ваши нужны- хоть бы один стойку сделал- ну неужели интересно: не корабль в море, а море в корабле?! 

(Кажется нет у автора такого названия. Да не в названии дело, не в словах, а в том,что не в словах дело). 

Нет, конечно, когда смеется анендоту один рассказчик- кошмар само по себе, но кошмар этот еще не окончательный- окончательность кошмара зависит не от самой ситуации, а все-таки от анендота: кто же тут чего не понял- он или они? Рассказчик или все остальные? 

(Тут надо отвлечься: дела у художника Александра Пономарева идут вообще-то- дай Бог не сглазить. Ни от какого незнания непризнавания он не страдает, опять же и Слава Богу. Не о незнаниии и непризнавании речь- а вот о тупом постмодернистском принятии к сведению. А эти дела вершит не только Бог, но и почтенная публика. Говорят, это одно и то же в принципе. В перспективе. За линией горизонта. Но мы-то здесь, перед линией. Мы с вами и с художником). 

Я-то, собственно, тоже ведь как-то не так воспитан, лично мне не очень хочется это признавать, неохота даже выговаривать, но что поделаешь: бывает ведь и такой случай. И при всей естественности, чумазости, натуральности Пономарев такой художник, обращаясь к которому надо что-то понимать и чего-то знать. Так бывает. 

Нет, дело не в эрудиции, подавно ни в какой элитарности- просто требуется войти в его мир. 

Это не то, что сложно, но это как-то не очень принято- причем у такого обыкновения серьезные резоны: отказываться от непосредственности просто опасно, и мы все это хорошо знаем и помним. Поступаться правом первого взгляда- последнее дело. Глаз умней головы, и картину смотрят глазами, а не ушами и языком. Морочившие нам мозги высокой идейностью социалистического реализма как раз и вели наступление на естественное органическое зрительское чувство. И небезуспешно. Так что весь опыт и история ИСКУССТВА БЕЗ ПОДЛОСТИ был еще и во многом борьбой за право видеть глазами. 

И ведь пожалуй что весь концептуалистский опыт атак на непосредственный взгляд и утверждения взгляда опосредствованного, оснащенного концепцией, сводится к двум случаям- либо полемики с органикой, спора, который так спором и остается, а 

8 

весь вопрос- достаточен ли, интересен ли резон, чтобы спор здесь затеять, чтоб переспорить же не может быть и речи- это просто опыт показывает. Либо же сами концептуалистские резоны врастают, интегрируются в наш нормальный зрительский опыт, и полемика с эстетикой сама оказывается в очередной раз эстетикой, да еще какой- вот как у Булатова. И кто скажет, где кончается органика генетическая, а где начинается нажитая? И однако... Нет, и сколько же раз приходилось слышать- внутренним слухом или обыкновенным: не понимаешь- ну и не лезь... - Знаете, просто тут надо знать что-то, чего вы тут не знаете... Вот так. И много много чего в том же роде. Да и собственный-то авторский опыт- ну кто же из авторов не бывал не понят? И кому же это непонятно- что такое быть непонятым... Понимаете,  непонял  бывает разный. Но если оставить в сторонке пока классическое тупое непонимание, подавно непонимание организованное, целенаправленное и наконец нормальное непонимание, простое непонимание как вопрос времени- но случаи, когда будучи в чем-то где-то непонят, недовоспринят он со временем доходил до понятия о том, что не так его поняли-недовосприняли, как не совсем так понял-недоделал чего-то все-таки он сам. Автор. Бывает. Кто не признается? Ну, возможно, что не признается гений. И обязательно не признается психопат. 

В принципе искусство работает с общим опытом- общим всем. В принципе. На том стоит по природе- а исключения- они и есть исключения. Бывают, но не для того, чтобы на них опираться- вот для этого как раз правила. 

В восемьдесят первом Монастырский позвал меня в МАНИ- Московский Архив Нового Искусства- тот номер, который сам и делал. Тогда все были в одной куче: Монастырский-Алексеев-Пригов-Пацюков-Панитков-Жигалов с Абалаковой-Гройс-БакштейнРубинштейн-Захаров-Мухоморы-Кизельватер-Донской-РошальСкерсис-Альберт, а Герловины только-только уехали. 

На самом деле было в той же нуче народу еще больше и народ еще разнообразней- вплоть до Булатова с Васильевым- но я постарался назвать тех, кто так или иначе понимали себя как особенно большие концептуалисты, а поскольку архив  и вообще затевался с целью в том числе оставить следы- следы среды- следы, скажем, оживленных обсуждений и обильных комментариев к тем же   прогулкам за город  все той же общей компанией, да