общественнаго прогресса въ рамкахъ самодержавія и его пріемами.
Очевидно, что въ самой государственной системѣ г. Витте должно было вскрыться непримиримое противорѣчіе между осуществленіемъ культурно-общественныхъ задачъ и сохраненіемъ самодержавія со всѣми его пріемами. Это противорѣчіе и вскрылось въ Особомъ Совѣщаніи и вызванныхъ имъ конфликтахъ независимаго общественнаго мнѣнія съ самодержавной полиціей.
Не выйдя въ отставку осенью 1902 г., г. Витте остался позади логики историческаго развитія своей собственной системы. Эта система могла только болѣе или менѣе искусственно отстрочить, но не устранить противорѣчіе между культурно - общественнымъ прогрессомъ и самодержавіемъ. „Особое Совѣщаніе“ знаменовало собою окончаніе той отсрочки, которую финансово-экономическая система г. Витте дала самодержавію. И отставкой своей г. Витте долженъ былъ засвидѣтельствовать наступленіе этого критическаго момента въ развитіи нашего государственнаго строя, момента, историческая неизбѣжность котораго такъ превосходно выяснена въ его запискѣ.
Въ томъ, что г. Витте не ушелъ осенью 1902 г. и потерѣ портфеля предпочелъ потерю и исторической, и чисто личной чести, очутившись въ безславной роли провокатора русскаго общественнаго мнѣнія, сказалась самая характерная черта бывшаго министра финансовъ.
При крупномъ умѣ и твердой волѣ, этотъ человѣкъ лишенъ всякой моральной крѣпости. Онъ слабъ, мелокъ, прямо ничтоженъ, какъ нравственная личность. На немъ — увы! — оправдались злыя, но мѣткія слова Вигеля, сказавшаго, что русскіе министры не отвѣчаютъ ни передъ народомъ, который ничто, ни передъ потомствомъ, о которомъ они не думаютъ, ни передъ своей совѣстью, которая рѣдко въ комъ изъ нихъ шевелится.
Г. Витте замѣненъ г. Плеске. О г. Плеске мы можемъ сказать немного больше того, что сказали о немъ выходящія въ Россіи газеты, а онѣ не сказали ничего. Г. Плеске весь въ будущемъ, и даже будетъ ли онъ министромъ финансовъ, тоже, говорятъ, рѣшитъ будущее. Послѣ долгаго времени постъ министра финансовъ занялъ въ Россіи человѣкъ, который есть чиновникъ и только чиновникъ. У предшественниковъ г. Плеске: Абазы, Бунге, Вышнеградскаго, Витте, при всѣхъ различіяхъ между ними было то общее, что ни одинъ изъ нихъ не былъ только чиновникомъ, каковымъ вступаетъ въ управленіе Министерствомъ Финансовъ г. Плеске, хорошій казенный бухгалтеръ, умѣющій считать и, по общему мнѣнію, честный. Въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ замѣна г. Витте г. Плеске напоминаетъ замѣну въ 1889 г. гр. Д. А. Толстого И. Н. Дурново ; разница, однако, въ томъ, что Дурново былъ общеизвѣстно и чрезвычайно глупъ, а г. Плеске извѣстенъ, какъ музыкантъ ; другое различіе между этими назначеніями состоитъ, къ пользѣ г. Витте, въ томъ, что гр. Толстой могъ производить наблюденіе за г. Дурново только съ того свѣта, г. Витте же можетъ дѣлать это по отношенію г. Плеске съ гораздо болѣе близкаго разстоянія. Страшныя и загадочныя тѣни гг. Верховскаго и Шидловскаго, которыми, говорятъ, въ теченіе многихъ лѣтъ недоброжелатели г. Витте смущали его покой, такъ и продолжаютъ витать въ Госусударственномъ Совѣтѣ. Словомъ, все, кажется, сложилось такъ, чтобы подчеркнуть политическую ничтожность и личную пріятность для г. Витте происшедшей въ Министерствѣ Финансовъ перемѣны. Впрочемъ, упорно говорятъ, что вражьей силой, погубившей г. Витте, былъ великій князь Александръ Михайловичъ, въ качествѣ главнаго начальника вѣдомства торговаго мореплаванія. Если это извѣстіе вѣрно, то оно свидѣтельствуетъ, что домашній порядокъ управленія, отъ котораго такъ ужасно страдаетъ Москва и неизгладимымъ воспоминаніемъ котораго остается Ходынка, все болѣе и болѣе укрѣпляется. И Россія даже идетъ назадъ въ этомъ отношеніи. Александръ I, устроивъ однажды Аустерлицъ, диспозицію къ которому Кутузовъ рѣшился критиковать только своимъ храпомъ, послѣ урока, даннаго ему Наполеономъ, впредь уклонялся отъ руководства военными дѣйствіями; вел. кн. Николай Николаевичъ, который послѣ плевненскихъ пораженій сдуру предлагалъ перевести русскую
армію обратно за Дунай, фактически былъ замѣненъ Тотлебеномъ и Милютинымъ. Въ наше время Сергѣй Московскій послѣ Ходынки не былъ убранъ и самъ не ушелъ: наоборотъ, его вліяніе росло и растетъ. Теперь великокняжеское вліяніе въ лицѣ другой „особы“ уже вторглось въ область финансово-экономическаго управленія, и первымъ плодомъ этого вліянія является будто бы отставка г. Витте. Но даже, если это извѣстіе вѣрно, уходъ г. Витте, представляя нѣкоторый политическій интересъ, не означаетъ смѣны системы, ибо у вел. кн. Александра Михайловича никакой системы нѣтъ и быть не можетъ, а разстроить золотую валюту даже великому князю гораздо труднѣе, чѣмъ устроить Ходынку или надѣлать глупостей на войнѣ. Если былое могущество г. Витте цѣликомъ перейдетъ къ великому кн. Александру Михайловичу, то, конечно, произойдетъ смѣна личныхъ вліяній и, вѣроятно, большая смута въ области протекцій. Только и всего. Измѣнить же систему г. Витте можно лишь, открыто призвавъ страну къ широкой самодѣятельности. Но объ этомъ пока не думаютъ ни въ министерскихъ, ни въ великокняжескихъ кабинетахъ. * * *
Въ самомъ дѣлѣ, въ кабинетѣ министра Внутреннихъ Дѣлъ измышляются лишь мѣры обмана, провокаціи и . . . . террора. Нельзя было безъ глубокаго волненія прочесть извѣстіе о томъ, что военный судъ, разбиравшій недавно политическое дѣло нѣсколькихъ лицъ, преданныхъ суду за уличные безпорядки въ Ростовѣ на Дону, вынесъ три смертныхъ приговора. Такъ какъ подобныя дѣла передаются военному суду только для того, чтобы получились самыя тяжкія кары, то террористическія намѣренія правительства совершенно ясны. Произвольное установленіе правительствомъ подсудности того или другого дѣянія военному суду равносильно тому, что правительство само напередъ опредѣляетъ наказаніе подсудимымъ, — въ данномъ случаѣ смертную казнь. Этотъ порядокъ установленія подсудности и тѣмъ самымъ наказанія администраціей, а не закономъ есть прямое издѣвательство надъ общепринятыми началами правосудія, и весьма характерно, что это издѣвательство практикуется почти исключительно съ политически-террористическими цѣлями. Но наше правительство нравственно слишкомъ слабо и слишкомъ трусливо, чтобы вездѣ и всюду примѣнять такой терроръ. Оно дѣлаетъ это съ хитрымъ выборомъ. Предать военному суду участниковъ петербургской демонстраціи 4-го марта 1901 г. на Казанской площади значило бы, мы въ этомъ увѣрены, вложить револьверъ въ руки десятку лицъ, питающихъ глубокое нравственное отвращеніе къ убійству. Такого возстанія человѣческой совѣсти противъ произвола даже господа, подобные Сипягину и Плеве, не рѣшились бы вызвать. А тамъ, въ Ростовѣ, подобравъ извѣстный составъ подсудимыхъ, можно рискнуть : пожалуй, кого-нибудь и удастся запугать. Этотъ хитро-трусливый расчетъ, конечно, совершенно невѣренъ, и нетрудно предвидѣть неизбѣжныя психологическія послѣдствія новаго террористическаго акта правительства.
Самодержавіе на каждомъ шагу само доказываетъ, что оно есть гражданская война со всѣми ея тяжелыми послѣдствіями.
* *
*
Жертвой правительственнаго мучительства палъ и П. С. Поливановъ, послѣ долгихъ лѣтъ заключеній въ Шлиссельбургской крѣпости бѣжавшій съ поселенія за границу. Его убило тюремное заключеніе въ Шлиссельбургѣ, ужасы котораго онъ съ такой простотой и силой охарактеризовалъ въ своемъ „Открытомъ письмѣ г. Министру Юстиціи H. В. Муравьеву“ („Революціонная Россія“, № 27). Вырвавшись на волю, покойный почувствовалъ себя „жалкимъ инвалидомъ“, неспособнымъ къ борьбѣ, о которой онъ мечталъ. Разувѣрившись въ своихъ силахъ, Поливановъ покончилъ съ собой, полный, однако, глубокой вѣры въ силу и торжество освободительной борьбы. 1
Вѣчная память герою-мученику!
1 См. письмо покойнаго въ «№ 30 „Революціонной Россіи“
Очевидно, что въ самой государственной системѣ г. Витте должно было вскрыться непримиримое противорѣчіе между осуществленіемъ культурно-общественныхъ задачъ и сохраненіемъ самодержавія со всѣми его пріемами. Это противорѣчіе и вскрылось въ Особомъ Совѣщаніи и вызванныхъ имъ конфликтахъ независимаго общественнаго мнѣнія съ самодержавной полиціей.
Не выйдя въ отставку осенью 1902 г., г. Витте остался позади логики историческаго развитія своей собственной системы. Эта система могла только болѣе или менѣе искусственно отстрочить, но не устранить противорѣчіе между культурно - общественнымъ прогрессомъ и самодержавіемъ. „Особое Совѣщаніе“ знаменовало собою окончаніе той отсрочки, которую финансово-экономическая система г. Витте дала самодержавію. И отставкой своей г. Витте долженъ былъ засвидѣтельствовать наступленіе этого критическаго момента въ развитіи нашего государственнаго строя, момента, историческая неизбѣжность котораго такъ превосходно выяснена въ его запискѣ.
Въ томъ, что г. Витте не ушелъ осенью 1902 г. и потерѣ портфеля предпочелъ потерю и исторической, и чисто личной чести, очутившись въ безславной роли провокатора русскаго общественнаго мнѣнія, сказалась самая характерная черта бывшаго министра финансовъ.
При крупномъ умѣ и твердой волѣ, этотъ человѣкъ лишенъ всякой моральной крѣпости. Онъ слабъ, мелокъ, прямо ничтоженъ, какъ нравственная личность. На немъ — увы! — оправдались злыя, но мѣткія слова Вигеля, сказавшаго, что русскіе министры не отвѣчаютъ ни передъ народомъ, который ничто, ни передъ потомствомъ, о которомъ они не думаютъ, ни передъ своей совѣстью, которая рѣдко въ комъ изъ нихъ шевелится.
Г. Витте замѣненъ г. Плеске. О г. Плеске мы можемъ сказать немного больше того, что сказали о немъ выходящія въ Россіи газеты, а онѣ не сказали ничего. Г. Плеске весь въ будущемъ, и даже будетъ ли онъ министромъ финансовъ, тоже, говорятъ, рѣшитъ будущее. Послѣ долгаго времени постъ министра финансовъ занялъ въ Россіи человѣкъ, который есть чиновникъ и только чиновникъ. У предшественниковъ г. Плеске: Абазы, Бунге, Вышнеградскаго, Витте, при всѣхъ различіяхъ между ними было то общее, что ни одинъ изъ нихъ не былъ только чиновникомъ, каковымъ вступаетъ въ управленіе Министерствомъ Финансовъ г. Плеске, хорошій казенный бухгалтеръ, умѣющій считать и, по общему мнѣнію, честный. Въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ замѣна г. Витте г. Плеске напоминаетъ замѣну въ 1889 г. гр. Д. А. Толстого И. Н. Дурново ; разница, однако, въ томъ, что Дурново былъ общеизвѣстно и чрезвычайно глупъ, а г. Плеске извѣстенъ, какъ музыкантъ ; другое различіе между этими назначеніями состоитъ, къ пользѣ г. Витте, въ томъ, что гр. Толстой могъ производить наблюденіе за г. Дурново только съ того свѣта, г. Витте же можетъ дѣлать это по отношенію г. Плеске съ гораздо болѣе близкаго разстоянія. Страшныя и загадочныя тѣни гг. Верховскаго и Шидловскаго, которыми, говорятъ, въ теченіе многихъ лѣтъ недоброжелатели г. Витте смущали его покой, такъ и продолжаютъ витать въ Госусударственномъ Совѣтѣ. Словомъ, все, кажется, сложилось такъ, чтобы подчеркнуть политическую ничтожность и личную пріятность для г. Витте происшедшей въ Министерствѣ Финансовъ перемѣны. Впрочемъ, упорно говорятъ, что вражьей силой, погубившей г. Витте, былъ великій князь Александръ Михайловичъ, въ качествѣ главнаго начальника вѣдомства торговаго мореплаванія. Если это извѣстіе вѣрно, то оно свидѣтельствуетъ, что домашній порядокъ управленія, отъ котораго такъ ужасно страдаетъ Москва и неизгладимымъ воспоминаніемъ котораго остается Ходынка, все болѣе и болѣе укрѣпляется. И Россія даже идетъ назадъ въ этомъ отношеніи. Александръ I, устроивъ однажды Аустерлицъ, диспозицію къ которому Кутузовъ рѣшился критиковать только своимъ храпомъ, послѣ урока, даннаго ему Наполеономъ, впредь уклонялся отъ руководства военными дѣйствіями; вел. кн. Николай Николаевичъ, который послѣ плевненскихъ пораженій сдуру предлагалъ перевести русскую
армію обратно за Дунай, фактически былъ замѣненъ Тотлебеномъ и Милютинымъ. Въ наше время Сергѣй Московскій послѣ Ходынки не былъ убранъ и самъ не ушелъ: наоборотъ, его вліяніе росло и растетъ. Теперь великокняжеское вліяніе въ лицѣ другой „особы“ уже вторглось въ область финансово-экономическаго управленія, и первымъ плодомъ этого вліянія является будто бы отставка г. Витте. Но даже, если это извѣстіе вѣрно, уходъ г. Витте, представляя нѣкоторый политическій интересъ, не означаетъ смѣны системы, ибо у вел. кн. Александра Михайловича никакой системы нѣтъ и быть не можетъ, а разстроить золотую валюту даже великому князю гораздо труднѣе, чѣмъ устроить Ходынку или надѣлать глупостей на войнѣ. Если былое могущество г. Витте цѣликомъ перейдетъ къ великому кн. Александру Михайловичу, то, конечно, произойдетъ смѣна личныхъ вліяній и, вѣроятно, большая смута въ области протекцій. Только и всего. Измѣнить же систему г. Витте можно лишь, открыто призвавъ страну къ широкой самодѣятельности. Но объ этомъ пока не думаютъ ни въ министерскихъ, ни въ великокняжескихъ кабинетахъ. * * *
Въ самомъ дѣлѣ, въ кабинетѣ министра Внутреннихъ Дѣлъ измышляются лишь мѣры обмана, провокаціи и . . . . террора. Нельзя было безъ глубокаго волненія прочесть извѣстіе о томъ, что военный судъ, разбиравшій недавно политическое дѣло нѣсколькихъ лицъ, преданныхъ суду за уличные безпорядки въ Ростовѣ на Дону, вынесъ три смертныхъ приговора. Такъ какъ подобныя дѣла передаются военному суду только для того, чтобы получились самыя тяжкія кары, то террористическія намѣренія правительства совершенно ясны. Произвольное установленіе правительствомъ подсудности того или другого дѣянія военному суду равносильно тому, что правительство само напередъ опредѣляетъ наказаніе подсудимымъ, — въ данномъ случаѣ смертную казнь. Этотъ порядокъ установленія подсудности и тѣмъ самымъ наказанія администраціей, а не закономъ есть прямое издѣвательство надъ общепринятыми началами правосудія, и весьма характерно, что это издѣвательство практикуется почти исключительно съ политически-террористическими цѣлями. Но наше правительство нравственно слишкомъ слабо и слишкомъ трусливо, чтобы вездѣ и всюду примѣнять такой терроръ. Оно дѣлаетъ это съ хитрымъ выборомъ. Предать военному суду участниковъ петербургской демонстраціи 4-го марта 1901 г. на Казанской площади значило бы, мы въ этомъ увѣрены, вложить револьверъ въ руки десятку лицъ, питающихъ глубокое нравственное отвращеніе къ убійству. Такого возстанія человѣческой совѣсти противъ произвола даже господа, подобные Сипягину и Плеве, не рѣшились бы вызвать. А тамъ, въ Ростовѣ, подобравъ извѣстный составъ подсудимыхъ, можно рискнуть : пожалуй, кого-нибудь и удастся запугать. Этотъ хитро-трусливый расчетъ, конечно, совершенно невѣренъ, и нетрудно предвидѣть неизбѣжныя психологическія послѣдствія новаго террористическаго акта правительства.
Самодержавіе на каждомъ шагу само доказываетъ, что оно есть гражданская война со всѣми ея тяжелыми послѣдствіями.
* *
*
Жертвой правительственнаго мучительства палъ и П. С. Поливановъ, послѣ долгихъ лѣтъ заключеній въ Шлиссельбургской крѣпости бѣжавшій съ поселенія за границу. Его убило тюремное заключеніе въ Шлиссельбургѣ, ужасы котораго онъ съ такой простотой и силой охарактеризовалъ въ своемъ „Открытомъ письмѣ г. Министру Юстиціи H. В. Муравьеву“ („Революціонная Россія“, № 27). Вырвавшись на волю, покойный почувствовалъ себя „жалкимъ инвалидомъ“, неспособнымъ къ борьбѣ, о которой онъ мечталъ. Разувѣрившись въ своихъ силахъ, Поливановъ покончилъ съ собой, полный, однако, глубокой вѣры въ силу и торжество освободительной борьбы. 1
Вѣчная память герою-мученику!
1 См. письмо покойнаго въ «№ 30 „Революціонной Россіи“