ИЗ ИНОСТРАННОЙ ПЕЧАТИ

М. Рейнгардт о театре
Наш театральный мир в опасности, мы идем к упадку.
Я только что вернулся из путешествия, я посетил много городов в разных странах, и везде я констатировал одни и те же угрожающие симптомы.
Я не говорю о материальной стороне дела: здесь, повидимому, все обстоит благополучно, посещаемость зрелищ не упала. Но театр, как тако
вой, его самые высокие дели, его репертуар, труппа находятся в состоянии полного разложе
ния, Качество драматической продукции заметно
понизилось, и кинематограф, хотя он еще только в зачатке своего развития, и, за очень редкими исключениями, не может еще считаться искус
ством, начинает уже перетягивать к себе зрителя. Лучшие актеры театра уходят играть для экрана.
„Город блестящих сборов“
Таким, как ни странно, оказался город, в котором театральное искусство находится в наибольшем упадке, — Париж.
По статистическим данным, валовые сборы всех театров, варьетэ и кино Парижа выразились в 1926 г. во внушительной сумме в 500 миллионов франков.
Данные по отдельным театрам показывают, что наибольшая посещаемость за этот год падает на так наз. «серьезные» театры: «Большой оперы», «Комической оперы» и театра, «Одеон». Валовой сбор этих трех театров 190 миллионов франков. Ревю и варьетэ дали 133 милиона франков, в то время, как на долю всех кино-театров падает сумма В 146 МИЛЛИОНОВ.
Любопытно, что наиболее слабые сборы наблюдались в, театрах, расположенных вдоль бульваров, дающих «легкий» репертуар с порнографическим уклоном.
По поводу этих данных, известный театральный журналист Антуан замечает:
«Никогда еще у парижан не наблюдалось столь сильной тяги в театр, как в наши дни. Но никогда мы не имели столь жалких пьес, как сейчас
Французские театры переживают не экономический, а чисто художественного свойства кризис»...
И, несомненно, идеологический — добавим мы.
Германский режиссер
Эрвин Пискатор
ни: создать подлинно революционный театр и независимо ни от каких препятствий, которые фактически возникают в Германии на каждом шагу, прокладывать дорогу искусству революционного пролетариата.
Попутно, из слов великолепного собеседника, выяснилось, что не меньшее внимание он обращает и на технику своего производства,
Пискатор с большим оживлением рассказывал о том, как он настойчиво добивается высокого качества театральной продукции, как
он много и подолгу думает об использовании новейшей техники для нового искусства, жизнерадостность которого требует новой системы и новых материалов для его воспроизведения, наконец, как ему связывает в этом руки полиция
и экономически удушают социал-меньшевики, не разделяющие его взглядов.
Смотря на Пискатора, я воочию увидел, как полно живет этот художник своими идеями, как близок он к интересам революционного движения, как жадно реагирует он и прислушивает
ся к каждому шороху, происходящему в этом направлении в СССР.
Восторженно рассказывая о своем театре, о неудачах и планах на будущее, Пискатор настолько увлекся беседой, что тут же, передо
мной, возникла целая груда фото с постановок, режиссерских текстов и, наконец, тут же набросанных чертежей существующих и проектируемых им технических нововведений и чисто реж
жиссерских графиков.
... Идя от Пискатора по шумным, разнаряженным улицам Берлина, я остро почувство
вал, какое трагическое противоречие висит над этой страной, как невыносимо, давит капиталистическая пята подлинную энергию художника.
Следующее наше свидание было в театре, где Пискатор, с удивительной подробностью, демонстрировал свою сцену, оборудованную действительно по последнему слову техники.
На этом заканчиваются беглые воспоминания, конечно, отнюдь не претендующие на характери
стику этого многранного театрального мастера и активного революционера.
Мне хочется надеяться, что советская Москва, в ближайшее же время увидит этого большого художника в одном из своих театров, хотя бы на его «гостевой» постановке, а Пискатор, в свою очередь, воочию убедится в том, во что он твердо верит и откуда страстно ждет живого ответа.
В. А. Павлов