генты г. Курска, лекторы, два члена губернской управы. Устройствомъ прогулки ближайшимъ образомъ завѣдывала служащая въ педагогическомъ бюро губернской управы Р. А. Благовѣщенская. Все обстояло хорошо: публика на прогулкѣ веселилась, пѣла и откровенно говорила, здѣсь же должнымъ образомъ вспомнили В. Г. Короленко и тѣмъ отпраздновали 50-лѣтіе со дня его рожденія.
Курсы закрылись, учителя разъѣхались и про прогулку стали забывать, какъ въ губернской управѣ полученъ былъ запросъ губернатора: ему сдѣлалось извѣстнымъ, что управа, кромѣ разрѣшенныхъ, организовала для учителей еще тайныя, не разрѣшенныя лекціи въ помѣщеніи, гдѣ жили курсисты, а равно и отпраздновала съ ними „на лодкахъ 10-лѣтній юбилей писателя Короленко, юбилей не разрѣшенный, а потому незаконный , и что на этой прогулкѣ А. Я. Минаевъ, завѣдывающій книжнымъ складомъ, организовалъ денежный сборъ въ пользу заключеннаго въ тюрьмѣ и обвиняемаго въ государственномъ преступленіи редактора „Курской Газеты , Началова. По всему этому губернаторъ требовалъ объясненій. Пока управа отписывала невѣжественному администратору, полиція устремилась на мѣсто прогулки, въ д. Щекинку, на свѣжіе слѣды „10-лѣтняго юбилея на лодкахъ . Получивъ, объявленный въ „Губ. Вѣд.“, выговоръ за допущенную прогулку, мѣстный исправникъ Романовъ и приставъ Заплавскій вмѣстѣ съ жандармами проявили необыкновенную ретивость. Районъ прогулки, д. ІДекинку, мѣсто въ лѣсу, гдѣ останавливалась публика, костеръ, гдѣ она варила кашу — все осматривалось, изслѣдовалось самымъ тщательнымъ образомъ и днемъ, и ночью, и съ жандармами, и съ прокуроромъ. Допрашивали чуть не всю деревню поголовно — кто былъ, что дѣлалъ, что говорилось и пѣлось, откуда брались самовары, мебель и пр. Допрашивали съ угрозами, подкупили служащаго у г. Перепелкина объѣздчика Замарепка показывать, что на прогулкѣ произносились революціонныя рѣчи и пѣлись революціонныя пѣсни: онъ и самъ показывалъ согласно уговору и подбивалъ мужиковъ и бабъ показывать то же, говоря, что за это будетъ „премія въ 5 руб. и подвыпившіе мужики грозили г-жѣ Берви-Кайдановой, жившей на дачѣ въ д. Щекинкѣ и участвовавшей на прогулкѣ: „а мы про тебя докажемъ, какъ ты лекцію пѣла . Мѣстнаго священника, родственника Р. А. Благовѣщенской, привлекли къ допросу, зачѣмъ онъ давалъ на прогулку фонари, а хозяина дачи г-жи Берви- Кайдановой такъ осаждали всякими разспросами и угрозами, что г-жа Берви вынуждена была уѣхать. Населеніе деревни получило строгій приказъ впредь не давать никому изъ горожанъ, ни молока, ни яицъ, не поить чаемъ и вообще не принимать публики, являющейся изъ города на прогулку: и когда ученицы женской учительской школы г-жи фонъ-Рутценъ, гуляя въ окрестностяхъ Курска, зашли въ скитъ женскаго монастыря и попросили продать молока, имъ было отказано, отказали имъ и въ деревнѣ, и въ обоихъ мѣстахъ прямо заявили, что „полиція приказала не давать . Словомъ, прогулка въ глазахъ, не по разуму усердныхъ опричниковъ, выросла въ какое-то необыкно
венное происшествіе и, благодаря широко веденному дознанію и опросу, запугиванію, подкупу, о прогулкѣ знали во всей губерніи, о ней стали ходить самые невѣроятные слухи, говорили, между прочимъ, что во время прогулки сожжено чучело государя и преданъ проклятію царствующій домъ. Къ тому времени въ Лазаретномъ саду на народныхъ гуляніяхъ разстрѣляли орла и сбили съ него корону. 1 Садъ былъ закрытъ, полиція стояла у воротъ и никого туда не впускала : черезъ приказы въ „Губернскихъ Вѣдомостяхъ объ этомъ была оповѣщена вся губернія. Снова и снова слухи, вездѣ говорятъ о стрѣльбѣ въ орла, о сбиваніи короны, о сожженіи чучела, а со стороны посыпались запросы о серьезности революціоннаго настроенія гор. Курска. И мѣстная администрація по приказанію свыше приступила къ искорененію крамолы. Въ ночь, подъ 30 іюля, въ Курскѣ были произведены аресты и обыски. Какъ всегда въ такихъ случаяхъ, молва сильно увеличивала число арестованныхъ. По подсчету же оказалось, что арестованы — изъ служащихъ въ губ. управѣ : Р. А. Благовѣщенская, А. П. Гарманіевъ, А. А. Жилинская, И. Ф. Евдокимовъ и Р. И. Гвоздевъ, и произведенъ обыскъ у завѣдывающаго оцѣночно-статистическимъ отдѣломъ управы М. В. Комаринца; изъ горожанъ арестованы: г. Хайкинъ, бывшіе студенты Соколовскій и Бѣлоконь, акушерка Турчанинова и ученикъ фельдшерской школы Гладилинъ, да обысканы студенты Недригайловъ и Булгаковъ и отецъ послѣдняго — земскій страховой агентъ. Къ вечеру стало извѣстно, что днемъ обысканъ и арестованъ въ подгородномъ селѣ Шагаровкѣ учитель И. И. Сухановъ; другой народный учитель, г. Бабаковъ, и служащій на желѣзной дорогѣ г. Оборотистовъ схвачены жандармами днемъ же на главной Московской улицѣ и доставлены въ жандармское управленіе.
Этотъ день и ночь были началомъ всякихъ безчинствъ, которыя мѣстная администрація и жандармерія проявляла затѣмъ въ теченіе мѣсяца. Приведемъ нѣсколько достовѣрныхъ фактовъ. Жандармы и полиція при арестѣ Р. А. Благовѣщенской такъ хорошо знали, кого имъ надо арестовать и гдѣ живетъ намѣченная жертва, что попали на квартиру къ ея однофамилицѣ, акушеркѣ Благовѣщенской : послѣдняя, при видѣ необычныхъ посѣтителей, упала въ обморокъ; жандармы на-скоро облили ее водой, чтобы привести въ чувство, и устремились къ другой Благовѣщенской. Ворота дома земскаго врача В. И. Долженкова, въ которомъ жила Р. А. Благовѣщенская, были заперты, и жандармы, не отворяя ихъ, перебрались черезъ заборъ, выломали потомъ входную дверь въ квартиру В. И. Долженкова (хотя квартира Благовѣщенской имѣла совершенно отдѣльный входъ) и черезъ его комнаты ворвались къ Р. А. Благовѣщенской. Вступивъ такъ нахально, даже съ русской точки зрѣнія, въ домъ, жандармы и полиція, произведя обыскъ, украли 2 золотыя брошки жившей съ ней сослуживицы В. С. Прав диной,2 Обыскъ въ квартирѣ Комаринца
1 Ср. объ этомъ комическомъ эпизодѣ „Освобожденіе № 8 (32), стр. 142—143.
2 Нашъ корреспондентъ ручается за точность всѣхъ сообщаемыхъ имъ фак
товъ. Ред.
Съ натуры.
(Набросокъ.)
Я сажусь въ отдѣленіе спальнаго вагона 3-го класса между Москвой и Петербургомъ. Оглядываю троихъ моихъ сосѣдей и вздыхаю: ничего путнаго ихъ физіономіи не предвѣщаютъ, скучная будетъ дорога, слова живого не услышишь! Купчикъ второго или даже третьяго разряда ѣдетъ изъ Москвы въ Питеръ; затѣмъ тучный громадный армянинъ -съ бритой безсмысленной физіономіей, питерскій торговецъ шелковыми товарами, возвращается съ ярмарки изъ Нижняго ; и третій какой-то неопредѣленный субъектъ въ новенькомъ, готовомъ костюмѣ, но съ весьма демократической физіономіей ; онъ напряженно молчитъ, изрѣдка таинственно улыбается. Купчикъ называетъ его Миколой Васильевичемъ и подчуетъ чаемъ; неопредѣленный субъектъ церемонно, однако снисходительно выпиваетъ стаканъ, другой. Вѣрнѣе всего, коммивояжеръ какой-нибудь московской фирмы. Къ купчику подсѣла пить чай его супруга изъ сосѣдняго дамскаго купэ. Разговоръ начался безъ меня. Купчикъ горячо накидывается на армянина. „Что же это? Она сошьетъ себѣ платье и потомъ возвращаетъ вамъ въ магазинъ ? Да, вѣдь, вы матеріаломъ торгуете, а не готовымъ платьемъ! — „И я долженъ принэть, потому — мнѣ покупатель дороже. — Ну, ужъ это извини, у насъ въ Москвѣ нигдѣ этого не сдѣлаютъ. — А у насъ въ Петербургѣ дэлаютъ. Уваженье надо исдэлать. — „Нѣтъ, братъ, это въ составъ не входитъ! Что-бы у насъ, въ Москвѣ, да никогда! — „Матеріалъ московскій не годится, ломается, барыня не любитъ. Истэрика бываетъ. — „А это съ чего бы, напримѣръ, и истерика?! — „Дама нэрвный, разсудительно отвѣчаетъ армянинъ. „Ей, вѣроятно, обидно, что она за работу дорого заплатила, поясняетъ супруга купчика. „Нѣтъ, это въ составъ не входитъ! Я рѣшаю по
скорѣе улечься, ибо, очевидно, физіономистика меня не обманула, ничего интереснаго изъ этихъ господъ не выжмешь. Дама удаляется. Вся компанія мигомъ укладывается и засыпаетъ. Армянинъ тутъ же начинаетъ храпѣть и ревѣть во снѣ до того, что мнѣ ни на минуту не удается сомкнуть глазъ. Не просыпаясь, они то и дѣло шумно харкали и оплевали весь полъ. Я предаюсь пессимистическимъ размышленіямъ. „Ну, компанія! этакіе звѣрюги! Ну что ты съ ними подѣлаешь? ну, какія тамъ общественныя формы могутъ переработать подобный матеріалъ? Гора изъ мяса и жира; день добываетъ ѣду и ѣстъ, ночью спитъ, — ничего больше не требуется. Часовъ въ 6 утра армянинъ пересталъ храпѣть, энергичнѣе прежняго отхаркнулъ мокроту и вытянулся во весь ростъ надо мною. „Но! будэтъ спать, чай пить надо. Я такъ и расхохотался, вспомнивъ Горьковскаго „Спутника .
Но въ 8 часовъ нашего вагона нельзя было и узнать. Его наполнялъ одушевленный и громкій говоръ купчика, разсуждавшаго уже не о шелкѣ и барыняхъ. „Вотъ, вы ученые люди, обращался онъ ко мнѣ: „какъ вы скажете, когда это кончится?... или такъ и будетъ? У насъ въ Москвѣ житья не стало отъ Трепова да „дяденьки , штрафуютъ и распоряжаются, какъ въ голову придетъ. Всякія правила и предѣлы переступаютъ. И нѣтъ имъ никакой управы. Къ кому пойдешь?... Ну, царь, онъ дѣйствительно вникать не можетъ. Одинъ только Александръ II и вникалъ въ одну сторону. Но имѣйте въ виду: въ одну сторону, а что прочее, то и онъ не понималъ. А теперь, Господи! да гдѣ же со всѣми управиться? Но вотъ вы мнѣ объясните: почему одинъ министръ на другого не указываетъ? Вотъ къ примѣру — Витте. Наворовалъ, ушелъ. А что же другіе смотрѣли? Я объясняю, что они солидарны, какъ члены одной корпораціи, какъ товарищи по ремеслу. Купчикъ возражалъ: „Ну вотъ, скажемъ, я полотномъ торгую, а вы селедками — мы оба купцы,
Курсы закрылись, учителя разъѣхались и про прогулку стали забывать, какъ въ губернской управѣ полученъ былъ запросъ губернатора: ему сдѣлалось извѣстнымъ, что управа, кромѣ разрѣшенныхъ, организовала для учителей еще тайныя, не разрѣшенныя лекціи въ помѣщеніи, гдѣ жили курсисты, а равно и отпраздновала съ ними „на лодкахъ 10-лѣтній юбилей писателя Короленко, юбилей не разрѣшенный, а потому незаконный , и что на этой прогулкѣ А. Я. Минаевъ, завѣдывающій книжнымъ складомъ, организовалъ денежный сборъ въ пользу заключеннаго въ тюрьмѣ и обвиняемаго въ государственномъ преступленіи редактора „Курской Газеты , Началова. По всему этому губернаторъ требовалъ объясненій. Пока управа отписывала невѣжественному администратору, полиція устремилась на мѣсто прогулки, въ д. Щекинку, на свѣжіе слѣды „10-лѣтняго юбилея на лодкахъ . Получивъ, объявленный въ „Губ. Вѣд.“, выговоръ за допущенную прогулку, мѣстный исправникъ Романовъ и приставъ Заплавскій вмѣстѣ съ жандармами проявили необыкновенную ретивость. Районъ прогулки, д. ІДекинку, мѣсто въ лѣсу, гдѣ останавливалась публика, костеръ, гдѣ она варила кашу — все осматривалось, изслѣдовалось самымъ тщательнымъ образомъ и днемъ, и ночью, и съ жандармами, и съ прокуроромъ. Допрашивали чуть не всю деревню поголовно — кто былъ, что дѣлалъ, что говорилось и пѣлось, откуда брались самовары, мебель и пр. Допрашивали съ угрозами, подкупили служащаго у г. Перепелкина объѣздчика Замарепка показывать, что на прогулкѣ произносились революціонныя рѣчи и пѣлись революціонныя пѣсни: онъ и самъ показывалъ согласно уговору и подбивалъ мужиковъ и бабъ показывать то же, говоря, что за это будетъ „премія въ 5 руб. и подвыпившіе мужики грозили г-жѣ Берви-Кайдановой, жившей на дачѣ въ д. Щекинкѣ и участвовавшей на прогулкѣ: „а мы про тебя докажемъ, какъ ты лекцію пѣла . Мѣстнаго священника, родственника Р. А. Благовѣщенской, привлекли къ допросу, зачѣмъ онъ давалъ на прогулку фонари, а хозяина дачи г-жи Берви- Кайдановой такъ осаждали всякими разспросами и угрозами, что г-жа Берви вынуждена была уѣхать. Населеніе деревни получило строгій приказъ впредь не давать никому изъ горожанъ, ни молока, ни яицъ, не поить чаемъ и вообще не принимать публики, являющейся изъ города на прогулку: и когда ученицы женской учительской школы г-жи фонъ-Рутценъ, гуляя въ окрестностяхъ Курска, зашли въ скитъ женскаго монастыря и попросили продать молока, имъ было отказано, отказали имъ и въ деревнѣ, и въ обоихъ мѣстахъ прямо заявили, что „полиція приказала не давать . Словомъ, прогулка въ глазахъ, не по разуму усердныхъ опричниковъ, выросла въ какое-то необыкно
венное происшествіе и, благодаря широко веденному дознанію и опросу, запугиванію, подкупу, о прогулкѣ знали во всей губерніи, о ней стали ходить самые невѣроятные слухи, говорили, между прочимъ, что во время прогулки сожжено чучело государя и преданъ проклятію царствующій домъ. Къ тому времени въ Лазаретномъ саду на народныхъ гуляніяхъ разстрѣляли орла и сбили съ него корону. 1 Садъ былъ закрытъ, полиція стояла у воротъ и никого туда не впускала : черезъ приказы въ „Губернскихъ Вѣдомостяхъ объ этомъ была оповѣщена вся губернія. Снова и снова слухи, вездѣ говорятъ о стрѣльбѣ въ орла, о сбиваніи короны, о сожженіи чучела, а со стороны посыпались запросы о серьезности революціоннаго настроенія гор. Курска. И мѣстная администрація по приказанію свыше приступила къ искорененію крамолы. Въ ночь, подъ 30 іюля, въ Курскѣ были произведены аресты и обыски. Какъ всегда въ такихъ случаяхъ, молва сильно увеличивала число арестованныхъ. По подсчету же оказалось, что арестованы — изъ служащихъ въ губ. управѣ : Р. А. Благовѣщенская, А. П. Гарманіевъ, А. А. Жилинская, И. Ф. Евдокимовъ и Р. И. Гвоздевъ, и произведенъ обыскъ у завѣдывающаго оцѣночно-статистическимъ отдѣломъ управы М. В. Комаринца; изъ горожанъ арестованы: г. Хайкинъ, бывшіе студенты Соколовскій и Бѣлоконь, акушерка Турчанинова и ученикъ фельдшерской школы Гладилинъ, да обысканы студенты Недригайловъ и Булгаковъ и отецъ послѣдняго — земскій страховой агентъ. Къ вечеру стало извѣстно, что днемъ обысканъ и арестованъ въ подгородномъ селѣ Шагаровкѣ учитель И. И. Сухановъ; другой народный учитель, г. Бабаковъ, и служащій на желѣзной дорогѣ г. Оборотистовъ схвачены жандармами днемъ же на главной Московской улицѣ и доставлены въ жандармское управленіе.
Этотъ день и ночь были началомъ всякихъ безчинствъ, которыя мѣстная администрація и жандармерія проявляла затѣмъ въ теченіе мѣсяца. Приведемъ нѣсколько достовѣрныхъ фактовъ. Жандармы и полиція при арестѣ Р. А. Благовѣщенской такъ хорошо знали, кого имъ надо арестовать и гдѣ живетъ намѣченная жертва, что попали на квартиру къ ея однофамилицѣ, акушеркѣ Благовѣщенской : послѣдняя, при видѣ необычныхъ посѣтителей, упала въ обморокъ; жандармы на-скоро облили ее водой, чтобы привести въ чувство, и устремились къ другой Благовѣщенской. Ворота дома земскаго врача В. И. Долженкова, въ которомъ жила Р. А. Благовѣщенская, были заперты, и жандармы, не отворяя ихъ, перебрались черезъ заборъ, выломали потомъ входную дверь въ квартиру В. И. Долженкова (хотя квартира Благовѣщенской имѣла совершенно отдѣльный входъ) и черезъ его комнаты ворвались къ Р. А. Благовѣщенской. Вступивъ такъ нахально, даже съ русской точки зрѣнія, въ домъ, жандармы и полиція, произведя обыскъ, украли 2 золотыя брошки жившей съ ней сослуживицы В. С. Прав диной,2 Обыскъ въ квартирѣ Комаринца
1 Ср. объ этомъ комическомъ эпизодѣ „Освобожденіе № 8 (32), стр. 142—143.
2 Нашъ корреспондентъ ручается за точность всѣхъ сообщаемыхъ имъ фак
товъ. Ред.
Съ натуры.
(Набросокъ.)
Я сажусь въ отдѣленіе спальнаго вагона 3-го класса между Москвой и Петербургомъ. Оглядываю троихъ моихъ сосѣдей и вздыхаю: ничего путнаго ихъ физіономіи не предвѣщаютъ, скучная будетъ дорога, слова живого не услышишь! Купчикъ второго или даже третьяго разряда ѣдетъ изъ Москвы въ Питеръ; затѣмъ тучный громадный армянинъ -съ бритой безсмысленной физіономіей, питерскій торговецъ шелковыми товарами, возвращается съ ярмарки изъ Нижняго ; и третій какой-то неопредѣленный субъектъ въ новенькомъ, готовомъ костюмѣ, но съ весьма демократической физіономіей ; онъ напряженно молчитъ, изрѣдка таинственно улыбается. Купчикъ называетъ его Миколой Васильевичемъ и подчуетъ чаемъ; неопредѣленный субъектъ церемонно, однако снисходительно выпиваетъ стаканъ, другой. Вѣрнѣе всего, коммивояжеръ какой-нибудь московской фирмы. Къ купчику подсѣла пить чай его супруга изъ сосѣдняго дамскаго купэ. Разговоръ начался безъ меня. Купчикъ горячо накидывается на армянина. „Что же это? Она сошьетъ себѣ платье и потомъ возвращаетъ вамъ въ магазинъ ? Да, вѣдь, вы матеріаломъ торгуете, а не готовымъ платьемъ! — „И я долженъ принэть, потому — мнѣ покупатель дороже. — Ну, ужъ это извини, у насъ въ Москвѣ нигдѣ этого не сдѣлаютъ. — А у насъ въ Петербургѣ дэлаютъ. Уваженье надо исдэлать. — „Нѣтъ, братъ, это въ составъ не входитъ! Что-бы у насъ, въ Москвѣ, да никогда! — „Матеріалъ московскій не годится, ломается, барыня не любитъ. Истэрика бываетъ. — „А это съ чего бы, напримѣръ, и истерика?! — „Дама нэрвный, разсудительно отвѣчаетъ армянинъ. „Ей, вѣроятно, обидно, что она за работу дорого заплатила, поясняетъ супруга купчика. „Нѣтъ, это въ составъ не входитъ! Я рѣшаю по
скорѣе улечься, ибо, очевидно, физіономистика меня не обманула, ничего интереснаго изъ этихъ господъ не выжмешь. Дама удаляется. Вся компанія мигомъ укладывается и засыпаетъ. Армянинъ тутъ же начинаетъ храпѣть и ревѣть во снѣ до того, что мнѣ ни на минуту не удается сомкнуть глазъ. Не просыпаясь, они то и дѣло шумно харкали и оплевали весь полъ. Я предаюсь пессимистическимъ размышленіямъ. „Ну, компанія! этакіе звѣрюги! Ну что ты съ ними подѣлаешь? ну, какія тамъ общественныя формы могутъ переработать подобный матеріалъ? Гора изъ мяса и жира; день добываетъ ѣду и ѣстъ, ночью спитъ, — ничего больше не требуется. Часовъ въ 6 утра армянинъ пересталъ храпѣть, энергичнѣе прежняго отхаркнулъ мокроту и вытянулся во весь ростъ надо мною. „Но! будэтъ спать, чай пить надо. Я такъ и расхохотался, вспомнивъ Горьковскаго „Спутника .
Но въ 8 часовъ нашего вагона нельзя было и узнать. Его наполнялъ одушевленный и громкій говоръ купчика, разсуждавшаго уже не о шелкѣ и барыняхъ. „Вотъ, вы ученые люди, обращался онъ ко мнѣ: „какъ вы скажете, когда это кончится?... или такъ и будетъ? У насъ въ Москвѣ житья не стало отъ Трепова да „дяденьки , штрафуютъ и распоряжаются, какъ въ голову придетъ. Всякія правила и предѣлы переступаютъ. И нѣтъ имъ никакой управы. Къ кому пойдешь?... Ну, царь, онъ дѣйствительно вникать не можетъ. Одинъ только Александръ II и вникалъ въ одну сторону. Но имѣйте въ виду: въ одну сторону, а что прочее, то и онъ не понималъ. А теперь, Господи! да гдѣ же со всѣми управиться? Но вотъ вы мнѣ объясните: почему одинъ министръ на другого не указываетъ? Вотъ къ примѣру — Витте. Наворовалъ, ушелъ. А что же другіе смотрѣли? Я объясняю, что они солидарны, какъ члены одной корпораціи, какъ товарищи по ремеслу. Купчикъ возражалъ: „Ну вотъ, скажемъ, я полотномъ торгую, а вы селедками — мы оба купцы,