искусства ни къ чему свѣтлому,
живому привести не можетъ. Искусство, какъ все живое, развивается, и безъ развитія существовать не можетъ. Всѣ эти исканія представляютъ естественный
шихъ подъ гнетомъ чуждыхъ формъ, чуждаго содержанія, чуждой школы, подъ гнетомъ подражательности и полнаго отсутствія своего, національнаго.
Сюжетъ въ искусствѣ начинаетъ играть свою роль — временно; по правдѣ, ему дается часто даже слишкомъ много мѣста въ ущербъ формѣ и техникѣ, въ ущербъ художественности; искусство становится тенденціозно, — и сюжетъ его по преимуществу національный; проявляются и свои особенности въ передачѣ содержанія, сюжета, и особенно природы: пейзажи проникаются
большимъ чувствомъ, обнаруживаютъ болѣе теплоты, искренней, внутренней, а не внѣшней, какъ у западныхъ народовъ, любви къ природѣ.
Въ такую-то пору попалъ Илья Ефимовичъ въ Петербургъ и въ Академію. Живой, впечатлительный, общительный юноша У сразу захваченъ этимъ движеніемъ; въ компаніи съ ближайшими товарищами рвется онъ впередъ къ просвѣщенію, къ самообразованію, ищетъ его въ широкой средѣ просвѣщен
ныхъ людей. Въ компаніи съ ближайшими товарищами зачитывается И. Е. Рѣпинъ современной беллетристикой, выдающими историческими сочиненіями. Правда, недостаточно подготовленный образованіемъ, слишкомъ еще скромный, не смѣлый, онъ невольно увлекается смѣлыми рѣчами болѣе образованныхъ, болѣе искусныхъ собесѣдниковъ, спорщиковъ, невольно подчиняется ихъ мнѣніямъ, ихъ взглядамъ и, неувѣренный еще въ себѣ, не смѣетъ выступать съ своими личными сужденіями, мнѣніями, принаравливая ихъ къ господствую
щему наставленію, вопреки, можетъ быть, тому, что подсказываетъ ему его художественное чутье. Чтобы стать самостоятельнымъ, ему недостаетъ еще сознанія своихъ силъ въ пониманіи искусства. Такъ, по крайней мѣрѣ, объ
ясняю я его первыя письма изъ Италіи, писанныя молодымъ художникомъ къ его другу-руководителю, Вл. Вас. Стасову, и опубликованныя послѣднимъ безъ вѣдома автора. Не ходилъ бы И. Е. Рѣпинъ «какъ обухомъ по головѣ хваченный», какъ пишетъ Тургеневъ Я. Полонскому изъ Парижа, если бы опубликованіе этихъ писемъ его не смущало, если бы то, что онъ тамъ писалъ, было его самостоятельнымъ внутреннимъ убѣжденіемъ, а не принаравливался онъ въ нихъ скорѣе къ взглядамъ и вкусамъ своего друга. Я вижу подтвержденіе этого предположенія и въ томъ еще, что Илья Ефимовичъ, пере
печатавшій недавно въ сборникѣ свои воспоминанія, статьи и письма изъ-заграницы, среди нихъ не помѣстилъ этихъ писемъ, которыя достать теперь гораздо труднѣе, чѣмъ что-либо другое изъ перепечатаннаго въ сборникѣ. Под
твержденіе своего предположенія вижу я и въ статьѣ его «Въ защиту новой Академіи», въ той осторожности, съ которой говоритъ онъ о новыхъ на
правленіяхъ въ искусствѣ, съ которой оправдываетъ онъ эти направленія, эти
исканія новыхъ задачъ, новыхъ средствъ къ разрѣшенію тѣхъ задачъ. Какъ онъ боится навязывать молодежи свои взгляды, свое пониманіе, какъ бы со
знавая, что какое-либо насиліе въ пониманіи искусства ни къ чему свѣтлому,
живому привести не можетъ. Искусство, какъ все живое, развивается, и безъ развитія существовать не можетъ. Всѣ эти исканія представляютъ естественный