груба и холодна; она не трогаетъ, не владѣетъ той поэтической, до безконечности разнообразной рѣчью, которая такъ дорога, близка и понятна нашей славянской натурѣ.
Эта племенная славянская черта нс могла не отразиться и въ искусствѣ и никогда это не было такъ очевидно, какъ именно въ настоящую эпоху. А между тѣмъ, давно-ли было то время, когда на нашихъ, тогда изрѣдка устраи
вавшихся выставкахъ, пейзажей почти вовсе не было и фигурировали одни только гигантскіе «историческіе» холсты да портреты? Ихъ мѣсто смѣнили жанровыя картины: мы стали думать, усиленно отдались современнымъ вопро
самъ общественной жизни, и публицистическій литературный жанръ, тотъ, что принято называть «идейнымъ» и «тенденціознымъ», сталъ доминирующимъ на нашихъ выставкахъ; но рядомъ съ нимъ, правда въ очень ограниченномъ коли
чествѣ, стали появляться и пейзажи. Это были первыя, робкія, неувѣренныя и очень скромныя попытки; художники какъ будто стыдились того, что они
посвящали себя такимъ безполезнымъ пустякамъ, и, все-таки, съ каждымъ годомъ ихъ становилось все больше и больше,—и посмотрите, что представ
ляютъ наши послѣднія выставки, какъ не безпредѣльное море пёйзажей, среди которыхъ, какъ одинокіе островки, попадаются картины другихъ родовъ живописи! Въ одномъ мѣстѣ ихъ больше, въ другомъ меньше, но вездѣ пейзажъ подавляетъ все остальное, не только количественно, но и художественнымъ значеніемъ.
Еще лѣтъ 20 назадъ мнѣ пришлось слышать слова почтеннаго художника, которыя тогда казались тѣмъ болѣе странными, что это былъ жанристъ, ярый представитель господствовавшаго въ то время реалистическаго направленія съ опредѣленнымъ публицистическимъ оттѣнкомъ: «Увидите, говорилъ онъ, прой
детъ десятокъ, другой лѣтъ, и художники нс будутъ писать ничего, кромѣ пейзажа». Кто бы могъ думать тогда, что это были вѣщія слова и что ими можно характеризовать уже настоящее время, особенно, если подъ словомъ «пейзажъ» понимать не внѣшнія его признаки, а самую его сущность, то художественное содержаніе, тѣ элементы, которые воздѣйствуютъ прежде всего на область чувства, а не одного только разсудка, слагаясь въ такъ называемое «настроеніе», не зависимо отъ того, будетъ ли это портретъ, статуя, историческая картина, или пейзажъ въ тѣсномъ значеніи этого слова.
Различіе между всѣми отдѣльными родами живописи постепенно сглаживается, отличительныя черты каждаго изъ нихъ мало-по-малу исчезаютъ. По
являются историческія картины, въ которыхъ нѣтъ историческаго факта; жанры, въ которыхъ нѣтъ не только поученія, идеи, но даже разсказа; портреты незнакомыхъ намъ людей, не поражающіе насъ ни сходствомъ, ни яркимъ характе
ромъ изображеннаго лица, ни даже стереоскопичностью рельефа, и тѣмъ не менѣе такія произведенія сплошь и рядомъ чаруютъ насъ своей художественностью.
Припомните пейзажи Ап. Васнецова на послѣдней передвижной выставкѣ, изображающіе старую Москву, и попытайтесь опредѣлить, гдѣ здѣсь кончается пейзажъ и начинается историческая живопись? или найдите подобную демарка
ціонную линію въ картинахъ Рериха изъ эпохи «Старой Руси?» Припомните жанровыя картины Архипова, Виноградова и другихъ,—есть-ли въ нихъ хотя малѣйшій признакъ разсказа, литературнаго содержанія, которое считалось необходимымъ и отличительнымъ для всякой жанровой картины? А портреты