прямою и открытою проповѣдью о революціонномъ времени, объ освободительномъ движеніи, о его задачахъ и жертвахъ и все это проникало даже туда, куда оно при обычномъ ходѣ вещей едва-ли бы попало, по крайней мѣрѣ, такъ ясно и открыто.
Чтобы уличить А. А. Жилинскую, къ допросу были привлечены знакомые ей ученики фельдшерской школы, совсѣмъ еще молодые люди, которые обо всемъ поразсказали, что имъ говорила г-жа Жилинская, и жандармы, отпуская ихъ, съ папускной усмѣшкой замѣчали: „ну, вотъ, теперь вы, благодаря Жилинской, обо многомъ узнали .
Въ мѣстной учительской семинаріи, при началѣ учебныхъ занятій, всѣ наставники въ теченіе 2-хъ первыхъ дней на всѣхъ своихъ лекціяхъ выясняли воспитанникамъ о наступившемъ тревожномъ времени для народнаго учителя, и совѣтывали имъ сторониться всего, что имѣетъ касательство къ политическому движенію. Само собою разумѣется, что этимъ самымъ воспитанники совершенно легальнымъ путемъ наталкиваются на политическіе вопросы, а ужъ разбираться въ нихъ они не пойдутъ къ своимъ пошлымъ и трусливымъ наставникамъ.
Теперь перейдемъ въ тюрьму къ арестованнымъ. Чтобы не дать возможности губернской земской управѣ выдавать жалованье арестованнымъ служащимъ, губернаторъ прислалъ требованіе о немедленномъ увольненіи со службы всѣхъ арестованныхъ. Желая, очевидно, выдвинуться на курскомъ дѣлѣ, тов. прокурора Фридлендеръ проявлялъ при веденіи дѣла необыкновенное усердіе: передъ каждымъ арестованнымъ онъ оговаривалъ его товарищей и знакомыхъ, такъ, напр., учителямъ Суханову и Бабакову онъ говорилъ, что г. Минаевъ будто бы разсказалъ на допросѣ о прогулкѣ въ Курскомъ уѣздѣ и о всѣхъ ея участникахъ. Къ допросу былъ привлеченъ землевладѣлецъ, губернскій гласный Ф. В. Шагаровъ. На допросѣ Фридлендеръ заявилъ, что братъ Шагарова показывалъ, что у Суханова были гости и что онъ, Ф. В. Шагаровъ, знаетъ, кто именно былъ. На такое нахальное заявленіе, Ф. В. Шагаровъ отвѣтилъ, что братъ его не могъ этого сказать, потому что этого не было... Фридлендеръ сократился и прекратилъ допросъ. Вмѣстѣ съ курянами сидѣлъ въ тюрьмѣ неизвѣстный, арестованный въ Курскѣ на улицѣ. Ни жандармамъ, ни товарищамъ-соузникамъ онъ не открывалъ своего имени. Допрашивая его, Фридлендеръ сообщалъ, что о немъ имѣются у него показанія Р. И. Гвоздева, который его будто-бы знаетъ. Допросы Фридлендеръ, вмѣстѣ съ жандармскимъ ротмистромъ Лавренковымъ, велъ, по преимуществу, по ночамъ, въ 12 и 2 ч. ночи; это необычайно тягостно дѣйствовало на заключенныхъ и но истинѣ было пыткой въ застѣнкѣ. Книги доставлялись въ камеры очень неисправно, прогулки продолжались всего только 20 минутъ. Не разрѣшено было свиданіе пріѣхавшему нарочито изъ Корочанскаго уѣзда племяннику учителя Лозоваго. Неизвѣстный сообщилъ при томъ, что у него отобрали деньги, 130 руб., якобы вещественное доказательство, и морятъ на казенной, арестантской пищѣ; въ видѣ протеста началъ голодовку и сообщилъ о ней товарищамъ только на третій день. Со
узники рѣшили присоединиться къ голодовкѣ и всѣ отказались принимать пищу, требуя, чтобы неизвѣстному были возвращены деньги, чтобы исправно доставлялись книги, улучшена была тюремная пища и разрѣшено было жить по камерамъ и и гулять по двое. Губернаторъ, прокуратура и жандармы не обращали вниманія на голодовку и требованія заключенныхъ. Дабы заставить, наконецъ, отнестись болѣе внимательно къ своему требованію, рѣшено было на третій день голодовки, въ полночь, 15 сентября, жечь на окнахъ бумагу, тряпки, шумѣть, кричать. Такъ было сдѣлано. Одинъ изъ заключенныхъ, Ф. С. Лозовой, поднялся на подоконникъ и, будучи человѣкомъ нервнымъ, при томъ сильно истощеннымъ 3-хъ дневной голодовкой, не удержался, свалился на полъ и упалъ въ обморокъ. Его паденіе и хрипъ услышали сосѣди по камерѣ и подумали, что онъ повѣсился; начали его окликать, кричать, бить окна. Лозовой, наконецъ, откликнулся, по за то не слышно было неизвѣстнаго. Просили и его откликнуться, — онъ, наконецъ, отозвался, заявилъ, что онъ живъ, слабъ, но держаться, голодать, еще можетъ. Не желая уморить товарища, рѣшено было продолжать шумъ и требовать губернатора и прокурора. Послѣдніе, наконецъ, явились въ 2 часа ночи, вступили въ переговоры, согласились улучшить тюремную пищу, возвратить деньги неизвѣстному и доставить книги. При объясненіяхъ заключенные указали управляющему губерніей вице-губернатору Курлову и и товарищу прокурора Фридлендеру ихъ бездушное и подлое обращеніе съ арестованными. Р. И. Гвоздевъ, между прочимъ, назвалъ Фридлепдера подлецомъ за его оговоры прп допросахъ и потребовалъ, чтобы Фридлендеръ и не думалъ призывать его на допросы — „никакихъ показаній такимъ мерзавцамъ онъ не дастъ . Окна въ камерахъ были всѣ выбиты, и переговоры и выговоры Гвоздева велись такъ громко, что извозчики, тюремные надзиратели, и случайно оказавшіеся около тюрьмы все слышали и на утро въ городѣ знали о бунтѣ въ тюрьмѣ. Заключеннымъ тогда же, въ 2 ч. ночи, привезли вина и жарили котлеты. Истощенные голодомъ, съ страшно возбужденными нервами заключенные пировали.
ДѢЛО О ПОГРОМѢ. Гомель, Могилевской губ. Послѣ погрома въ „Прав. Вѣсти. было тотчасъ же напечатано, что, по мнѣнію всѣхъ благомыслящихъ представителей мѣстнаго общества и судебнаго вѣдомства, евреи сами повинны въ происшедшемъ. Этимъ сообщеніемъ было дано указаніе слѣдователямъ, какъ вести слѣдствіе. Одинъ болѣе добросовѣстный слѣдователь въ Могилевѣ отказался тогда вести это дѣло, говоря, что онъ не можетъ сочинять факты по данному рецепту. Но нашлись болѣе сговорчивые слѣдователи. Такъ какъ предрѣшенъ уже разборъ дѣла при закрытыхъ дверяхъ, то произволу нѣтъ границъ. Изъ громилъ, разрушившихъ 300 еврейскихъ домовъ, никто не арестованъ, но зато, какъ уже знаете, арестовано 25 евреевъ за самозащиту и обвиняются въ нападеніи на христіанское населеніе. Защитники хотѣли обжаловать предва
чувство гражданина! Въ вагонѣ, на городскихъ бульварахъ порою слышишь такія слова и рѣчи изъ устъ „низшихъ слоевъ населенія , что прямо диву даешься.
И все это, несмотря, вѣрнѣе, благодаря необычайно свирѣпѣющей и наглѣющей реакціи. И что всего знаменательнѣе это то, что, несмотря на затрачиваемые „на охрану милліоны и несмотря на растущую наглость и безцеремонность, реакція эта чуть ли не на каждомъ шагу вынуждена капитулировать передъ надвигающимся освободительпымъ движеніемъ. Напоръ новыхъ идей такъ стремителенъ и силенъ, что никакія полицейскія и цензурныя плотины не въ состояніи задержать его цѣликомъ. Черезъ эти плотины въ отгороженную отъ тлетворнаго вліянія, такъ сказать, легальную (съ политической точки зрѣнія) жизнь и литературу въ изобиліи просачиваются идеи, которыя съ точки зрѣнія г. ф.-Плеве слѣдовало бы „тащить и не пущать . Передъ напоромъ этихъ идей реакція растерялась и, въ сущности говоря, утратила точный критерій дозволеннаго и недозволеннаго и, что еще важнѣе, утратила возможность процѣживать бурный потокъ освободительнаго движенія черезъ свое полицейское сито. Потокъ этотъ хлещетъ черезъ края старательно подставляемаго подъ него сита, прорываетъ его и разливается по литературѣ и жизни.
Обезсиленная реакція вынуждена волей неволей легализировать извѣстную часть запретныхъ идей. Несмотря ни на какіе намордники, свободное слово открыто произносится; я прямо поражался съ какимъ спокойствіемъ и хладнокровіемъ жандармерія выслушиваетъ теперь такія рѣчи, за которыя еще нѣсколько лѣтъ тому назадъ тотчасъ же раздалось бы грозное „слово и дѣло . Мнѣ приходилось быть невольнымъ свидѣтелемъ ряда полицейскихъ сценъ въ одномъ большомъ „неблагонадежномъ городѣ. И здѣсь мастеровые, служащіе, приходившіе за справками объ арестованныхъ, приходившіе въ качествѣ свидѣ
телей открыто и во всеуслышаніе говорили такія рѣчи, за которыя будочникъ Мымрецовъ уже давно бы ихъ „тащилъ .
И когда какой-то мѣщанинъ подобострастно замѣтилъ, это „за такія рѣчи можно, ай какъ, далеко запрятать , то жандармъ апатично отвѣтилъ: „пусть брешетъ, всѣмъ рта не заткнешь. У насъ ихъ и такъ уже, кажется, и поставить некуда .
Жандармскія уши такъ попривыкли къ смѣлымъ „запретнымъ словамъ, слова эти такъ часто произносятся, что они уже и сами перестаютъ ихъ пугаться и въ сотняхъ случаевъ предпочитаютъ „махать рукою , „не обращать вниманія .
Цензурная плотина, несмотря на всю свирѣпость ея охранителей, теперь тоже сплошь и рядомъ даетъ течь и еле успѣваетъ слѣдить за тѣмъ, чтобы не было очень уже страшныхъ словъ, „общій же духъ то и дѣло проходитъ не остановленнымъ черезъ цензурныя рогатки. Чрезвычайно характерно еще и то, что современная реакція цинично ходитъ нагишомъ, сбросивъ всѣ свои идеологическія ризки. Разговоры о томъ, „что это творится и о томъ, „что это будетъ , раздаются теперь во всѣхъ углахъ — вплоть до медвѣжьихъ — Россіи. И всѣ утѣшенія, исходившія отъ „власти въ отвѣтъ на эти боязливые вопросы, всѣ они были твердымъ упованіемъ на силу нагаекъ, штыковъ и ружей, батальоновъ, эскадроновъ, полковъ. Съ нарочитою цѣлью я нѣсколько разъ пробовалъ „интервьюировать — правда, не особенно высокихъ чиномъ — представителей власти и почти никогда я не встрѣчалъ увѣренности въ томъ, что правда (какъ они ее понимаютъ) восторжествуетъ, всегда я встрѣчалъ лишь упованія на силу.
Когда общественная группа утрачиваетъ всякую идеологію, когда она не вѣритъ ни въ какую идею и лишь уповаетъ па военную силу, то, хотя бы эта сила пока и была на ея сторонѣ, ея смертный часъ близокъ. Каринъ
Чтобы уличить А. А. Жилинскую, къ допросу были привлечены знакомые ей ученики фельдшерской школы, совсѣмъ еще молодые люди, которые обо всемъ поразсказали, что имъ говорила г-жа Жилинская, и жандармы, отпуская ихъ, съ папускной усмѣшкой замѣчали: „ну, вотъ, теперь вы, благодаря Жилинской, обо многомъ узнали .
Въ мѣстной учительской семинаріи, при началѣ учебныхъ занятій, всѣ наставники въ теченіе 2-хъ первыхъ дней на всѣхъ своихъ лекціяхъ выясняли воспитанникамъ о наступившемъ тревожномъ времени для народнаго учителя, и совѣтывали имъ сторониться всего, что имѣетъ касательство къ политическому движенію. Само собою разумѣется, что этимъ самымъ воспитанники совершенно легальнымъ путемъ наталкиваются на политическіе вопросы, а ужъ разбираться въ нихъ они не пойдутъ къ своимъ пошлымъ и трусливымъ наставникамъ.
Теперь перейдемъ въ тюрьму къ арестованнымъ. Чтобы не дать возможности губернской земской управѣ выдавать жалованье арестованнымъ служащимъ, губернаторъ прислалъ требованіе о немедленномъ увольненіи со службы всѣхъ арестованныхъ. Желая, очевидно, выдвинуться на курскомъ дѣлѣ, тов. прокурора Фридлендеръ проявлялъ при веденіи дѣла необыкновенное усердіе: передъ каждымъ арестованнымъ онъ оговаривалъ его товарищей и знакомыхъ, такъ, напр., учителямъ Суханову и Бабакову онъ говорилъ, что г. Минаевъ будто бы разсказалъ на допросѣ о прогулкѣ въ Курскомъ уѣздѣ и о всѣхъ ея участникахъ. Къ допросу былъ привлеченъ землевладѣлецъ, губернскій гласный Ф. В. Шагаровъ. На допросѣ Фридлендеръ заявилъ, что братъ Шагарова показывалъ, что у Суханова были гости и что онъ, Ф. В. Шагаровъ, знаетъ, кто именно былъ. На такое нахальное заявленіе, Ф. В. Шагаровъ отвѣтилъ, что братъ его не могъ этого сказать, потому что этого не было... Фридлендеръ сократился и прекратилъ допросъ. Вмѣстѣ съ курянами сидѣлъ въ тюрьмѣ неизвѣстный, арестованный въ Курскѣ на улицѣ. Ни жандармамъ, ни товарищамъ-соузникамъ онъ не открывалъ своего имени. Допрашивая его, Фридлендеръ сообщалъ, что о немъ имѣются у него показанія Р. И. Гвоздева, который его будто-бы знаетъ. Допросы Фридлендеръ, вмѣстѣ съ жандармскимъ ротмистромъ Лавренковымъ, велъ, по преимуществу, по ночамъ, въ 12 и 2 ч. ночи; это необычайно тягостно дѣйствовало на заключенныхъ и но истинѣ было пыткой въ застѣнкѣ. Книги доставлялись въ камеры очень неисправно, прогулки продолжались всего только 20 минутъ. Не разрѣшено было свиданіе пріѣхавшему нарочито изъ Корочанскаго уѣзда племяннику учителя Лозоваго. Неизвѣстный сообщилъ при томъ, что у него отобрали деньги, 130 руб., якобы вещественное доказательство, и морятъ на казенной, арестантской пищѣ; въ видѣ протеста началъ голодовку и сообщилъ о ней товарищамъ только на третій день. Со
узники рѣшили присоединиться къ голодовкѣ и всѣ отказались принимать пищу, требуя, чтобы неизвѣстному были возвращены деньги, чтобы исправно доставлялись книги, улучшена была тюремная пища и разрѣшено было жить по камерамъ и и гулять по двое. Губернаторъ, прокуратура и жандармы не обращали вниманія на голодовку и требованія заключенныхъ. Дабы заставить, наконецъ, отнестись болѣе внимательно къ своему требованію, рѣшено было на третій день голодовки, въ полночь, 15 сентября, жечь на окнахъ бумагу, тряпки, шумѣть, кричать. Такъ было сдѣлано. Одинъ изъ заключенныхъ, Ф. С. Лозовой, поднялся на подоконникъ и, будучи человѣкомъ нервнымъ, при томъ сильно истощеннымъ 3-хъ дневной голодовкой, не удержался, свалился на полъ и упалъ въ обморокъ. Его паденіе и хрипъ услышали сосѣди по камерѣ и подумали, что онъ повѣсился; начали его окликать, кричать, бить окна. Лозовой, наконецъ, откликнулся, по за то не слышно было неизвѣстнаго. Просили и его откликнуться, — онъ, наконецъ, отозвался, заявилъ, что онъ живъ, слабъ, но держаться, голодать, еще можетъ. Не желая уморить товарища, рѣшено было продолжать шумъ и требовать губернатора и прокурора. Послѣдніе, наконецъ, явились въ 2 часа ночи, вступили въ переговоры, согласились улучшить тюремную пищу, возвратить деньги неизвѣстному и доставить книги. При объясненіяхъ заключенные указали управляющему губерніей вице-губернатору Курлову и и товарищу прокурора Фридлендеру ихъ бездушное и подлое обращеніе съ арестованными. Р. И. Гвоздевъ, между прочимъ, назвалъ Фридлепдера подлецомъ за его оговоры прп допросахъ и потребовалъ, чтобы Фридлендеръ и не думалъ призывать его на допросы — „никакихъ показаній такимъ мерзавцамъ онъ не дастъ . Окна въ камерахъ были всѣ выбиты, и переговоры и выговоры Гвоздева велись такъ громко, что извозчики, тюремные надзиратели, и случайно оказавшіеся около тюрьмы все слышали и на утро въ городѣ знали о бунтѣ въ тюрьмѣ. Заключеннымъ тогда же, въ 2 ч. ночи, привезли вина и жарили котлеты. Истощенные голодомъ, съ страшно возбужденными нервами заключенные пировали.
ДѢЛО О ПОГРОМѢ. Гомель, Могилевской губ. Послѣ погрома въ „Прав. Вѣсти. было тотчасъ же напечатано, что, по мнѣнію всѣхъ благомыслящихъ представителей мѣстнаго общества и судебнаго вѣдомства, евреи сами повинны въ происшедшемъ. Этимъ сообщеніемъ было дано указаніе слѣдователямъ, какъ вести слѣдствіе. Одинъ болѣе добросовѣстный слѣдователь въ Могилевѣ отказался тогда вести это дѣло, говоря, что онъ не можетъ сочинять факты по данному рецепту. Но нашлись болѣе сговорчивые слѣдователи. Такъ какъ предрѣшенъ уже разборъ дѣла при закрытыхъ дверяхъ, то произволу нѣтъ границъ. Изъ громилъ, разрушившихъ 300 еврейскихъ домовъ, никто не арестованъ, но зато, какъ уже знаете, арестовано 25 евреевъ за самозащиту и обвиняются въ нападеніи на христіанское населеніе. Защитники хотѣли обжаловать предва
чувство гражданина! Въ вагонѣ, на городскихъ бульварахъ порою слышишь такія слова и рѣчи изъ устъ „низшихъ слоевъ населенія , что прямо диву даешься.
И все это, несмотря, вѣрнѣе, благодаря необычайно свирѣпѣющей и наглѣющей реакціи. И что всего знаменательнѣе это то, что, несмотря на затрачиваемые „на охрану милліоны и несмотря на растущую наглость и безцеремонность, реакція эта чуть ли не на каждомъ шагу вынуждена капитулировать передъ надвигающимся освободительпымъ движеніемъ. Напоръ новыхъ идей такъ стремителенъ и силенъ, что никакія полицейскія и цензурныя плотины не въ состояніи задержать его цѣликомъ. Черезъ эти плотины въ отгороженную отъ тлетворнаго вліянія, такъ сказать, легальную (съ политической точки зрѣнія) жизнь и литературу въ изобиліи просачиваются идеи, которыя съ точки зрѣнія г. ф.-Плеве слѣдовало бы „тащить и не пущать . Передъ напоромъ этихъ идей реакція растерялась и, въ сущности говоря, утратила точный критерій дозволеннаго и недозволеннаго и, что еще важнѣе, утратила возможность процѣживать бурный потокъ освободительнаго движенія черезъ свое полицейское сито. Потокъ этотъ хлещетъ черезъ края старательно подставляемаго подъ него сита, прорываетъ его и разливается по литературѣ и жизни.
Обезсиленная реакція вынуждена волей неволей легализировать извѣстную часть запретныхъ идей. Несмотря ни на какіе намордники, свободное слово открыто произносится; я прямо поражался съ какимъ спокойствіемъ и хладнокровіемъ жандармерія выслушиваетъ теперь такія рѣчи, за которыя еще нѣсколько лѣтъ тому назадъ тотчасъ же раздалось бы грозное „слово и дѣло . Мнѣ приходилось быть невольнымъ свидѣтелемъ ряда полицейскихъ сценъ въ одномъ большомъ „неблагонадежномъ городѣ. И здѣсь мастеровые, служащіе, приходившіе за справками объ арестованныхъ, приходившіе въ качествѣ свидѣ
телей открыто и во всеуслышаніе говорили такія рѣчи, за которыя будочникъ Мымрецовъ уже давно бы ихъ „тащилъ .
И когда какой-то мѣщанинъ подобострастно замѣтилъ, это „за такія рѣчи можно, ай какъ, далеко запрятать , то жандармъ апатично отвѣтилъ: „пусть брешетъ, всѣмъ рта не заткнешь. У насъ ихъ и такъ уже, кажется, и поставить некуда .
Жандармскія уши такъ попривыкли къ смѣлымъ „запретнымъ словамъ, слова эти такъ часто произносятся, что они уже и сами перестаютъ ихъ пугаться и въ сотняхъ случаевъ предпочитаютъ „махать рукою , „не обращать вниманія .
Цензурная плотина, несмотря на всю свирѣпость ея охранителей, теперь тоже сплошь и рядомъ даетъ течь и еле успѣваетъ слѣдить за тѣмъ, чтобы не было очень уже страшныхъ словъ, „общій же духъ то и дѣло проходитъ не остановленнымъ черезъ цензурныя рогатки. Чрезвычайно характерно еще и то, что современная реакція цинично ходитъ нагишомъ, сбросивъ всѣ свои идеологическія ризки. Разговоры о томъ, „что это творится и о томъ, „что это будетъ , раздаются теперь во всѣхъ углахъ — вплоть до медвѣжьихъ — Россіи. И всѣ утѣшенія, исходившія отъ „власти въ отвѣтъ на эти боязливые вопросы, всѣ они были твердымъ упованіемъ на силу нагаекъ, штыковъ и ружей, батальоновъ, эскадроновъ, полковъ. Съ нарочитою цѣлью я нѣсколько разъ пробовалъ „интервьюировать — правда, не особенно высокихъ чиномъ — представителей власти и почти никогда я не встрѣчалъ увѣренности въ томъ, что правда (какъ они ее понимаютъ) восторжествуетъ, всегда я встрѣчалъ лишь упованія на силу.
Когда общественная группа утрачиваетъ всякую идеологію, когда она не вѣритъ ни въ какую идею и лишь уповаетъ па военную силу, то, хотя бы эта сила пока и была на ея сторонѣ, ея смертный часъ близокъ. Каринъ