No 106 

бѣ, папа, и о моихъ маленькихъ братьяхъ... Я думаю о васъ, какъ только остаюсь одинъ, то-есть, ложусь въ постель (потому что пока за нами наблюдаютъ-это мѣшаетъ думать); тогда я крѣпко закрываю глаза и представляю себѣ васъ такъ ясно. Но я такъ долго не имѣлъ отъ васъ никакихъ новостей, и, кажется, что горе затуманило мою память, какъ слезы туманятъ зрѣніе... Теперь я уже не такъ ясно себѣ васъ представляю, я долго ищу васъ, сомкнувъ вѣки. И мнѣ страшно: а вдругъ ваши лица изгладятся совсѣмъ изъ моей памяти! Я больше не буду знать, какъ вы выглядите... У меня больше не будетъ никого... Я кричу отъ страха... Я не хочу потерять память, я хочу удержать ее, цѣпляюсь за воспоминанія, хочу васъ звать... Но есть слова, которыхъ тутъ не слышно никогда, и когда я зову - папа  или  мама , то я не узнаю больше своего голоса. 

ЖУРНАЛЪ-КОПѢЙКА. 

ГРАФИНЯ, ВЫШЕДШАЯ ЗАМУЖЪ ЗА ГОРОДОВОГО. 

Въ Нью-Іоркѣ нашумѣлъ недавно бракъ графини розини, дочери банкира, съ полицейскимъ Послѣдній однажды, когда лошади понесли въ которой сидѣла графиня, спасъ ей жизнь. отецъ взялъ тогда Вернера къ себѣ въ теперь осиротѣвшая послѣ смерти отца вышла замужъ за своего спасителя. На нашемъ сункѣ графиня изображена вмѣстѣ со своей мой лошадью. 

И тогда мнѣ кажется, что вы также не знаете больше, какъ выглядитъ вашъ маленькій Гастонъ; вы забыли обо мнѣ, и мои братья меня не узнали-бы. У меня нѣтъ больше папы, нѣтъ мамы, нѣтъ а братьевъ, нѣтъ дома-у меня нѣтъ ничего своего, даже платка въ карманѣ. И въ головѣ нѣтъ ничего-не с чемъ вспоминать... какъ-будто я уже безъ имени, какъ-будто это не я... я опускаюсь въ какую-то черную пропасть, плачу всю ночь напролетъ. 

Теперь, конечно, появился новорожденный, котораго тогда ожидали; у меня есть маленькій братецъ, а я его не видѣлъ... Онъ, вѣроятно, занялъ мое мѣсто въ комнатѣ. И безъ меня у васъ теперь все- таки четверо дѣтей; и самый маленькій видитъ васъ и слышитъ, пользуется той частью, которая когда-то была моей... 

Я плакалъ такъ много, что у меня сдѣлалась лихорадка и меня отправили въ больницу. Старый докторъ въ очкахъ знаетъ все, что заключенные сдѣлали, за что они сюда попали; онъ долго разспрашивалъ меня о моемъ проступкѣ; онъ качаетъ головой и неизвѣстно-о чемъ думаетъ. Однажды, когда онъ пришелъ вмѣстѣ съ директоромъ, онъ сталъ измѣрять мой лобъ тесьмой. Я знаю, что я некрасивъ съ моимъ большимъ лбомъ, 

съ маленькимъ острымъ носомъ, острымъ подбородкомъ и торчащими ушами; поэтому я приготовился къ выраженію удивленія и вопросамъ. Но докторъ отвернулся и заговорилъ 

3 

о другомъ; я даже удивился, когда онъ, сдѣлавъ движеніе рукою, громко воскликнулъ:  Несчастный поэтъ! . Я не знаю, о какомъ поэтѣ онъ говорилъ, но я жалѣлъ еготакой странный голосъ былъ въ ту минуту у доктора. 

Еще разъ, милый папа, милая моя мама, я прошу у васъ прощенія. Можетъ быть, вы потому не хотите меня принять обратно, что у васъ по-прежнему мало денегъ и мало мѣста. Но если-бы я вернулся, я бы почти не зачималъ мѣста, я обошелся бы безъ кровати и я почти ничего не ѣмъ, я никогда не голоденъ; ахъ, я совсѣмъ исправился! Я больше не хочу на воздухъ, какъ бы ни сіяла весна, у меня нѣтъ желанія дышать глубже. И я могу оставаться, не двигаясь, не разговаривая, и не бойтесь, что я буду пѣть, какъ я дѣлалъ это раньше, когда этого нельзя было. 

Папа, мама, возьмите меня обратно; я обойдусь безъ всего, даже безъ одежды. Теперь я ложусь на свою койМаку, совсѣмъ съежившись, Вернеромъ. прижавъ руки къ бокамъ-я карету, знаю, что я больше не выБанкиръ- росту. И внутри я тоже весь конторщики, сжался-я знаю, что я больдѣвушка ри- ше не буду смѣяться. У мелюби- ня только одно желаніе жить возлѣ васъ въ маленькомъ уголкѣ. Мои глаза больше не заглядываютъ въ даль, моя голова не хочетъ знать ничего новаго. О я теперь совсѣмъ не дурной, какъ раньше... 

САМОѢДЫ ВЪ МОСКВѢ. 

Пер. Е. Гильде. 

Въ московскомъ зоологическомъ саду показываютъ только-что привезенпую изъ тундръ Архангельской губерніи семью самоѣдовъ въ обстановкѣ ихъ обыденной жизни.