Тем более, что то и есть пресса. ( Это вам не шуточки Московского концептуализма!... -какие-то восторги рижского Родника  года 88, тогда уже чуть запоздалые, вдогонку общемосковским). Какие шуточки. 

И еще одно отступление. Ну что немцы- не люди? И что, совсем так уж и не может быть у немцев немецкой клюквы? Только потому, что свою мы так хорошо знаем? И верно ли, что немецкий экспрессионизмус- ценнейшее немецкое достояние XX века? Хоть бы и из этого и исходило большинство немецких музеев. А вот Ленц-Шенберг исходили, по всему судя, из чего-то другого. Нет, конечно, Нольде, скажем, это Нольде, да и Кольвиц остается Кольвиц хотя бы по подготовке  любить люби, да чаще взглядывай . 

Но так и кажется, что до нельзя надоел Ленцу и Шенбергу французский вкус- т.е. как раз не вкус, а само это выражение. Фразеологическое сращение.  Французский вкус ,  французскийвкус ... А немецкий что же- эксцесс? Сплошной эксцессионизм на столетие... А Может так быть? И вот скажем, в Бременском музее, как воочию увидали мы с Холиным и Сапгиром в 92 году, удалось-таки выяснить, что нет, не совсем так. Совсем не так- как удалось выяснить, и показать наглядно. Экспрессионизм экспрессионизмом, пусть его оглушает, как он это любит, но заглушить другую традицию- нет, так не получается. И традицию самую что ни на есть немецкую. Если это и не называется вкус- (возможно, не берусь судить)- назовите это толк. Глазомер- не знаю- точность, чувство меры- но если это не вкус, то работает оно не хуже вкуса. А верней это тот же вкус, но в более абстрагированном, обобщенном виде. И очень убедительном. 

Минималистские, конструктивистские, конкретистские работы, будучи собраны воедино, весьма весно противостоят расхожей экспрессионистской катастрофичности как методу- действительно, не бывает жизни без катастроф, но как может на самом деле катастрофа быть постоянным жизненным модусом и рабочим методом?... 

(Сюжет этот, насколько помню, на московской выставке коллекции Л-Ш с такой отчетливостью не прорисовывался, хотя кое-что проступило четко: на почетном месте работа Штейнберга- белый натюрморт начала 60-х, дотеоретической эпохи. Просто невоз

14 

можно не представить себе, как почетного гостя, которого, конечно же, в первую голову должны заинтересовать всякая геометрия и русский супрематизм, повели потчевать Штейнбергом 7080-х с самым роскошным густым гарниром из БЕЛОГО НИЧТО подо всяческими соусами Галины Маневич. И как гость, накушавшись вволю и поблагодарив за угощение наукой, сказал Ja,ja. Danke sehr. Das ist белое ничто унд русиш модерн супрематизмус. Sehr gut. Alles richtig. Все было интересно. Но вот это по-моему - просто очень хорошая работа. Извините. 

И взял хорошую). 

Собственно, это я к тому, что хватит, может, наконец тужиться, высматривая в традиционно изобильном стихо- и живописании какую-то особую непосредственность, задушевность-природность а то и народность? Здоровей, непосредственней всех оказывается зритель, вышколенный сильней всех самой что ни есть, казалось бы, аскезой конструктивизма-супрематизма-минимализма и т.д. Потому что это никакая и не аскеза- во всяком случае, не изуверство, не выверты, не сухость и не отказ от искусства- это и есть искусство непосредственно- т.е. в самой естественной, природной, устойчивой и удобной для себя форме. Неизбыточной. 

Так вот экспансия-экспрессия-агрессия-то на бескрайних размерах холстинах, призванных изображать брандмауэры, и поражала и перенималась первым делом- но как-то сама по себе, без резонов своего появления. И даже когда стал уже заводиться кое-какой опыт своего сквота и кайфа на Фурманном, затем на Южинском и Крапивенском, движущие резоны и экспрессионистские корни новой дикости по-моему все равно остались за пределами. Да и сквот-быт был свой, местный, без особой экспансии, экспрессии и бундесполиции- и слава Богу. Не так сквот, как неразбериха. Что бывало хорошо, то бывало здорово, а что старалось быть сильно ново-дико, выходило ново не больно и скорей диковато. Не знаю, кто подходил к этой новой дикости ближе первых, дофурманных сквоттеров из  Детского сада , Виноградова, Ройтера и Филатова- но и им она вроде бы не пригодилась. Иное дело Кашляков. 

Все понятно: это иронический колоссаль в иной фазе- не экспрессия мятежности, а экспрессия остолбенения. Конечно, у немцев было и это, но все дело в том, что тут уже совершенно 

15