II.
Наклонившись подъ вѣтромъ и за крывъ муфтой лицо, Полина переходила быстро заснѣженную улицу, и легкія, щекочущія снѣжинки падали на длинныя ея рѣсницы и на темныя пряди волосъ. Желтый, тусклый фонарь въ концѣ улицы безсильно мигалъ подъ зимнимъ вѣтромъ.
На углу она остановилась. Ей не хотѣлось входить въ низенькія и жаркія комнаты, но подслѣповатый фонарь, полузадуваемый иногда порывами вѣтра, дѣлалъ похожими на темныя пасти нѣмыя улицы, — и ей стало жутко. Подошла къ деревяннымъ воротамъ и постучала.
— Полиночка, — сказалъ черезъ минуту за воротами женскій голосъ, — Что поздно такъ?
— Дядя не пускалъ, у него опять печень.
Щеколда щелкнула и Боголѣпова впустила гостью во дворъ.
— Кто у васъ? — спросила Полина, глядя на освѣщенныя и занавѣшенныя окна.
— Да никого. Лизавета Григорьевна, да Магда... Довела ее до угла и добавила безразлично: Лихаревъ еще на ночь глядя прикатилъ.
— Какой Лихаревъ? — спросила Полина испуганно и остановилась.
— Да жилинскій. Изъ имѣнія пріѣхалъ.
— Если бы я знала, что чужіе у васъ, я бы не пошла, — сказала Полина.
— Да что вы, миленькая, — воскликнула Боголѣпова, — вѣдь, онъ старенькій вовсе...
— Слышите, Ильюшечка на гитарѣ играетъ. Идемте, милая, полно.
Залаяли собаки и Боголѣпова, открывъ дверь, оттолкнула ногой подслѣповатую, шершавую болонку. Скинувъ шубку, Полина поправила передъ кривымъ зеркаломъ свои слегка намокшіе волосы. На диванѣ, въ углу, склонивъ надъ столомъ свѣтлую свою голову съ плѣшкой, сидѣлъ Ильюша и перебиралъ струны гитары.
— Ахъ, Полиночка, — сказала изъ тѣни Магда и поднялась ей навстрѣчу, — здравствуйте.
Тутъ только Полина увидѣла въ темномъ углу грузную фигуру Лихарева, смотрѣвшаго на нее при
стально суженными глазками. Она чуть покраснѣла и обняла Магду порывисто.
— А это Лихаревъ, Семенъ Гаврилычъ, — сказала Боголѣпова поспѣшно.
Лихаревъ поднялся и шаркнулъ по полу толстой своей ногой.
— М-м, радъ познакомиться, — сказалъ онъ, жуя губами, и сжалъ крѣпко въ своей рукѣ узкую и похолодѣвшую руку дѣвушки.
Изъ-за его спины Лизавета блестящими глазами смотрѣла на Полину.
— Ахъ, Полиночка, — сказала она сладко, — загордились, здороваться не хотите.
— Ахъ, я право не замѣтила васъ, — воскликнула Полина и протянула ей обѣ руки.
— Ну, дѣвушки, — сказала Боголѣпова, когда улегся шумъ встрѣчи, — вѣдь нынче Крещенье.
— Мы знаемъ, — сказала Магда и, выпрямившись, стала смотрѣть на огонь зеленоватыми глазами.
— Ну, а если знаешь, нечего на огонь смотрѣть, — произнесъ вдругъ Лихаревъ низкимъ голосомъ, отъ котораго Полина вздрогнула. — Угощай, Марѳинька.
И, взявъ Магду за талію, повелъ къ столу.
— А вы, барышня, что же? — сказалъ онъ Полинѣ и свернулъ руку калачикомъ. — Мы нынче на воскѣ суженаго вамъ гадать будемъ.
Полина опустила глаза и подошла къ столу. Боголѣпова разливала въ стаканы красное, какъ кровь, вино, а разбуженная громкими голосами красногрудка сыпала сверху на скатерть конопляныя зернышки.
— Я не буду пить, — сказала Полина и отодвинула налитый стаканъ.
Старый Батумъ.
Рис. И. Грабовскаго.
Наклонившись подъ вѣтромъ и за крывъ муфтой лицо, Полина переходила быстро заснѣженную улицу, и легкія, щекочущія снѣжинки падали на длинныя ея рѣсницы и на темныя пряди волосъ. Желтый, тусклый фонарь въ концѣ улицы безсильно мигалъ подъ зимнимъ вѣтромъ.
На углу она остановилась. Ей не хотѣлось входить въ низенькія и жаркія комнаты, но подслѣповатый фонарь, полузадуваемый иногда порывами вѣтра, дѣлалъ похожими на темныя пасти нѣмыя улицы, — и ей стало жутко. Подошла къ деревяннымъ воротамъ и постучала.
— Полиночка, — сказалъ черезъ минуту за воротами женскій голосъ, — Что поздно такъ?
— Дядя не пускалъ, у него опять печень.
Щеколда щелкнула и Боголѣпова впустила гостью во дворъ.
— Кто у васъ? — спросила Полина, глядя на освѣщенныя и занавѣшенныя окна.
— Да никого. Лизавета Григорьевна, да Магда... Довела ее до угла и добавила безразлично: Лихаревъ еще на ночь глядя прикатилъ.
— Какой Лихаревъ? — спросила Полина испуганно и остановилась.
— Да жилинскій. Изъ имѣнія пріѣхалъ.
— Если бы я знала, что чужіе у васъ, я бы не пошла, — сказала Полина.
— Да что вы, миленькая, — воскликнула Боголѣпова, — вѣдь, онъ старенькій вовсе...
— Слышите, Ильюшечка на гитарѣ играетъ. Идемте, милая, полно.
Залаяли собаки и Боголѣпова, открывъ дверь, оттолкнула ногой подслѣповатую, шершавую болонку. Скинувъ шубку, Полина поправила передъ кривымъ зеркаломъ свои слегка намокшіе волосы. На диванѣ, въ углу, склонивъ надъ столомъ свѣтлую свою голову съ плѣшкой, сидѣлъ Ильюша и перебиралъ струны гитары.
— Ахъ, Полиночка, — сказала изъ тѣни Магда и поднялась ей навстрѣчу, — здравствуйте.
Тутъ только Полина увидѣла въ темномъ углу грузную фигуру Лихарева, смотрѣвшаго на нее при
стально суженными глазками. Она чуть покраснѣла и обняла Магду порывисто.
— А это Лихаревъ, Семенъ Гаврилычъ, — сказала Боголѣпова поспѣшно.
Лихаревъ поднялся и шаркнулъ по полу толстой своей ногой.
— М-м, радъ познакомиться, — сказалъ онъ, жуя губами, и сжалъ крѣпко въ своей рукѣ узкую и похолодѣвшую руку дѣвушки.
Изъ-за его спины Лизавета блестящими глазами смотрѣла на Полину.
— Ахъ, Полиночка, — сказала она сладко, — загордились, здороваться не хотите.
— Ахъ, я право не замѣтила васъ, — воскликнула Полина и протянула ей обѣ руки.
— Ну, дѣвушки, — сказала Боголѣпова, когда улегся шумъ встрѣчи, — вѣдь нынче Крещенье.
— Мы знаемъ, — сказала Магда и, выпрямившись, стала смотрѣть на огонь зеленоватыми глазами.
— Ну, а если знаешь, нечего на огонь смотрѣть, — произнесъ вдругъ Лихаревъ низкимъ голосомъ, отъ котораго Полина вздрогнула. — Угощай, Марѳинька.
И, взявъ Магду за талію, повелъ къ столу.
— А вы, барышня, что же? — сказалъ онъ Полинѣ и свернулъ руку калачикомъ. — Мы нынче на воскѣ суженаго вамъ гадать будемъ.
Полина опустила глаза и подошла къ столу. Боголѣпова разливала въ стаканы красное, какъ кровь, вино, а разбуженная громкими голосами красногрудка сыпала сверху на скатерть конопляныя зернышки.
— Я не буду пить, — сказала Полина и отодвинула налитый стаканъ.
Старый Батумъ.
Рис. И. Грабовскаго.