въ министерскихъ и окружныхъ комиссіяхъ, но даже въ печати и среди самихъ преподавателей. А то при чтеніи распоряженія объ увеличеніи учительскихъ окладовъ рублей на сто въ годъ невольно приходитъ на умъ басня о горѣ, разродившейся мышью. Положимъ, на чай получить лучше, нежели не получить ничего, но неблагодарные учителя чего добраго подумаютъ, что россійское правительство, со свойственной ему практической сметкой, надолго отыгралось этимъ начаемъ отъ заботъ о человѣческомъ существованіи презрѣнныхъ педагоговъ. Едва ли послужитъ для нихъ утѣшеніемъ, что нищенскій результатъ хлопотъ о повышеніи окладовъ объясняется не случайной неудачей, а самою сущностью русской государственной мудрости. Можетъ ли Россія тратить деньги на такіе пустяки, какъ приличное вознагражденіе учителей или устройство достаточнаго числа школъ для возростающаго населенія, когда этимъ деньгамъ предстоитъ сыпаться безъ счета и мѣры на покрытіе расходовъ первой, „желѣзной“, необходимости — на постройку бездоходныхъ дорогъ, на хищниковъ-инженеровъ и администраторовъ, на откармливаніе блестящаго сонма великихъ князей и сановниковъ, на воспособленія прокутившимся дворянамъ, на насажденіе русской „культуры“ въ Желтороссіи? Привыкшему къ своей комической роли г. Зенгеру остается только испускать слабый пискъ въ отвѣтъ на ходатайства объ учрежденіи новыхъ учебныхъ заведеній: учреждайте молъ сами, намъ министръ финансовъ не позволяетъ. А пока будетъ по прежнему процвѣтать въ дѣлѣ воспитанія своеобразная русская политика — такъ какъ дознано, что для успѣшной борьбы съ иностранцами необходимы не только ружья и солдаты, но силы ума и духа, то мы будемъ дѣлать все отъ насъ зависящее, чтобы плодить недорослей и ташкентцевъ.
Но если нашему министру Народнаго Просвѣщенія и не дано расширить область своего вліянія, то онъ принимаетъ мѣры, чтобы заявить о себѣ качественнымъ усовершенствованіемъ образованія. Къ нему перешло отвѣтственное дѣло реформы средней школы, и онъ уже достигъ въ проведеніи ея крупныхъ результатовъ. У всякихъ неудобныхъ споровъ и возраженій по существу, заранѣе отнята почва обычнымъ въ послѣднее время фортелемъ Высочайшаго повелѣнія. Основныя положенія реформы провозглашены неизмѣнно въ результатѣ частныхъ бесѣдъ министра съ Императоромъ, и. Государственному Совѣту, какъ высшему законодательному учрежденію Имперіи, остается только вращаться въ кругѣ этихъ основныхъ положеній. Что же касается до разработки учебныхъ плановъ и всѣхъ техническихъ деталей, то она поручена ученому комитету и Совѣту Министра, активная роль которыхъ при осуществленіи реформы, очевидно, объясняется тѣмъ, что они составлены изъ ветерановъ толстовскаго и деляновскаго режима, подлежащаго отмѣнѣ. Такая парадоксальная постановка дѣла реформы и составляетъ собственно оригинальный вкладъ зенгеровскаго творчества. Въ остальномъ намѣчается сплошная компиляція, по русской пословицѣ: „всякаго жита по лопатѣ“. Тутъ и нѣсколько гимназій съ двумя классическими языками, но безъ того минимума свѣдѣній по русскому языку и исторіи, который признается необходимымъ въ менѣе гуманитарныхъ заведеніяхъ. Тутъ и преобладющій типъ „надломленнаго“ классицизма, ставящій себѣ цѣлью пріобщить лучшихъ своихъ питомцевъ къ культурѣ Горація и Овидія, и призванный внѣ всякаго сомнѣнія питать всѣхъ учениковъ усвоеніемъ на время неправильныхъ глаголовъ и послѣдовательности временъ. Тутъ и патріотическая исторія для малыхъ ребятъ, придуманная генераломъ Ванновскимъ, и обрывки естествознанія, чтобы отвязаться отъ любителей природы, и тѣлесныя упражненія, которыми такъ удобно затыкать пробѣлы въ таблицѣ часовъ, и объединеніе программы первыхъ трехъ классовъ, какъ недостаточное, хотя и невольное, признаніе идеи, что основаніе средняго образованія должно быть единое и общеобязательное. Но тутъ же и коренная разница типовъ заведеній, противупоставленіе „ученой“ школы съ надломленнымъ классицизмомъ, практической школы съ реальнымъ образованіемъ и еще какого-то прихвостня, шестиклассной школы для приготовленія къ „службѣ въ губерніи“.
Если европейское общество, какъ видно, напр., изъ реформы средней школы во Франціи, изъ допущенія реалистовъ въ университеты въ Германіи, переростаетъ эти кастовыя противодоположности школъ, то какъ же русскому правительству въ лицѣ Г. Э. Зенгера, не проводить началъ школьной сословности и профессіональной обособленности различныхъ типовъ заведеній?
Особаго вниманія заслуживаетъ въ „Основныхъ Положеніяхъ“ усиленіе религіозныхъ и нравственныхъ элементовъ воспитанія, такъ какъ въ данномъ случаѣ мы имѣемъ прямо личное указаніе монарха. Нѣкоторый матеріалъ для уразумѣнія смысла этого указанія даетъ опубликованный лѣтомъ циркуляръ министра къ попечителямъ округовъ по поводу распущенности учениковъ среднихъ учебныхъ заведеній. Свидѣтельствуя о весьма распространенномъ среди молодежи неуваженіи къ наставникамъ и властямъ и объ успѣхахъ революціонной пропа
ганды въ среднихъ школахъ, министръ не ограничивается выговоромъ педагогамъ за послабленія и истолкованіемъ сердечнаго попеченія объ учащихся въ смыслѣ примѣненія къ нимъ строгихъ репрессивныхъ мѣръ. Со свойственною ему велерѣчивою елейностью онъ рекомендуетъ наставникамъ обращаться къ религіозности въ сношеніяхъ съ „нравственно растерянными“ учениками и подавать имъ личный примѣръ религіозности въ образѣ жизни. Если это не „слова и слова“, то это призывъ начальства заведеній слѣдить за образомъ мыслей и богопочитаніемъ преподавателей. Какія формы приметъ эта забота о православномъ направленіи школы, будетъ ли обращено особенное вниманіе на богослужебные наряды и Milets de confession, или на негласный надзоръ законоучителя, или на усиленіе уроковъ Закона Божія, которые кто-то удачно назвалъ противурелигіозными прививками, — это покажетъ будущее. Но въ разбираемомъ циркулярѣ есть и другія, менѣе туманныя указанія на предпринимаемыя Зенгеровской школой политическія задачи. Преподаватели призываются обстоятельно разъяснять ученикамъ ихъ нравственныя обязанности по отношенію къ старшимъ, къ школѣ и къ государству. Уроками исторіи и русскаго языка, домашними сочиненіями, домашнимъ чтеніемъ надо пользоваться, чтобы внушить ученикамъ одобренные властями взгляды на „извѣстные“ вопросы и сообщать имъ духовную пищу, „болѣе питательную“, чѣмъ та, которая преподносится врагами „извѣстной“ школы. Эти поученія открываютъ привлекательную перспективу политической дѣятельности для нашихъ педагоговъ. По кивку Министра Народнаго Просвѣщенія они разсѣютъ всѣ недоумѣнія и обратятъ всѣ упреки въ вящщее прославленіе русской гражданственности. Умилительно думать, какъ по всей Россіи будутъ побѣдоносно доказывать ученикамъ, что особенность русской свободы въ отличіе отъ англійской состоитъ въ правѣ быть побитымъ, засаженнымъ въ тюрьму и высланнымъ въ мѣста болѣе или менѣе отдаленныя безъ всякой возможности прекословія; что свобода совѣсти русскаго гражданина заключается въ запрещеніи вѣрить иначе, чѣмъ отмѣчено въ его метрическомъ свидѣтельствѣ: что свобода печати въ Россіи отпускается, какъ сильные яды, по рецепту изъ Цензурнаго Комитета; что газеты гг. Суворина, Грингмута, кн. Мещерскаго выражаютъ подлинное общественное мнѣніе страны; что для того, чтобы сдѣлать государство могущественнымъ, надо разорять народъ; что лучшая опора правительства въ невѣжествѣ и ничтожествѣ подданныхъ; что подъ законами слѣдуетъ разумѣть правила, угнетающія слабыхъ и нарушаемыя сильными; что внутренняя политика Россіи должна быть направлена къ возбужденію ненависти къ государству среди природныхъ русскихъ и инородцевъ, а внѣшняя политика должна руководствоваться двумя началами — хватать, что плохо лежитъ и покровительствовать притѣснителямъ, кого бы они не притѣсняли, что военная сила Россіи предназначена къ тому, чтобы придавливать производительную жизнь народа и уничтожать малѣйшіе проблески его самостоятельности и т. д., и т. д. Завидная задача досталась на долю русскихъ педагоговъ! И какъ это они сами не догадались обратить свои уроки въ школьную публицистику и ожидали, чтобы Г. Э. Зенгеръ разъяснилъ имъ, до какой степени это превращеніе составляетъ ихъ элементарную обязанность? Какъ просто разрѣшится, благодаря этому пріему, тяжелое положеніе, о которомъ свидѣтельствуетъ министерскій циркуляръ! Молодежь немедленно пойметъ, что нѣтъ смысла отказывать въ уваженіи отдѣльнымъ начальникамъ, когда вся система русскаго правленія основана на подборѣ недостойнѣйшихъ и на истребленіи достойныхъ. Таково уже обусловленное исторіей отличіе Россіи отъ Европы.
Высшія учебныя заведенія также не оставлены вниманіемъ г. Министра. О первыхъ его опытахъ въ дѣлѣ ихъ устроенія было уже говорено въ „Освобожденіи“. Высказанныя тогда предположенія о судьбѣ новыхъ „временныхъ правилъ“ оправдались съ буквальною точностью. Кураторовъ такъ и не удалось посадить, за исключеніемъ тѣхъ немногихъ случаевъ, когда ихъ не только посадили, но и спрятали. А университетскій судъ оказался новой ловушкой для несчастныхъ профессоровъ, которымъ никакъ не удается разрѣшить извѣстную задачу о томъ, чтобы и волки были сыты, и овцы цѣлы. При этомъ высшее учебное начальство обнаружило по случаю петербургскихъ весеннихъ волненій обычное пренебреженіе къ своимъ кліентамъ, давши имъ порученіе судить участниковъ безпорядковъ и затѣмъ перечеркавъ рѣшенія этихъ „судей“. Кромѣ того, г. Министръ „не затруднился“ дать циркулярное разъясненіе того, какъ онъ понимаетъ отношенія между академическими и политическими провинностями, акедемическими и административными карами. Сущность этого разъясненія сводится къ тому, что, хотя приговоры университетскихъ судей не могутъ никоимъ образомъ имѣть послѣдствіемъ высылокъ и другихъ административныхъ мѣропріятій, но гг. профессорамъ-судьямъ нечего безпокоиться: кого слѣдуетъ уберутъ и помимо ихъ приговоровъ — просто за неблагонадежность. А