ПРО ВАЛЕНКИ
„Стоившие в прошлом году 4—5 р., валенки продаются ныне по 15 р, и выше . (Из газет)
Заработки у меня маленьки,
А деньги сыплются из всех отверстий; Почему, например, кусаются валенки? Разве их делают из собачьей шерсти?
Сквозь стекло на витрину гляжу обиженно, Эко, зубастые какие, — не приступиться!
А ведь это — моя была шерстка острижена, Чтобы могли вы в окне появиться! Это ж меня спекулянты-купчики На чисто выстригли и обкарнали,
Чтоб вы могли красоваться, голубчики,
В магазинной витрине на Крюковом канале! — «Ничего подобного! » — огрызаются валенки, На меня, босоногого, косясь сердито:
«Где нам кусаться, мы — люди маленьки; Головотяпство — вот где собака зарыта!.. » — «Какая собака? »
— «А та, что кусается!
Сбыли частникам, пустота на рынках; Им бы — продать бы; до них не касается, — Каково по морозцу-то в дырявых ботинках! Ну и пришлось шайке купеческой
Шкурки на новую катушку наматывать: Валять нас из шерсти, из человеческой — На-ново покупателей обрабатывать! Правду, нет-ли, сказали мне валенки,
Решать не берусь, — не по носу, друже: Человечек я тихий, запечный, маленький, Да и наголо обстрижен, к тому же...
В. Князев
СЛУЧАЙНЫЙ НОЧЛЕГ
Остановившийся из-за мятели на полпути, вынужденный заночевать в случайной, глухой деревушке ответственный земельный работник Александр Эразмович Кнаус сидит в жарко-натопленной избе, в сотый раз разглядывает одну и ту же порыжевшую фотографию с бравым, мордатым солдатом на бутафорском коне и лениво думает: — Дикари! Господи! Какие же они все-таки дикари!
Против него смущенно переминается с ноги на ногу хозяин избы, болезненный, испуганный крестьянин с испитым, рыжебородым лицом. Из-за отцовских ног выглядывают глазастые, грязные до-нельзя ребятишки.
Александр Эразмович переводит взгляд с фотографии на темную икону в углу и тщетно силится найти тему ля разговора. А поговорить ему хочется.
Рыжебородый крестьянин осторожно кашляет и нерешительно говорит:
— Небось, зазябли, барин?
— Бар нет, все граждане, — строго перебивает Александр Эразмович, — революция раз навсегда покончила с этими пережитками. И как вам не стыдно, — вдохновляется он, — Вы — свободный гражданин, унижаетесь передо мной, называете меня барином, готовы шапку ломать, и все только потому, что у меня хорошая шуба.
Александр Эразмович говорит еще минут десять о рабской психологии и прочих вещах и с удовольствием прислушивается к своему сочному баритону.
Но тема иссякает. Он снова начинает рассматривать фотографию.
До ужина время тянется нестерпимо медленно. Хозяин по прежнему стоит у двери, ребятишки все так же выглядывают из-за него.
Но вот рябая, угловатая баба, задыхаясь, вносит чугун со специально зарезанной для необычного гостя курицей.
Александр Эразмович достает из чемодана салфетку и ставит на стол случайно захваченную с собой бутылку портвейна.
От крепкого, густого вина сразу становится веселей. Александр Эразмович отламывает куриную ногу, с аппетитом ест вкусное мясо и вспоминает недавно прочитанную популярную, сельско-хозяйственную брошюру.
СВЕРХСОЗНАТЕЛЬНОСТЬ
Рис. Г. Эфроса
— И чиво это советская власть глядит? Здесь бы давно серп и молот завести надо, а они все со старорежимными орлами суются...
„Стоившие в прошлом году 4—5 р., валенки продаются ныне по 15 р, и выше . (Из газет)
Заработки у меня маленьки,
А деньги сыплются из всех отверстий; Почему, например, кусаются валенки? Разве их делают из собачьей шерсти?
Сквозь стекло на витрину гляжу обиженно, Эко, зубастые какие, — не приступиться!
А ведь это — моя была шерстка острижена, Чтобы могли вы в окне появиться! Это ж меня спекулянты-купчики На чисто выстригли и обкарнали,
Чтоб вы могли красоваться, голубчики,
В магазинной витрине на Крюковом канале! — «Ничего подобного! » — огрызаются валенки, На меня, босоногого, косясь сердито:
«Где нам кусаться, мы — люди маленьки; Головотяпство — вот где собака зарыта!.. » — «Какая собака? »
— «А та, что кусается!
Сбыли частникам, пустота на рынках; Им бы — продать бы; до них не касается, — Каково по морозцу-то в дырявых ботинках! Ну и пришлось шайке купеческой
Шкурки на новую катушку наматывать: Валять нас из шерсти, из человеческой — На-ново покупателей обрабатывать! Правду, нет-ли, сказали мне валенки,
Решать не берусь, — не по носу, друже: Человечек я тихий, запечный, маленький, Да и наголо обстрижен, к тому же...
В. Князев
СЛУЧАЙНЫЙ НОЧЛЕГ
Остановившийся из-за мятели на полпути, вынужденный заночевать в случайной, глухой деревушке ответственный земельный работник Александр Эразмович Кнаус сидит в жарко-натопленной избе, в сотый раз разглядывает одну и ту же порыжевшую фотографию с бравым, мордатым солдатом на бутафорском коне и лениво думает: — Дикари! Господи! Какие же они все-таки дикари!
Против него смущенно переминается с ноги на ногу хозяин избы, болезненный, испуганный крестьянин с испитым, рыжебородым лицом. Из-за отцовских ног выглядывают глазастые, грязные до-нельзя ребятишки.
Александр Эразмович переводит взгляд с фотографии на темную икону в углу и тщетно силится найти тему ля разговора. А поговорить ему хочется.
Рыжебородый крестьянин осторожно кашляет и нерешительно говорит:
— Небось, зазябли, барин?
— Бар нет, все граждане, — строго перебивает Александр Эразмович, — революция раз навсегда покончила с этими пережитками. И как вам не стыдно, — вдохновляется он, — Вы — свободный гражданин, унижаетесь передо мной, называете меня барином, готовы шапку ломать, и все только потому, что у меня хорошая шуба.
Александр Эразмович говорит еще минут десять о рабской психологии и прочих вещах и с удовольствием прислушивается к своему сочному баритону.
Но тема иссякает. Он снова начинает рассматривать фотографию.
До ужина время тянется нестерпимо медленно. Хозяин по прежнему стоит у двери, ребятишки все так же выглядывают из-за него.
Но вот рябая, угловатая баба, задыхаясь, вносит чугун со специально зарезанной для необычного гостя курицей.
Александр Эразмович достает из чемодана салфетку и ставит на стол случайно захваченную с собой бутылку портвейна.
От крепкого, густого вина сразу становится веселей. Александр Эразмович отламывает куриную ногу, с аппетитом ест вкусное мясо и вспоминает недавно прочитанную популярную, сельско-хозяйственную брошюру.
СВЕРХСОЗНАТЕЛЬНОСТЬ
Рис. Г. Эфроса
— И чиво это советская власть глядит? Здесь бы давно серп и молот завести надо, а они все со старорежимными орлами суются...