„МАТРАЦ
(Театр Революции)
Театру Революции много дано, с него мы вправе и много спрашивать.
Превосходная труппа, воспитанная на революционном репертуаре, внимательное отношение к театру советских и партийных органов, и наконец, кадр зрителей, привыкших к театру, любящих его. Это — дано.
А спросится: дать советской демократии в Москве зрелище, которое отвечало бы требованиям активных работников революции, побывав
ших на фронтах, поработавших на субботниках, голодавших и холодавших, содействовавших своим горбом хозяйственному возрождению стра
ны, а сейчас рассеянных по советским, хозяйственным и партийным органам, строящим социализм, сохранившим пафос военного коммунизма и не растерявшим его в годы НЭП’а, восстановления и реконструкции нашего хозяйства.
Задача высокая и задача благодарная, но вместе с тем и задача очень трудная. Нужно выбиться на арену художественной жизни со своим репертуаром, со своими приемами игры, выдержать конкуренцию великолепно законсервированных академических театров.
У театра Революции имеются все данные, чтобы работать также успешно, как работают в те
атре им. МГСПС. Эти два театра особенно ценны потому, что по их репертуару, по их оформлению равняется советская провинция. Таким образом они являются показательными театрами — всякое их достижение и успех уходят за пределы Москвы.
Поэтому вполне понятно и естественно строгое, взыскательное отношение к театрам Революции и МГСПС.
Если МГСПС вышел с честью из сезона 1926— 1927 года, то, к сожалению, этого нельзя сказать про театр Революции. Неудачи преследовали театр с самого начала сезона. Пожалуй, самой совершенной постановкой оказалась постановка пьесы Иллеша «Купите револьвер». Несколько слабее оказался «Рост».
Последняя постановка театра — «Матрац» Б. Ромашева вышла во всех отношениях незадачли
вой. Прежде всего, комедия «Матрац» оказалась мало подходящей для театра «революционного пафоса». Превосходная в чтении, пьеса не заладилась у постановщиков — Глаголина и Ромаше
ва. Спутались планы, комедия съехала на фарс, в котором совершенно неуместно звучала пате
тика и серьезность иных моментов. Не вышло дело и с типажем: превосходные актеры получили благодарные сценически роли несуществующих в жизни людей — где и кто в жизни встре
чал таких профессоров, таких коммунистов, та
ких, наконец, полумистических персонажей, как некий Умывайлов, герой пьесы?
Надуманность типажа, оторванность от реальной жизни придали фарсовый характер спектаклю, при чем особенно фальшиво звучали положения драматические.
Фабула — незамысловатая: у профессора Огурцова сварливая жена, никчемный сынок и дочь коммунистка, занимающаяся журналистикой. Домашний бедлам не мешает профессору пропове
дывать и читать лекции о новом быте и даже спорить на диспутах с Бухариным. И вот, у борца за новый быт переменили на чердаке его ма
трац. Заваривается в домкоме ваша. Появляется проходимец Умывайлов, раздувает скандал, увлекает профессора из дома, таскает его на бега, заставляет проигрывать казенные деньги, спаивает,
доводит до галлюцинаций и сам, наконец, вешается.
Потрясенного, выбитого из колеи Огурцова увозит на дачу его дальний родственник, коммунист, оказавшийся сыном профессора, — профессор выздоравливает, все недоразумения с матрацом улаживаются и даже появление Умывай
лова, который раздумал умирать и отпросился на юбилей профессора из допра, не нарушает всеобщей радости и благополучия.
Явно фарсовые моменты пьесы Ромашева, несерьезность ее в целом, нежизненность персона
жей и положений, лишили постановку характера социальной сатиры. Пьеса и постановка оказались в театре Революции целиком не ко двору.
А, между тем, исполнители, каждый в отдельности и все вместе, оказались явно увлеченными пьесой и сыграли ее с высоким я, увы, напрасным мастерством.
Особенно хорош Зубов в роли профессора, — он и смешон, и изящен, и трогателен. Плавал в своей фантастической роли Орлов-Умывайлов, смешивший до упаду. Богданова в роли коммуни
стки-журналистки (таких мы тоже не видали) была изящна, и интересна. Сахарный, глазиро
ванный коммунист — Азанчевский тоже в грязь не ударил в общем ансамбле, особенно в любов
ных сценах с небывалой горничной Офенгейм. И так далее, и тому подобное.
В заключение мы должны сказать театру Революции вполне откровенно и по-товарищески:
— Дорогие товарищи! Не забывайте, что на вас смотрит, вам верит и хочет в вас видеть свой
театр московская советская, профессиональная и партийная публика. Не забывайте имени вашего театра — слово Революция обязывает. Дайте нам пафос строительства, отразите культурный сдвиг нашего десятилетия, работайте над созданием со
ветского большого стиля. Вам много дано, с вас много и спросит рабочий класс Москвы.
В. Ашмарин
ТЕАТР им. МГСПС
КОНСТАНТИН ТЕРЕХИН“ Прыщ — АРИСТОВ
(Театр Революции)
Театру Революции много дано, с него мы вправе и много спрашивать.
Превосходная труппа, воспитанная на революционном репертуаре, внимательное отношение к театру советских и партийных органов, и наконец, кадр зрителей, привыкших к театру, любящих его. Это — дано.
А спросится: дать советской демократии в Москве зрелище, которое отвечало бы требованиям активных работников революции, побывав
ших на фронтах, поработавших на субботниках, голодавших и холодавших, содействовавших своим горбом хозяйственному возрождению стра
ны, а сейчас рассеянных по советским, хозяйственным и партийным органам, строящим социализм, сохранившим пафос военного коммунизма и не растерявшим его в годы НЭП’а, восстановления и реконструкции нашего хозяйства.
Задача высокая и задача благодарная, но вместе с тем и задача очень трудная. Нужно выбиться на арену художественной жизни со своим репертуаром, со своими приемами игры, выдержать конкуренцию великолепно законсервированных академических театров.
У театра Революции имеются все данные, чтобы работать также успешно, как работают в те
атре им. МГСПС. Эти два театра особенно ценны потому, что по их репертуару, по их оформлению равняется советская провинция. Таким образом они являются показательными театрами — всякое их достижение и успех уходят за пределы Москвы.
Поэтому вполне понятно и естественно строгое, взыскательное отношение к театрам Революции и МГСПС.
Если МГСПС вышел с честью из сезона 1926— 1927 года, то, к сожалению, этого нельзя сказать про театр Революции. Неудачи преследовали театр с самого начала сезона. Пожалуй, самой совершенной постановкой оказалась постановка пьесы Иллеша «Купите револьвер». Несколько слабее оказался «Рост».
Последняя постановка театра — «Матрац» Б. Ромашева вышла во всех отношениях незадачли
вой. Прежде всего, комедия «Матрац» оказалась мало подходящей для театра «революционного пафоса». Превосходная в чтении, пьеса не заладилась у постановщиков — Глаголина и Ромаше
ва. Спутались планы, комедия съехала на фарс, в котором совершенно неуместно звучала пате
тика и серьезность иных моментов. Не вышло дело и с типажем: превосходные актеры получили благодарные сценически роли несуществующих в жизни людей — где и кто в жизни встре
чал таких профессоров, таких коммунистов, та
ких, наконец, полумистических персонажей, как некий Умывайлов, герой пьесы?
Надуманность типажа, оторванность от реальной жизни придали фарсовый характер спектаклю, при чем особенно фальшиво звучали положения драматические.
Фабула — незамысловатая: у профессора Огурцова сварливая жена, никчемный сынок и дочь коммунистка, занимающаяся журналистикой. Домашний бедлам не мешает профессору пропове
дывать и читать лекции о новом быте и даже спорить на диспутах с Бухариным. И вот, у борца за новый быт переменили на чердаке его ма
трац. Заваривается в домкоме ваша. Появляется проходимец Умывайлов, раздувает скандал, увлекает профессора из дома, таскает его на бега, заставляет проигрывать казенные деньги, спаивает,
доводит до галлюцинаций и сам, наконец, вешается.
Потрясенного, выбитого из колеи Огурцова увозит на дачу его дальний родственник, коммунист, оказавшийся сыном профессора, — профессор выздоравливает, все недоразумения с матрацом улаживаются и даже появление Умывай
лова, который раздумал умирать и отпросился на юбилей профессора из допра, не нарушает всеобщей радости и благополучия.
Явно фарсовые моменты пьесы Ромашева, несерьезность ее в целом, нежизненность персона
жей и положений, лишили постановку характера социальной сатиры. Пьеса и постановка оказались в театре Революции целиком не ко двору.
А, между тем, исполнители, каждый в отдельности и все вместе, оказались явно увлеченными пьесой и сыграли ее с высоким я, увы, напрасным мастерством.
Особенно хорош Зубов в роли профессора, — он и смешон, и изящен, и трогателен. Плавал в своей фантастической роли Орлов-Умывайлов, смешивший до упаду. Богданова в роли коммуни
стки-журналистки (таких мы тоже не видали) была изящна, и интересна. Сахарный, глазиро
ванный коммунист — Азанчевский тоже в грязь не ударил в общем ансамбле, особенно в любов
ных сценах с небывалой горничной Офенгейм. И так далее, и тому подобное.
В заключение мы должны сказать театру Революции вполне откровенно и по-товарищески:
— Дорогие товарищи! Не забывайте, что на вас смотрит, вам верит и хочет в вас видеть свой
театр московская советская, профессиональная и партийная публика. Не забывайте имени вашего театра — слово Революция обязывает. Дайте нам пафос строительства, отразите культурный сдвиг нашего десятилетия, работайте над созданием со
ветского большого стиля. Вам много дано, с вас много и спросит рабочий класс Москвы.
В. Ашмарин
ТЕАТР им. МГСПС
КОНСТАНТИН ТЕРЕХИН“ Прыщ — АРИСТОВ