ляется результатомъ умственной отсталости или нравственной грубости даннаго начальника — и не болѣе. Но, но мѣрѣ того, какъ во мнѣ вырабатывалось болѣе сознательное отношеніе къ окружающему, я стала глубже вдумываться въ жизнь солдата и увидала, что то, что прежде являлось для меня въ видѣ отдѣльныхъ фактовъ, не связанныхъ между собою, на самомъ дѣлѣ является не болѣе, какъ частными проявленіями всего режима солдатской жизни. Мнѣ ясна стала связь между отдѣльными случаями, которые, повидимому, не имѣютъ ничего общаго. И вотъ какая картина солдатской жизни открылась, наконецъ, предо мною во всей своей неприглядной дѣйствительности. Ежегодно десятки тысячъ молодыхъ людей, едва достигшихъ 21 года, отрываются отъ родной обстановки, родного труда и семьи и перебрасываются за сотни верстъ въ чуждую имъ среду. Эти люди обыкновенно не имѣютъ своего выработаннаго отношенія къ жизни — они въ большинствѣ случаевъ живутъ еще въ семьѣ и въ разрѣшеніи представляющихся имъ несложныхъ вопросовъ руководствуются опытомъ своихъ старшихъ родныхъ. И вотъ, когда ихъ вырываютъ изъ семьи, они чувствуютъ себя выбитыми изъ колеи, оробѣвшими; имъ предстоитъ вступить въ новый міръ солдатской жизни. Что же ждетъ ихъ тамъ? Ихъ ждутъ всѣ строгости военной дисциплины, строгіе начальники и уже готовое шаблонное міросозерцаніе, не ими выработанное, но для нихъ приготовленное, которое они во что бы то ни стало должны усвоить. Я знала, какъ производится воспитаніе молодыхъ солдатъ. Вчера еще пахарь, сегодня онъ уже садится за „словесность“ — и въ его голову, не привыкшую работать надъ книжною мудростью, стараются вложить извѣстное тенденціозное отношеніе ко всему окружающему. Это воспитаніе основано прежде всего на полнѣйшемъ подавленіи всякой самостоятельности мысли и сужденія. Съ своей стороны, молодой солдатъ не можетъ защитить себя отъ такого насилія надъ своей личностью. Онъ вообще слишкомъ мало знаетъ, чтобы сумѣть разобраться въ томъ, чему его учатъ, что тамъ ложно и что нѣтъ. Если даже за медленное усваиваніе этого міросозерцанія его уже наказываютъ, то что же ждетъ его, если бы у него мелькнуло въ головѣ: истинно ли то, чему меня учатъ и во что заставляютъ вѣрить? Грозный призракъ безпощаднаго наказанія за такое свободомысліе убиваетъ въ немъ всякую охоту критиковать.
Но это есть еще только одна сторона новой жизни молодого солдата. Казарменная жизнь, сама по себѣ полпая грубости, порока, быстро кладетъ на него отпечатокъ — душа его грубѣетъ, опошляется, онъ невольно поддается вліянію окружающей обстановки, привыкаетъ не замѣчать грубаго обращенія съ собою начальства и самъ, въ свою очередь, становится грубымъ. Однимъ словомъ, все въ солдатской жизни направлено къ тому, чтобы изъ свѣжаго простодушнаго юноши выработать типъ того солдата, который идетъ потомъ пороть крестьянъ, стрѣлять въ рабочихъ и т. д.
Весь режимъ солдатской жизни основанъ на подавленіи всякой индивидуальности, па абсолютномъ подчиненіи воли и отреченіи отъ свободы, самостоятельности мысли. Все въ этомъ режимѣ сводится къ одной цѣли — подчинить себѣ всецѣло человѣка, сдѣлать изъ него слѣпое орудіе своихъ цѣлей.
Вотъ какая картина представилась мнѣ, и я невольно задалась вопросомъ: гдѣ же лежитъ причина темныхъ сторонъ солдатской жизни? Я думала — не ближайшее ли начальство создаетъ ихъ? И въ самомъ дѣлѣ, присматриваясь къ офицерамъ, я видѣла чрезвычайно мало отраднаго. Они были чуть ли не болѣе грубы, чѣмъ сами солдаты, подавляя въ солдатахъ человѣка; они, являясь учителями и воспитателями солдатъ, сами нерѣдко стояли такъ низко въ смыслѣ умственнаго развитія и нравственности, что вмѣсто хорошаго примѣра подавали дурной — напр., своимъ открытымъ развратомъ, разгуломъ — и поощряли къ этому же солдатъ. Но все же рядомъ съ подобными типами я видѣла и нѣчто другое. Я видѣла офицеровъ, честно относящихся къ своимъ обязанностямъ, которые старались сдѣлать все для нихъ возможное, чтобы сдѣлать жизнь солдатъ болѣе сносной, но они могли сдѣлать очень немногое, они сами были подчинены. Никогда я не забуду одного случая, который произвелъ на меня громадное впечатлѣніе. Однажды, во время студенческихъ волненій, одинъ изъ моихъ братьевъ-офицеровъ былъ назначенъ въ нарядъ для подавленія безпорядковъ. Въ тотъ день должна была состояться сходка студентовъ. Я была въ комнатѣ брата, когда онъ, совсѣмъ готовый итти, сталъ заряжать револьверъ; онъ былъ блѣденъ и взволнованъ, руки у него тряслись. Въ это время вошелъ жившій у насъ студентъ, онъ былъ въ шинели, чтобы итти и принять участіе въ сходкѣ. Братъ, продолжая заряжать револьверъ, обратился къ нему съ просьбою взять у него, если нужно, немного денегъ, такъ какъ на сходкѣ могутъ его арестовать. Студентъ согласился, самъ сильно взволнованный. Я никогда не забуду, какъ они стояли другъ противъ друга, одинъ съ заряженнымъ револьверомъ въ рукахъ, оба блѣдные, полные мучительнаго чувства. Цѣлый вихрь вопросовъ подняла
эта картина въ моей головѣ; еще недавно они дружелюбно бесѣдовали — кто же раздѣлилъ ихъ на два враждебныхъ лагеря? Что заставляетъ моего брата заряжать револьверъ противъ студента? Но картина сама была краснорѣчива и давала отвѣтъ: мой братъ офицеръ — и онъ исполняетъ долгъ, возложенный на него военною службой, какъ бы онъ ни былъ гуманенъ, какъ бы хорошо ни понималъ онъ, что требованія студентовъ (тогда еще только академическія) справедливы, но въ данную минуту онъ долженъ исполнять то, что приказываетъ ему начальство, и, зарядивъ револьверъ, итти помѣшать состояться сходкѣ, не дать студентамъ отстаивать свои справедливыя требованія. И я подумала, что, если бы я была на этой сходкѣ, братъ мой былъ бы противъ меня и сталъ бы, навѣрное, стрѣлять и въ меня.
Итакъ, я увидала, что офицерами управляетъ та же скрытая сила, что и солдатами; что офицеры дѣлаются орудіемъ въ рукахъ высшаго начальства, самодержавнаго правительства. Вотъ къ какимъ выводамъ пришла я на основаніи наблюденій надъ военной средой. Когда я поступила па курсы, предо мной открылся болѣе широкій горизонтъ — жизнь учащейся молодежи и другія стороны общественной жизни. Въ этомъ новомъ для меня мірѣ не могли не обратить на себя мое вниманіе студенческія волненія. Я начала вдумываться въ ихъ причины и увидала, что учащаяся молодежь ведетъ борьбу противъ той же тенденціи подавлять все живое, всякую самостоятельность и самодѣятельность. Въ отношеніи правительства къ учащейся молодежи я уяснила ту же основную идею, что наблюдала по отношенію къ солдатамъ и офицерамъ — задушить все живое. Но тамъ, въ арміи, эта политика замаскирована, она не выступаетъ такъ ярко, какъ здѣсь, когда грубо и открыто пускаютъ въ ходъ нагайки и штыки. Не будучи въ состояніи убить критическую мысль, опа не брезгаетъ никакими средствами въ своемъ стремленіи задержать ея развитіе, не дать ей свободно проявляться. Подобную политику я наблюдала по отношенію къ рабочимъ, къ крестьянамъ и т. д., — вообще, куда бы я ни обращала свое вниманіе, всюду и все проникала собою эта тенденція.
И вотъ, когда я присмотрѣлась къ окружающей меня дѣйствительности русской жизни, я поняла основную тенденцію политики самодержавія — держать Россію въ рабствѣ, чтобъ безраздѣльно царить — я получила отвѣтъ и на тотъ вопросъ, который задала себѣ раньше — къ чему этотъ гнетъ въ арміи. Для проведенія своей политики въ жизнь, для осуществленія ея на практикѣ, правительству нужна сила, въ грубомъ смыслѣ этого слова, и оно создало себѣ эту силу изъ арміи, превративъ ее изъ „защиты отечества“ отъ внѣшнихъ враговъ, съ цѣлью обезпечить народу мирное развитіе, въ защиту престола — отъ всѣхъ, кто сознательно или безсознательно сдѣлается его врагомъ, хотя бы это былъ свой же родной народъ! И для этой цѣли самодержавію нужна армія такихъ солдатъ, которые шли бы избивать народъ по приказанію правительства; свѣжему человѣку дико кажется итти и бить рабочихъ, пороть крестьянъ только потому, что приказано бить и пороть. И вотъ, чтобъ человѣкъ согласился исполнять роль палача (предсѣдатель прерываетъ) по отношенію къ своимъ же братьямъ, онъ долженъ стать солдатомъ, т. е. искалѣчиться нравственно, пройту ту школу, которую проходятъ въ казармахъ ежегодно десятки тысячъ новобранцевъ. Я поняла, почему солдатъ держатъ въ полнѣйшемъ подчиненіи, глубокомъ невѣжествѣ, ревниво оберегаютъ отъ внѣшнихъ вліяній, превращая казарму въ тюрьму — потому что иначе, сознавъ свою роль и свое положеніе, они неминуемо станутъ оппозиціоннымъ элементомъ, какъ становится у насъ оппозиціоннымъ все, на чемъ лежитъ гнетъ самодержавія, переставъ быть защитниками престола. Итакъ, жизнь, на каждомъ шагу наталкивая меня па различные вопросы, сама же давала мнѣ и отвѣты па нихъ. Неминуемо въ результатѣ всего, что я видѣла и поняла, долженъ былъ встать предо мною вопросъ: гдѣ же исходъ? что же дѣлать? есть же свѣтлое будущее у человѣчества и если есть (а оно непремѣнно должно быть), то въ чемъ? И я обратилась къ книгѣ, стремясь расширить свой кругозоръ и пополнить знанія, найти желанный отвѣтъ; ознакомясь съ нѣкоторыми теченіями въ сферѣ соціалистическихъ идей, я стала на точку зрѣнія научнаго соціализма и сдѣлалась убѣжденной соціалдемократкой.
Свобода есть величайшее изъ правъ человѣка, и величайшая изъ цѣлей, которой когда-либо задавалось человѣчество, — это есть цѣль освобожденія труда отъ ига эксплуатаціи. Современный трудъ — источникъ неравенства людей, страданій, рабства физическаго и духовнаго для громаднаго большинства и наслажденій для меньшинства — долженъ стать въ будущемъ источникомъ счастья, свободы, равенства для всего человѣчества. Я убѣдилась, что соціалдемократія является истинной выразительницей интересовъ и идеаловъ трудящагося класса и его истинной руководительницей въ борьбѣ за соціализмъ и свободу. Но, чтобъ вести трудящійся классъ на борьбу за соціализмъ у пасъ въ Россіи, прежде должно расчистить для этого путь, завоевать свободу слова, собраній, однимъ словомъ, политическую свободу