лѣтъ являются уже сами по себѣ достаточно характерными показателями анархіи. Это — отдѣльные частичные взрывы, вызванные броженіемъ всей русской жизни. Въ конституціонной странѣ, въ обществѣ, привыкшемъ къ нормальной жизни, этихъ фактовъ было бы уже достаточно, чтобы общественное мнѣніе потребовало смѣны политической системы. Характерно, что каждый изъ этихъ террористическихъ актовъ имѣетъ особый смыслъ, подчеркиваетъ опредѣленную ненормальность русской жизни. Въ Побѣдоносцева и Сипягина стрѣляли за ихъ общее руководство правительственнымъ походомъ на Россію; Боголѣповъ расплатился жизнью за намѣреніе во славу самодержавія покорить и задавить высшее образованіе; покушеніе на Оболенскаго явилось отвѣтомъ на порку участниковъ аграрныхъ волненій, на стремленіе во славу того же самодержавія розгами научить крестьянъ пребывать въ состояніи хроническаго голода; Богдановича убили, а Валя пытались убить за желаніе грубымъ насиліемъ стереть съ лица земли рабочее движеніе, непримиримое съ самодержавіемъ, но составляющее необходимый и нормальный фактъ современной общеевропейской экономической жизни; наконецъ. Голицынъ раненъ за послѣднюю военную хитрость самодержавія — за намѣреніе путемъ національной розни ослабить силы и разстроить ряды своего врага — русскаго общества.
Просмотримъ же, по этимъ кровавымъ слѣдамъ, отдѣльные моменты и стороны наступившаго смутнаго времени.
Выступленіе на арену общественной жизни рабочаго класса знаменуетъ начало хронической гражданской войны. Послѣ исторической петербургской стачки 1896 года забастовки и уличные безпорядки фабричныхъ рабочихъ уже не прекращаются и приняли характеръ стихійнаго движенія. Кому доступны русскіе органы, спеціально посвященные организаціи рабочаго движенія, тотъ знаетъ, что почти ни одного дня не проходитъ въ Россіи безъ того, чтобы въ томъ или въ иномъ мѣстѣ не возникали болѣе или менѣе серьезные безпорядки, подавляемые полиціей и войскомъ. На западѣ и югѣ Россіи движеніе настолько разрослось, что весь правительственный аппаратъ уже почти окончательно отказается не только сломить его, но даже противопоставить ему какія-либо реальныя преграды. Всей Россіи памятны послѣднія событія — грандіозныя безпорядки въ Ростовѣ 4-го ноября прошлаго года, когда даже по правительственному сообщенію были десятки убитыхъ и раненныхъ, знаменитые безпорядки въ Златоустѣ въ мартѣ текущаго года, когда губернаторъ стрѣлялъ въ дѣтей и женщинъ, за что и расплатился въ уфимскомъ городскомъ саду, весеннія же волненія въ Тифлисѣ и Баку, также отмѣченныя кровью, и, наконецъ, та могущественная волна подъема рабочаго класса, которая нынѣшнимъ іюлемъ прокатилась по всему югу, охватила Баку, Батумъ, Ростовъ, Одессу, Николаевъ, Кіевъ, Елисаветградъ, Екатеринославъ, Керчь и другіе города, во многихъ мѣстахъ прекратила всю промышленную и торговую жизнь, смыла всѣ преграды, на нѣсколько дней отдала власть въ руки толпы и была подавлена рѣкою крови. Рабочее движеніе, которое такъ легко можетъ быть узаконено и введено въ мирные формы парламентскаго представительства и профессіональной организаціи, является въ Россіи страшнымъ врагомъ, противъ котораго самодержавіе ничего не подѣлаетъ и который никогда уже при современномъ режимѣ не дастъ покоя русской жизни. Съ аксіоматической ясностью вытекая изъ характера экономической жизни, рабочее движеніе не можетъ быть ни уничтожено насиліемъ, ни обойдено и обмануто отвратительной военной уловкой — развращеніемъ его „зубатовщиной . Обѣ мѣры — первая косвенно, вторая, какъ это мы видѣли на югѣ, даже непосредственно — лишь провоцируютъ дальнѣйшіе рабочіе безпорядки.
За борьбой съ рабочимъ классомъ идетъ борьба съ крестьянствомъ; она не такъ непрерывна, но за то пробивается наружу въ формахъ, явно болѣе опасныхъ для общественнаго порядка. Аграрныя волненія, поджоги и разгромы помѣщичьихъ хозяйствъ, какъ они памятны намъ по событіямъ въ Полтавской и Харьковской губерніяхъ весною 1902 г. и въ Саратовской губ. лѣтомъ того же года, обрисовываютъ новый уголокъ анархіи, вносимой въ общество самодержавіемъ. Безпорядки эти, исходящіе отъ забитаго и покорнаго населенія, явно обусловлены тѣмъ систематическимъ забвеніемъ и нарушеніемъ насущнѣйшихъ интересовъ деревни, которыя практикуются самодержавіемъ, лишеннымъ изъ чувства страха возможности проводить осмысленныя аграрныя реформы. Чѣмъ отвѣчаетъ правительство на эти безпорядки, удостовѣрившіе совершенно ненормальное положеніе крестьянства, полное его обнищаніе? 1 Оно даетъ отставку полтавскому губернатору
1 Князь Мещерскій, съ циничнымъ усердіемъ нападая („Гражд. № 85) на „вопіющую къ небу ложь утвержденія, что необходимо „улучшеніе правовой постановки личности крестьянина и противупоставляя ему указаніе на необходимость улучшенія матеріальнаго благосостоянія, дѣлаетъ слѣдующее цѣнное признаніе: Давно уже жизнь русскаго народа неслышными стонами ясно говоритъ, что главное, что народу нужно, это облегченіе его все ухудшающагося матеріальнаго положенія. Крестьянину не достаетъ хлѣба для пищи, не достаетъ одежды, не достаетъ обуви, не достаетъ чѣмъ спасать дѣтей отъ холода, нѣтъ дорогъ, нѣтъ
Бѳльгарду, поровшему недостаточно энергично, и осыпаетъ почестями харьковскаго губернатора Оболенскаго, потерявшаго человѣческій обликъ въ энергіи расправы; оно незаконно взыскиваетъ административнымъ порядкомъ убытки съ невинныхъ; оно запрещаетъ земско-статистическія изслѣдованія въ 12 губерніяхъ и отдаетъ ихъ въ остальныхъ 22-хъ на произволъ губернаторовъ, т. е. отнимаетъ у страны единственный научный базисъ для поднятія народнаго благосостоянія; оно открываетъ эру правительственной пропаганды въ деревнѣ, ставитъ всероссійскую опереточную феерію, въ которой непечатная брань чередуется съ ласкательствами, розги — съ цѣлованіемъ креста, правительственныя прокламаціи, проподающія крестьянамъ понятіе о соціальной революціи. — съ революціонными прокламаціями, распространяемыми земскими начальниками „для образца ; оно созываетъ уѣздные и губернскіе комитеты въ надеждѣ обмануть ими общественное мнѣніе и услышать робкія пожеланія травосѣянія и разгромляетъ ихъ, какъ только планъ не удался, и было высказано путное слово. Словомъ, оно провоцируетъ новые аграрные безпорядки.
Глава третья: борьба съ учащейся молодежью. Всѣмъ извѣстно, что въ Россіи учащаяся молодежь есть — какъ выразился Пироговъ — барометръ общественнаго настроенія. Поэтому всеобщая анархія есть прежде всего анархія въ университетахъ. Пылкая, искренняя молодежь не можетъ переносить молча ни страданій своего народа, ни оскорбленій и тяготъ, которыми переполнена ея собственная жизнь. Приблизительно одновременно съ началомъ стихійнаго рабочаго движенія начинается и стихійное студенческое движеніе. Университеты давно перестали исполнять свою задачу — служить разсадникомъ научнаго образованія — и стали главной квартирой молодого авангарда оппозиціоннаго движенія. Не говоря уже о тысячахъ молодыхъ людей, гибнущихъ въ борьбѣ, притокъ истинно образованныхъ людей въ страну па ближайшіе годы почти прекратился, благодаря отсутствію правильныхъ занятій въ теченіе вотъ уже пяти лѣтъ. Что же дѣлаетъ тутъ правительство? Оно отдаетъ студентовъ въ солдаты, ссылаетъ ихъ въ Сибирь и возвращаетъ назадъ, устраиваетъ краткій фарсъ сердечнаго попеченія, заканчивающійся, какъ и слѣдовало ожидать, трагикомическимъ финаломъ зенгеровскаго циркуляра о шпіонажѣ и провокаторствѣ въ среднихъ учебныхъ заведеніяхъ, который вноситъ политику и въ среднюю школу и пріобщаетъ ее къ общерусской смутѣ, а тѣмъ усиливаетъ и смуту университетскую. Студенческое движеніе, подобно движенію рабочему, не прекратится, пока не будетъ отмѣнено самодержавіе, пока нормальная политическая дѣятельность, защита обществомъ своихъ интересовъ будетъ считаться преступленіемъ.
Земство! Но тутъ нечего терять словъ. Земское самоуправленіе, сосредоточивающее въ себѣ самые умѣренные и миролюбивые элементы русскаго общества, не принимаетъ прямого участія въ гражданской войнѣ, но зато испытываетъ на себѣ всю тяжесть послѣдней. Его лишаютъ лучшихъ его представителей: его игнорируютъ при созывѣ сельскохозяйственныхъ комитетовъ, и послѣ того, какъ у него въ продолженіе 20 лѣтъ отнимали одну функцію за другой, у него отнимаютъ его статистическія изслѣдованія. Ему не позволяютъ ни поднимать культурный уровень народа, ни успѣшно заботиться о народномъ благосостояніи. А la guerre comme à la guerre! Россіи не до богатства, не до знаній — Россія защищаетъ самодержавіе.
Но правительству мало возбуждать косвенно гражданскую войну, ему мало народныхъ страстей, вызванныхъ отчаяннымъ положеніемъ страны, въ которомъ оно виновно: оно прямо и сознательно стремится внести новую смуту въ общество, чтобъ тѣмъ отвлечь вниманіе отъ смуты старой. Мы разумѣемъ разжиганіе шовинистическихъ страстей, угнетеніе и раздралсеніе инородческихъ національностей, которое со дня, когда г. ф.-Плеве взялъ въ свои руки скипетръ самодержца, образуетъ основной пунктъ правительственной программы и накладываетъ позорное пятно на русское имя. Насильственнаго и измѣнническаго разгромленія правового порядка въ Финляндіи оказалось мало съ этой цѣлью — и вотъ устраиваются вѣчно памятныя кишиневскія звѣрства, а за ними гомельскія. Власть, охранительница обывательскаго спокойствія, напускаетъ ватагу босяковъ и наемныхъ убійцъ на беззащитное еврейское населеніе, мирный городъ принимаетъ такой видъ, какъ будто въ него ворвался свирѣпый непріятель, и представители порядка — полиція и даже войско — не защищаютъ жертвъ, а содѣйствуютъ громиламъ. Жандармы пишутъ прокламаціи тайнаго монархическаго общества, въ которыхъ разъясняютъ народу, что „Боже, царя храни значитъ: „рѣжь, громи и грабь . Этой тактикой самодержавіе объявило отказъ отъ
больницъ, нѣтъ кредита, нѣтъ ничего нужнаго, чтобъ быть сытымъ и веселымъ кромѣ водки. .. Сравните съ этой невольной правдой, вырвавшейся у князя въ пылу полемики, нижеприводимыя репрессивныя мѣропріятія вдохновляемаго тѣмъ же княземъ правительства — и вы поймете сознательную ложь, которою держится наша система.
Просмотримъ же, по этимъ кровавымъ слѣдамъ, отдѣльные моменты и стороны наступившаго смутнаго времени.
Выступленіе на арену общественной жизни рабочаго класса знаменуетъ начало хронической гражданской войны. Послѣ исторической петербургской стачки 1896 года забастовки и уличные безпорядки фабричныхъ рабочихъ уже не прекращаются и приняли характеръ стихійнаго движенія. Кому доступны русскіе органы, спеціально посвященные организаціи рабочаго движенія, тотъ знаетъ, что почти ни одного дня не проходитъ въ Россіи безъ того, чтобы въ томъ или въ иномъ мѣстѣ не возникали болѣе или менѣе серьезные безпорядки, подавляемые полиціей и войскомъ. На западѣ и югѣ Россіи движеніе настолько разрослось, что весь правительственный аппаратъ уже почти окончательно отказается не только сломить его, но даже противопоставить ему какія-либо реальныя преграды. Всей Россіи памятны послѣднія событія — грандіозныя безпорядки въ Ростовѣ 4-го ноября прошлаго года, когда даже по правительственному сообщенію были десятки убитыхъ и раненныхъ, знаменитые безпорядки въ Златоустѣ въ мартѣ текущаго года, когда губернаторъ стрѣлялъ въ дѣтей и женщинъ, за что и расплатился въ уфимскомъ городскомъ саду, весеннія же волненія въ Тифлисѣ и Баку, также отмѣченныя кровью, и, наконецъ, та могущественная волна подъема рабочаго класса, которая нынѣшнимъ іюлемъ прокатилась по всему югу, охватила Баку, Батумъ, Ростовъ, Одессу, Николаевъ, Кіевъ, Елисаветградъ, Екатеринославъ, Керчь и другіе города, во многихъ мѣстахъ прекратила всю промышленную и торговую жизнь, смыла всѣ преграды, на нѣсколько дней отдала власть въ руки толпы и была подавлена рѣкою крови. Рабочее движеніе, которое такъ легко можетъ быть узаконено и введено въ мирные формы парламентскаго представительства и профессіональной организаціи, является въ Россіи страшнымъ врагомъ, противъ котораго самодержавіе ничего не подѣлаетъ и который никогда уже при современномъ режимѣ не дастъ покоя русской жизни. Съ аксіоматической ясностью вытекая изъ характера экономической жизни, рабочее движеніе не можетъ быть ни уничтожено насиліемъ, ни обойдено и обмануто отвратительной военной уловкой — развращеніемъ его „зубатовщиной . Обѣ мѣры — первая косвенно, вторая, какъ это мы видѣли на югѣ, даже непосредственно — лишь провоцируютъ дальнѣйшіе рабочіе безпорядки.
За борьбой съ рабочимъ классомъ идетъ борьба съ крестьянствомъ; она не такъ непрерывна, но за то пробивается наружу въ формахъ, явно болѣе опасныхъ для общественнаго порядка. Аграрныя волненія, поджоги и разгромы помѣщичьихъ хозяйствъ, какъ они памятны намъ по событіямъ въ Полтавской и Харьковской губерніяхъ весною 1902 г. и въ Саратовской губ. лѣтомъ того же года, обрисовываютъ новый уголокъ анархіи, вносимой въ общество самодержавіемъ. Безпорядки эти, исходящіе отъ забитаго и покорнаго населенія, явно обусловлены тѣмъ систематическимъ забвеніемъ и нарушеніемъ насущнѣйшихъ интересовъ деревни, которыя практикуются самодержавіемъ, лишеннымъ изъ чувства страха возможности проводить осмысленныя аграрныя реформы. Чѣмъ отвѣчаетъ правительство на эти безпорядки, удостовѣрившіе совершенно ненормальное положеніе крестьянства, полное его обнищаніе? 1 Оно даетъ отставку полтавскому губернатору
1 Князь Мещерскій, съ циничнымъ усердіемъ нападая („Гражд. № 85) на „вопіющую къ небу ложь утвержденія, что необходимо „улучшеніе правовой постановки личности крестьянина и противупоставляя ему указаніе на необходимость улучшенія матеріальнаго благосостоянія, дѣлаетъ слѣдующее цѣнное признаніе: Давно уже жизнь русскаго народа неслышными стонами ясно говоритъ, что главное, что народу нужно, это облегченіе его все ухудшающагося матеріальнаго положенія. Крестьянину не достаетъ хлѣба для пищи, не достаетъ одежды, не достаетъ обуви, не достаетъ чѣмъ спасать дѣтей отъ холода, нѣтъ дорогъ, нѣтъ
Бѳльгарду, поровшему недостаточно энергично, и осыпаетъ почестями харьковскаго губернатора Оболенскаго, потерявшаго человѣческій обликъ въ энергіи расправы; оно незаконно взыскиваетъ административнымъ порядкомъ убытки съ невинныхъ; оно запрещаетъ земско-статистическія изслѣдованія въ 12 губерніяхъ и отдаетъ ихъ въ остальныхъ 22-хъ на произволъ губернаторовъ, т. е. отнимаетъ у страны единственный научный базисъ для поднятія народнаго благосостоянія; оно открываетъ эру правительственной пропаганды въ деревнѣ, ставитъ всероссійскую опереточную феерію, въ которой непечатная брань чередуется съ ласкательствами, розги — съ цѣлованіемъ креста, правительственныя прокламаціи, проподающія крестьянамъ понятіе о соціальной революціи. — съ революціонными прокламаціями, распространяемыми земскими начальниками „для образца ; оно созываетъ уѣздные и губернскіе комитеты въ надеждѣ обмануть ими общественное мнѣніе и услышать робкія пожеланія травосѣянія и разгромляетъ ихъ, какъ только планъ не удался, и было высказано путное слово. Словомъ, оно провоцируетъ новые аграрные безпорядки.
Глава третья: борьба съ учащейся молодежью. Всѣмъ извѣстно, что въ Россіи учащаяся молодежь есть — какъ выразился Пироговъ — барометръ общественнаго настроенія. Поэтому всеобщая анархія есть прежде всего анархія въ университетахъ. Пылкая, искренняя молодежь не можетъ переносить молча ни страданій своего народа, ни оскорбленій и тяготъ, которыми переполнена ея собственная жизнь. Приблизительно одновременно съ началомъ стихійнаго рабочаго движенія начинается и стихійное студенческое движеніе. Университеты давно перестали исполнять свою задачу — служить разсадникомъ научнаго образованія — и стали главной квартирой молодого авангарда оппозиціоннаго движенія. Не говоря уже о тысячахъ молодыхъ людей, гибнущихъ въ борьбѣ, притокъ истинно образованныхъ людей въ страну па ближайшіе годы почти прекратился, благодаря отсутствію правильныхъ занятій въ теченіе вотъ уже пяти лѣтъ. Что же дѣлаетъ тутъ правительство? Оно отдаетъ студентовъ въ солдаты, ссылаетъ ихъ въ Сибирь и возвращаетъ назадъ, устраиваетъ краткій фарсъ сердечнаго попеченія, заканчивающійся, какъ и слѣдовало ожидать, трагикомическимъ финаломъ зенгеровскаго циркуляра о шпіонажѣ и провокаторствѣ въ среднихъ учебныхъ заведеніяхъ, который вноситъ политику и въ среднюю школу и пріобщаетъ ее къ общерусской смутѣ, а тѣмъ усиливаетъ и смуту университетскую. Студенческое движеніе, подобно движенію рабочему, не прекратится, пока не будетъ отмѣнено самодержавіе, пока нормальная политическая дѣятельность, защита обществомъ своихъ интересовъ будетъ считаться преступленіемъ.
Земство! Но тутъ нечего терять словъ. Земское самоуправленіе, сосредоточивающее въ себѣ самые умѣренные и миролюбивые элементы русскаго общества, не принимаетъ прямого участія въ гражданской войнѣ, но зато испытываетъ на себѣ всю тяжесть послѣдней. Его лишаютъ лучшихъ его представителей: его игнорируютъ при созывѣ сельскохозяйственныхъ комитетовъ, и послѣ того, какъ у него въ продолженіе 20 лѣтъ отнимали одну функцію за другой, у него отнимаютъ его статистическія изслѣдованія. Ему не позволяютъ ни поднимать культурный уровень народа, ни успѣшно заботиться о народномъ благосостояніи. А la guerre comme à la guerre! Россіи не до богатства, не до знаній — Россія защищаетъ самодержавіе.
Но правительству мало возбуждать косвенно гражданскую войну, ему мало народныхъ страстей, вызванныхъ отчаяннымъ положеніемъ страны, въ которомъ оно виновно: оно прямо и сознательно стремится внести новую смуту въ общество, чтобъ тѣмъ отвлечь вниманіе отъ смуты старой. Мы разумѣемъ разжиганіе шовинистическихъ страстей, угнетеніе и раздралсеніе инородческихъ національностей, которое со дня, когда г. ф.-Плеве взялъ въ свои руки скипетръ самодержца, образуетъ основной пунктъ правительственной программы и накладываетъ позорное пятно на русское имя. Насильственнаго и измѣнническаго разгромленія правового порядка въ Финляндіи оказалось мало съ этой цѣлью — и вотъ устраиваются вѣчно памятныя кишиневскія звѣрства, а за ними гомельскія. Власть, охранительница обывательскаго спокойствія, напускаетъ ватагу босяковъ и наемныхъ убійцъ на беззащитное еврейское населеніе, мирный городъ принимаетъ такой видъ, какъ будто въ него ворвался свирѣпый непріятель, и представители порядка — полиція и даже войско — не защищаютъ жертвъ, а содѣйствуютъ громиламъ. Жандармы пишутъ прокламаціи тайнаго монархическаго общества, въ которыхъ разъясняютъ народу, что „Боже, царя храни значитъ: „рѣжь, громи и грабь . Этой тактикой самодержавіе объявило отказъ отъ
больницъ, нѣтъ кредита, нѣтъ ничего нужнаго, чтобъ быть сытымъ и веселымъ кромѣ водки. .. Сравните съ этой невольной правдой, вырвавшейся у князя въ пылу полемики, нижеприводимыя репрессивныя мѣропріятія вдохновляемаго тѣмъ же княземъ правительства — и вы поймете сознательную ложь, которою держится наша система.