венного репортажа» искусству фотографии, пренебрежительное отношение к предварительной организации материала (якобы «инсценировкам»), резкие суждения об отдельных фо
тографиях и фоторепортерах, работающих в реалистическом плане, свидетельствуют, что перестройка художника — явление длительное и еще незавершенное.
О дальнейшей практике формализма в фотографии очень искренно и интересно рассказал на дискуссии И. Сосфенов, еще недавно
разделявший с Б. Игнатовичем теоретическое руководство известной группой фоторепортеров. Последовательно, иллюстрируя свою речь примерами из практики, И. Сосфенов убедительно доказал закономерность развала формалистической группы, под натиском новой советской тематики, на-голову разбившей огра
ничительные рамки наносной буржуазной эстетики.
«Самым ценным в нем (Родченко. С. М.) для нас было стремление создать свой художественный язык»... Так характеризует И. Сосфе
нов задачу, воспринятую у Родченко группой Б. Игнатовича. Родченковокую эстетику группа применила и широко развила в фоторепор
таже. В основу многих ее работ был положен примат приемов. Три-четыре приема оказыва
лись универсальными, любая тема вгонялась в их рамки. «Упаковка», «косина», «разгон по углам» и применение оптики «наоборот», как выразился Сосфенов, — вот в чем заключалась основная теория группы. Был в речи приведен очень наглядный пример применения такого метода: «Снимали митинг на заводе «Серп и Молот». Снимал Игнатович. Он
«покосил» на 45°, дал часть толпы, а в углу трубу. Как мы говорили — «упаковано» было идеально! Митинг есть, завод есть, — больше ничего не надо!».
Найденные группой, сами по себе вовсе небесполезные в практике фоторепортера приемы стали довлеть над темой. «Тема понималась механически как сумма подлежащих вос
произведению объектов», «трактовка темы оказывалась совершенно независимой от смысла», «мы совсем разучились думать над окружающей жизнью», — честно признается И. Сосфенов. «Наше искусство оказалось неспособным оценивать явления жизни».
Сейчас группа Игнатовича перевооружается и дает нередко образцы фоторепортерского мастерства, но надо, чтобы перевооружение не увело некоторых из бригады Игнатовича в другую крайность, — в производство неполноценных в формальном отношении снимков, носящих уже не формалистские, а натуралистические черты.
Серьезно и небезуспешно ищет путь перестройки Е. Лангман. Он хорошо владеет фор
мальными премами фотографии, которым в прошлом подчинялась вся его работа. Теперь его волнует тема. Если раньше тема снимков зависела от примененной композиции, гру
бо говоря: «вгонялась в кадр», теперь прием подчиняется теме и заставляет ее «звучатьвыразительнее. Отсюда и превосходный первый план в казахстанских снимках: ковер в кибит
ке стахановца Кузинбаева, пласты вспаханной земли с трактором на горизонте. Ковер этот Лангман вполне правильно оправдывает фоль
клором. Вспаханную землю он оправдывает тем, что она — земля эта — социально очень осмысленный объект. И это правильно, так как данный снимок, как ни один ему подобный, показывает образцовую обработку земли. Снимок безукоризненно грамотен не только в пла
не нового фотографического приема, но и в агротехническом отношении, что для фоторепортажа, который представляет Лангман, весьма немаловажно.
Отличный знаток техники фотографии, искушенный экспериментатор, опытный фоторе
портер, Лангман может сделать еще большие успехи, широко используя свои знания фотографического приема, но решительно отказавшись от тех формалистических вывихов, ко
торые были у него отмечены и осуждены на
дискуссии («Портрет шахтера» и др.) и которые еще сохраняются в отдельных его «современных» снимках.
Неприятное впечатление оставило выступление фоторепортера Л. Смирнова, — предста
вителя «молодежи», уже успевшего поплутать в дебрях формализма.
У Л. Смирнова зазнайство, свойственное, к сожалению, многим фотоработникам, приобрело крайнюю форму.
На дискуссии жестоко и с разной мерой справедливости критиковали Б. Игнатовича. Особенно досталось ему — и это полностью
справедливо — за старание отмолчаться на дискуссии. Но речь Смирнова против Игнатовича — это было не слово критика, не свиде
тельство об ошибках школы, к которой при
надлежал автор, — его речь прозвучала как ухарский удар в спину бывшего товарища по работе и единомышленника.
Главной помехой в развитии фоторепортажа Смирнов пытался изобразить... редакторов.
«Наши редакторы, — заявил он на дискус
«Остатки формализма имеются в снимке А. Родченко «Прыжок спортсмена» (из высказываний т. П. А. Бляхина на дискуссии).
тографиях и фоторепортерах, работающих в реалистическом плане, свидетельствуют, что перестройка художника — явление длительное и еще незавершенное.
О дальнейшей практике формализма в фотографии очень искренно и интересно рассказал на дискуссии И. Сосфенов, еще недавно
разделявший с Б. Игнатовичем теоретическое руководство известной группой фоторепортеров. Последовательно, иллюстрируя свою речь примерами из практики, И. Сосфенов убедительно доказал закономерность развала формалистической группы, под натиском новой советской тематики, на-голову разбившей огра
ничительные рамки наносной буржуазной эстетики.
«Самым ценным в нем (Родченко. С. М.) для нас было стремление создать свой художественный язык»... Так характеризует И. Сосфе
нов задачу, воспринятую у Родченко группой Б. Игнатовича. Родченковокую эстетику группа применила и широко развила в фоторепор
таже. В основу многих ее работ был положен примат приемов. Три-четыре приема оказыва
лись универсальными, любая тема вгонялась в их рамки. «Упаковка», «косина», «разгон по углам» и применение оптики «наоборот», как выразился Сосфенов, — вот в чем заключалась основная теория группы. Был в речи приведен очень наглядный пример применения такого метода: «Снимали митинг на заводе «Серп и Молот». Снимал Игнатович. Он
«покосил» на 45°, дал часть толпы, а в углу трубу. Как мы говорили — «упаковано» было идеально! Митинг есть, завод есть, — больше ничего не надо!».
Найденные группой, сами по себе вовсе небесполезные в практике фоторепортера приемы стали довлеть над темой. «Тема понималась механически как сумма подлежащих вос
произведению объектов», «трактовка темы оказывалась совершенно независимой от смысла», «мы совсем разучились думать над окружающей жизнью», — честно признается И. Сосфенов. «Наше искусство оказалось неспособным оценивать явления жизни».
Сейчас группа Игнатовича перевооружается и дает нередко образцы фоторепортерского мастерства, но надо, чтобы перевооружение не увело некоторых из бригады Игнатовича в другую крайность, — в производство неполноценных в формальном отношении снимков, носящих уже не формалистские, а натуралистические черты.
Серьезно и небезуспешно ищет путь перестройки Е. Лангман. Он хорошо владеет фор
мальными премами фотографии, которым в прошлом подчинялась вся его работа. Теперь его волнует тема. Если раньше тема снимков зависела от примененной композиции, гру
бо говоря: «вгонялась в кадр», теперь прием подчиняется теме и заставляет ее «звучатьвыразительнее. Отсюда и превосходный первый план в казахстанских снимках: ковер в кибит
ке стахановца Кузинбаева, пласты вспаханной земли с трактором на горизонте. Ковер этот Лангман вполне правильно оправдывает фоль
клором. Вспаханную землю он оправдывает тем, что она — земля эта — социально очень осмысленный объект. И это правильно, так как данный снимок, как ни один ему подобный, показывает образцовую обработку земли. Снимок безукоризненно грамотен не только в пла
не нового фотографического приема, но и в агротехническом отношении, что для фоторепортажа, который представляет Лангман, весьма немаловажно.
Отличный знаток техники фотографии, искушенный экспериментатор, опытный фоторе
портер, Лангман может сделать еще большие успехи, широко используя свои знания фотографического приема, но решительно отказавшись от тех формалистических вывихов, ко
торые были у него отмечены и осуждены на
дискуссии («Портрет шахтера» и др.) и которые еще сохраняются в отдельных его «современных» снимках.
Неприятное впечатление оставило выступление фоторепортера Л. Смирнова, — предста
вителя «молодежи», уже успевшего поплутать в дебрях формализма.
У Л. Смирнова зазнайство, свойственное, к сожалению, многим фотоработникам, приобрело крайнюю форму.
На дискуссии жестоко и с разной мерой справедливости критиковали Б. Игнатовича. Особенно досталось ему — и это полностью
справедливо — за старание отмолчаться на дискуссии. Но речь Смирнова против Игнатовича — это было не слово критика, не свиде
тельство об ошибках школы, к которой при
надлежал автор, — его речь прозвучала как ухарский удар в спину бывшего товарища по работе и единомышленника.
Главной помехой в развитии фоторепортажа Смирнов пытался изобразить... редакторов.
«Наши редакторы, — заявил он на дискус
«Остатки формализма имеются в снимке А. Родченко «Прыжок спортсмена» (из высказываний т. П. А. Бляхина на дискуссии).