Солнце жжетъ невыносимо и вода въ морѣ словно кипяченая. Только къ вечеру дышится нѣсколько легче. Оркестръ въ городскомъ саду наигрываетъ излюбленные мотивы: «Осенній Сонъ», «Хризантемы», «Танго».
Всѣ столики у ресторана заняты. Флиртъ царствуетъ во всѣхъ уголкахъ.
Еленѣ Ивановнѣ скучно въ этой чужой толпѣ. Съ Филоновыми за три дня путешествія успѣла все переговорить. Увидѣвъ уже издали крупную фигуру Лирина, она радостно его встрѣчаетъ, и, когда онъ равняется съ ними и низко кланяется, она останавливается и знакомитъ его съ Филоновыми.
Завязывается оживленный разговоръ. Скука исчезаетъ и вечеръ проходитъ незамѣтно. Филоновы рано уходятъ. Пустѣетъ садъ, набережная, улицы. Кое-гдѣ лишь скользятъ парочки, да изрѣдка промчатся запоздалые всадники.
Лиринъ и Муравская медленно движутся по набережной къ ея гостиницѣ — къ Джалиттѣ. Онъ разсказываетъ ей о своей послѣдней поѣздкѣ въ Италію.
Слова выговариваетъ нѣсколько лѣниво, растягивая ихъ, и всѣ его движенія носятъ отпечатокъ изнѣженности, избалованности.
Елена Ивановна идетъ рядомъ, опустивъ голову, не глядя на него, и слушаетъ ласкающій нѣгой голосъ. Она еле слышитъ слова, и ей безразлично сейчасъ содержаніе ихъ, но голосъ-голосъ — музыка, журчаніе тонкихъ серебристыхъ струй.
Послѣднее, что она слышала, словно хлыстомъ ее ударило. Она рѣзко подняла голову и съ негодованіемъ переспросила, что онъ сказалъ?
Лиринъ спокойно, цѣдя слова, повторилъ:
— Я говорю, что женщины во всѣхъ странахъ одинаковы. Самыя надменныя и кажущіяся недоступными наиболѣе быстро и наиболѣе низко падаютъ.
— Вы говорите всѣ, безъ исключенія?
— Да, всѣ; конечно, присутствующихъ, какъ всегда, не касаются...
Его взглядъ прямо смотритъ на нее и сегодня онъ еще болѣе наглъ, чѣмъ всегда. И она ясно читаетъ въ немъ: «но, конечно, и ты такова, и тебѣ предстоитъ та же участь».
Они останавливаются. Какъ разъ вотъ и Джалитта.
Она холодно протягиваетъ ему руку. Онъ наклоняется, цѣлуетъ руку
и, задерживая ее въ своей, спрашиваетъ:
— Такъ что же, завтра ѣдемъ въ Гурзуфъ?
Ей хочется сказать: «нѣтъ». Еще чувство негодованія за сказанное минуту назадъ не остыло въ ней, но она не хочетъ, чтобы онъ подумалъ, что она боится его, и говоритъ: — Да, конечно.
Онъ вновь наклоняется, вторично цѣлуетъ ея руку и уходитъ, обернувшись еще разъ на ходу.
Цвѣты на клумбахъ одуряюще благоухаютъ и теплый вѣтерокъ доносится вмѣстѣ съ рокотомъ моря.
Она садится на скамью передъ домомъ и мысли уносятъ ее вдаль, въ міръ таинственныхъ грезъ, а губы шепчутъ:
«Кто же побѣдитъ? »
Экипажъ быстро катится по ровной бѣлой дорогѣ. День гаснетъ. Струи горячаго воздуха несутся на встрѣчу. Душно. Разговоръ не клеится.
Лиринъ, сбоку поглядывая на Муравскую, наблюдаетъ за ней, но лицо ея спокойно и трудно что-либо прочесть на немъ. Онъ усмѣхается. Она удивленно подымаетъ брови. Лиринъ спѣшитъ объяснить:
— Мнѣ кажется забавнымъ, что вы хотите меня наказать за женщинъ, за то, что я на основаніи опыта имѣю строго опредѣленное о нихъ мнѣніе, не клонящееся въ ихъ пользу.
Онъ говоритъ, какъ всегда, не торопясь и съ удовольствіемъ видитъ, какъ выраженіе спокойствія мгновенно сходитъ съ лица Елены Ивановны, и она вспыхиваетъ и широко открываетъ удивленные глаза. — Откуда вы это знаете?
— Отъ вашей подруги, Клеопатры Петровны.
— Она вамъ это разсказала? — Да. Развѣ это секретъ?
— Но я... — Елена Ивановна обрываетъ на полусловѣ и потомъ добавляетъ:
— Конечно, я возмущена вашимъ
Владиміръ передъ Рогнѣдой.
А. Лосенко.
Всѣ столики у ресторана заняты. Флиртъ царствуетъ во всѣхъ уголкахъ.
Еленѣ Ивановнѣ скучно въ этой чужой толпѣ. Съ Филоновыми за три дня путешествія успѣла все переговорить. Увидѣвъ уже издали крупную фигуру Лирина, она радостно его встрѣчаетъ, и, когда онъ равняется съ ними и низко кланяется, она останавливается и знакомитъ его съ Филоновыми.
Завязывается оживленный разговоръ. Скука исчезаетъ и вечеръ проходитъ незамѣтно. Филоновы рано уходятъ. Пустѣетъ садъ, набережная, улицы. Кое-гдѣ лишь скользятъ парочки, да изрѣдка промчатся запоздалые всадники.
Лиринъ и Муравская медленно движутся по набережной къ ея гостиницѣ — къ Джалиттѣ. Онъ разсказываетъ ей о своей послѣдней поѣздкѣ въ Италію.
Слова выговариваетъ нѣсколько лѣниво, растягивая ихъ, и всѣ его движенія носятъ отпечатокъ изнѣженности, избалованности.
Елена Ивановна идетъ рядомъ, опустивъ голову, не глядя на него, и слушаетъ ласкающій нѣгой голосъ. Она еле слышитъ слова, и ей безразлично сейчасъ содержаніе ихъ, но голосъ-голосъ — музыка, журчаніе тонкихъ серебристыхъ струй.
Послѣднее, что она слышала, словно хлыстомъ ее ударило. Она рѣзко подняла голову и съ негодованіемъ переспросила, что онъ сказалъ?
Лиринъ спокойно, цѣдя слова, повторилъ:
— Я говорю, что женщины во всѣхъ странахъ одинаковы. Самыя надменныя и кажущіяся недоступными наиболѣе быстро и наиболѣе низко падаютъ.
— Вы говорите всѣ, безъ исключенія?
— Да, всѣ; конечно, присутствующихъ, какъ всегда, не касаются...
Его взглядъ прямо смотритъ на нее и сегодня онъ еще болѣе наглъ, чѣмъ всегда. И она ясно читаетъ въ немъ: «но, конечно, и ты такова, и тебѣ предстоитъ та же участь».
Они останавливаются. Какъ разъ вотъ и Джалитта.
Она холодно протягиваетъ ему руку. Онъ наклоняется, цѣлуетъ руку
и, задерживая ее въ своей, спрашиваетъ:
— Такъ что же, завтра ѣдемъ въ Гурзуфъ?
Ей хочется сказать: «нѣтъ». Еще чувство негодованія за сказанное минуту назадъ не остыло въ ней, но она не хочетъ, чтобы онъ подумалъ, что она боится его, и говоритъ: — Да, конечно.
Онъ вновь наклоняется, вторично цѣлуетъ ея руку и уходитъ, обернувшись еще разъ на ходу.
Цвѣты на клумбахъ одуряюще благоухаютъ и теплый вѣтерокъ доносится вмѣстѣ съ рокотомъ моря.
Она садится на скамью передъ домомъ и мысли уносятъ ее вдаль, въ міръ таинственныхъ грезъ, а губы шепчутъ:
«Кто же побѣдитъ? »
Экипажъ быстро катится по ровной бѣлой дорогѣ. День гаснетъ. Струи горячаго воздуха несутся на встрѣчу. Душно. Разговоръ не клеится.
Лиринъ, сбоку поглядывая на Муравскую, наблюдаетъ за ней, но лицо ея спокойно и трудно что-либо прочесть на немъ. Онъ усмѣхается. Она удивленно подымаетъ брови. Лиринъ спѣшитъ объяснить:
— Мнѣ кажется забавнымъ, что вы хотите меня наказать за женщинъ, за то, что я на основаніи опыта имѣю строго опредѣленное о нихъ мнѣніе, не клонящееся въ ихъ пользу.
Онъ говоритъ, какъ всегда, не торопясь и съ удовольствіемъ видитъ, какъ выраженіе спокойствія мгновенно сходитъ съ лица Елены Ивановны, и она вспыхиваетъ и широко открываетъ удивленные глаза. — Откуда вы это знаете?
— Отъ вашей подруги, Клеопатры Петровны.
— Она вамъ это разсказала? — Да. Развѣ это секретъ?
— Но я... — Елена Ивановна обрываетъ на полусловѣ и потомъ добавляетъ:
— Конечно, я возмущена вашимъ
Владиміръ передъ Рогнѣдой.
А. Лосенко.