мара русской жизни наша передовая интеллигенція слишкомъ „монистически и однобоко поняла соціальнополитическое движеніе, сложность и многообразіе освободительныхъ задачъ стушевались и въ перспективу совсѣмъ какъ то не вошли запросы религіознаго сознанія, не было сознано огромное значеніе религіозной реформаціи 1, самымъ тѣснымъ образомъ связанной съ политическимъ освобожденіемъ Россіи. Какъ бы мы ни смотрѣли на православіе, христіанство и религію вообще, было бы нелѣпо и не исторично думать, что въ Россіи, освобожденной отъ гнета самодержавія, не будетъ никакихъ религіозныхъ запросовъ и никакого свободнаго уже воплощенія религіознаго сознанія. То учредительное собраніе, которое призвано будетъ создать свободную Россію, не властно упразднить религію, по оно можетъ и должно освободить религію, провозгласить и гарантировать свободу совѣсти, какъ самый незыблемый параграфъ „деклараціи правъ человѣка и гражданина , и, такимъ образомъ, дать возможность и православной церкви превратиться изъ министерства исповѣданія, подчиненнаго русскому царю, въ свободную религіозную организацію, преслѣдующую религіозныя цѣли. Поэтому религіозное движеніе несомнѣнно будетъ имѣть у насъ политическое значеніе и займетъ свое мѣсто въ сложной и многообразной освободительной борьбѣ. Политически оппозиціонными могутъ оказаться не только свободныя религіозныя исканія нашей интеллигенціи и сектантское религіозное движеніе въ народѣ, это само собой ясно, но и сама православная церковь, если она оправится отъ „паралича , о которомъ говорилъ Достоевскій, проникнется живымъ духомъ и сознаетъ свое христіанское призваніе.2 И въ качествѣ постороннихъ свидѣтелей мы должны признать, что на почвѣ православнаго христіанства возможно движеніе, направленное противъ самодержавія, движеніе, выставляющее на своемъ знамени: свободу совѣсти, освобожденіе церкви отъ гнета государства и требованія христіанской политики. Въ личности Побѣдоносцева воплощенъ не столько духъ русскаго православія, сколько духъ русскаго самодержавія и была бы глубокая внутренняя логика въ ненависти искреннихъ представителей духовенства къ хозяйничающему въ церкви министру русскаго царя. По истинно-христіанской логикѣ давно пора было бы изгнать изъ храма Божьяго торгашей, совершающихъ постыдный торгъ религіозной совѣстью въ интересахъ полицейскихъ, во имя иного бога, бога государственнаго насилія и гнета. На знамени оберъ-прокурора святѣйшаго сѵнода, Побѣдоносцева, и исторической православной церкви, поскольку опа передъ нимъ холопствуетъ, написанъ идеалъ низменнаго государственнаго позитивизма, а не идеалъ религіозно-христіанкій.
Католицизмъ палъ потому, что въ немъ церковь превратилась въ государство, церковь пожелала быть хозяиномъ земли и сдѣлала государство орудіемъ своихъ землевладѣльческихъ цѣлей. Католическій клерикализмъ основанъ на приниженіи церкви до государства съ его матеріалистическими, насильственными способами дѣйствій, и это паденіе церкви сказалось въ кострахъ инквизиціи. Но во всякомъ случаѣ католицизмъ сыгралъ крупную творческую роль въ исторіи, психологическія переживанія католицизма чувствуются еще въ современномъ соціализмѣ. Православная же церковь не играла такой самостоятельной роли въ русской исторіи, она была орудіемъ государства, религія ставилась въ унизительно подчиненное положеніе къ самодержавію. Искренно и глубоко религіозныя натуры, которыя видятъ въ православіи единственную истинную религію, должны признать, что православная церковь еще не создана и имъ остается мечтать объ идеальномъ типѣ клерикализма, въ которомъ государство превратится въ церковь и насильственный полицейскій союзъ будетъ замѣненъ религіознымъ союзомъ любви. 3
Послѣ того, какъ Духовнымъ Регламентомъ Петра Великаго учрежденъ былъ св. сѵнодъ и въ немъ властно было заявлено Петромъ: „дѣлать сіе должна Коллегія не безъ Нашего соизволенія , православная церковь прекратила свое самостоятельное существованіе и превратилась въ министерство исповѣданія. Цезаропапизмъ, признаніе царя главой церкви, окончательно восторжествовалъ. Приниженность церкви, ея готовность быть реакціоннымъ орудіемъ въ рукахъ государства, вызываетъ брезгливое отношеніе къ православію у лучшихъ представителей русской интеллигенціи. Та интеллигенція, которая справедливо видитъ въ „неблагонадежности свою высокую нравственную обязанность
1 Подъ религіозной реформаціей мы тутъ понимаемъ не переходъ къ протестантизму, а просто религіозное обновленіе и коренную реформу организаціи церкви, которая связана теперь съ цезарепапизмомъ и потому никоимъ образомъ не можетъ сохраниться въ свободной Россіи. Мы не намѣрены предрѣшать въ этой статьѣ, каково будетъ содержаніе религіи будущаго, или высказывать наши личныя религіозныя вѣрованія.
- Это было прекрасно выяснено на страницахъ „Освобожденія въ статьяхъ „Православіе и самодержавіе (№№ 5—7).
3 Таковъ клерикализмъ Достоевскаго, таковъ теократическій идеалъ Вл. Соловьева, этого глубокорелигіознаго православнаго мистика и вмѣстѣ съ тѣмъ врага историческаго православія и существующей организаціи церкви. Такими клерикалами были и лучшіе изъ славянофиловъ. Правильно ли называть „православіемъ неопредѣленную историческую форму христіанства, это вопросъ, котораго мы здѣсь но можемъ касаться.
и свою историческую миссію, не считаетъ православную церковь опаснымъ врагомъ, она слишкомъ понимаетъ невозможность клерикализма на русской почвѣ, страшнымъ врагомъ является царизмъ, а православіе внушаетъ къ себѣ брезгливое индифферентное отношеніе. Если русская интеллигенція, религіозная по природѣ въ лучшемъ смыслѣ этого слова, долгое время была пропитана религіознымъ индифферентизмомъ и была одинаково чужда, какъ активнаго религіознаго отрицанія, такъ и активнаго религіознаго созиданія, то отвѣтственность за это падаетъ на русское правительство, съумѣвшее превратить религію, это высшее проявленіе духовной культуры, въ что-то отвратительное и отталкивающее. И можетъ быть однимъ изъ самыхъ страшныхъ преступленій русскаго правительства будетъ признано то его низкое дѣяніе, что оно воспитало лучшую часть русской интеллигенціи, умѣвшую итти на крестную муку за правду, въ духѣ религіознаго индифферентизма и подозрительнаго отношенія ко всякимъ религіознымъ исканіямъ, какъ къ чему-то политически неблаговидному. За это преступленіе русское правительство заслужило передъ судомъ Божьимъ „геену огненную и анаѳему православной церквы, поскольку она представляетъ мистическую церковь христіанства.
Великая русская литература самая религіозная въ мірѣ. Творчество двухъ величайшихъ русскихъ геніевъ — Л. Толстого и Достоевскаго, носитъ по преимуществу религіозный характеръ, и есть зерно истины въ славянофильской идеѣ, видящей въ этомъ отраженіе нашего національнаго духа. Религіозны наши фило софскія исканія, и религіозный духъ почилъ даже на нашей атеистической публицистикѣ. Укажемъ на главнѣйшіе симптомы религіознаго броженія, которое замѣчается въ послѣдніе годы.
Всѣми признается, что зачинателемъ религіознаго броженія въ Россіи является Л. Толстой, онъ пробилъ брешь въ религіозномъ индифферентизмѣ русской интеллигенціи, и запросы религіознаго сознанія поставилъ въ центрѣ вниманія. За это онъ былъ отлученъ отъ церкви, именно за свои религіозныя исканія, такъ какъ людей просто индифферентныхъ отъ церкви не отлучаютъ. Мы не особенно высоко ставимъ положительныя религіозно-философскія воззрѣнія Л. Толстого, но значеніе Толстого для развитія нашего религіознаго сознанія и для нашего освобожденія такъ безмѣрно велико, что его нельзя преувеличить. Л. Толстой съ геніальной мощью раскрылъ безобразныя противорѣчія и ложь въ историческомъ христіанствѣ, показалъ антихристіанскій характеръ нашего историческаго православія. Только послѣ проповѣди Л. Толстого, силу которой мы видимъ отнюдь не въ отрицаніи религіозной метафизики, почувствовалось, что къ вопросамъ религіознаго сознанія нельзя относиться съ пассивнымъ индифферентизмомъ, что освободить религіозную совѣсть отъ государственнаго гнета возможно только при положительномъ, дѣйственномъ отношеніи къ религіи, что сокрушить историческое православіе можно только активнымъ религіознымъ стремленіемъ. Л. Толстой съ необыкновенной силой поставилъ передъ нами идеалъ служенія Богу путемъ воплощенія религіозно - нравственнаго начала жизни. Въ толстовскомъ идеалистическомъ анархизмѣ есть зерно великой, неумирающей истины. Характерно, что особенно горячими и активными защитниками свободы совѣсти явились у насъ такіе религіозные люди, какъ славянофилы и Вл. Соловьевъ, имъ принадлежитъ видное мѣсто въ русскомъ религіозномъ движеніи, они одинаково возстали и противъ пассивной безрелигіозности русской интеллигенціи и противъ казенной, предписанной государственной властью, религіозности такъ называемыхъ православныхъ христіанъ.
Въ послѣдніе годы можно указать на цѣлый рядъ фактовъ религіозной жизни нашего общества. Такова нашумѣвшая рѣчь орловскаго предводителя дворянства Стаховича въ защиту свободы совѣсти, такова проповѣдническая и публицистическая дѣятельность священника Г. Петрова, по существу мало интересная, но характерная тѣмъ, что она исходитъ отъ представителя духовенства, отъ котораго мы ничего не привыкли слышать кромѣ догматической мертвячины и холопства передъ русскимъ правительствомъ. 1 Очень характерно также пробужденіе интересовъ къ запросамъ религіознаго сознанія у ряда представителей передовой нашей публицистики, вышедшихъ изъ марксизма, столь казалось бы чуждаго всякихъ религіозныхъ интересовъ, хотя и религіознаго по существу. Но здѣсь мы предполагаемъ спеціально остановиться на очень характерномъ въ этомъ отношеніи явленіи, недостаточно извѣстномъ русскому обществу и не получившемъ еще своей надлежащей оцѣнки, мы имѣемъ въ виду петербургскія „религіозныя философскія собранія , протоколы которыхъ печатаются въ журналѣ „Новый путь .
Въ этихъ „религіозно - философскихъ собраніяхъ мы видимъ небывалое еще въ русской жизни явленіе. Представители литературы и представители духовенства сходятся для свободной дискуссіи о религіозныхъ вопросахъ, русскіе литераторы сидятъ
1 Священникъ Петровъ теперь отставленъ и это еще разъ показываетъ, какъ
невозможно соединить христіанскую дѣятельность съ самодержавіемъ.
Католицизмъ палъ потому, что въ немъ церковь превратилась въ государство, церковь пожелала быть хозяиномъ земли и сдѣлала государство орудіемъ своихъ землевладѣльческихъ цѣлей. Католическій клерикализмъ основанъ на приниженіи церкви до государства съ его матеріалистическими, насильственными способами дѣйствій, и это паденіе церкви сказалось въ кострахъ инквизиціи. Но во всякомъ случаѣ католицизмъ сыгралъ крупную творческую роль въ исторіи, психологическія переживанія католицизма чувствуются еще въ современномъ соціализмѣ. Православная же церковь не играла такой самостоятельной роли въ русской исторіи, она была орудіемъ государства, религія ставилась въ унизительно подчиненное положеніе къ самодержавію. Искренно и глубоко религіозныя натуры, которыя видятъ въ православіи единственную истинную религію, должны признать, что православная церковь еще не создана и имъ остается мечтать объ идеальномъ типѣ клерикализма, въ которомъ государство превратится въ церковь и насильственный полицейскій союзъ будетъ замѣненъ религіознымъ союзомъ любви. 3
Послѣ того, какъ Духовнымъ Регламентомъ Петра Великаго учрежденъ былъ св. сѵнодъ и въ немъ властно было заявлено Петромъ: „дѣлать сіе должна Коллегія не безъ Нашего соизволенія , православная церковь прекратила свое самостоятельное существованіе и превратилась въ министерство исповѣданія. Цезаропапизмъ, признаніе царя главой церкви, окончательно восторжествовалъ. Приниженность церкви, ея готовность быть реакціоннымъ орудіемъ въ рукахъ государства, вызываетъ брезгливое отношеніе къ православію у лучшихъ представителей русской интеллигенціи. Та интеллигенція, которая справедливо видитъ въ „неблагонадежности свою высокую нравственную обязанность
1 Подъ религіозной реформаціей мы тутъ понимаемъ не переходъ къ протестантизму, а просто религіозное обновленіе и коренную реформу организаціи церкви, которая связана теперь съ цезарепапизмомъ и потому никоимъ образомъ не можетъ сохраниться въ свободной Россіи. Мы не намѣрены предрѣшать въ этой статьѣ, каково будетъ содержаніе религіи будущаго, или высказывать наши личныя религіозныя вѣрованія.
- Это было прекрасно выяснено на страницахъ „Освобожденія въ статьяхъ „Православіе и самодержавіе (№№ 5—7).
3 Таковъ клерикализмъ Достоевскаго, таковъ теократическій идеалъ Вл. Соловьева, этого глубокорелигіознаго православнаго мистика и вмѣстѣ съ тѣмъ врага историческаго православія и существующей организаціи церкви. Такими клерикалами были и лучшіе изъ славянофиловъ. Правильно ли называть „православіемъ неопредѣленную историческую форму христіанства, это вопросъ, котораго мы здѣсь но можемъ касаться.
и свою историческую миссію, не считаетъ православную церковь опаснымъ врагомъ, она слишкомъ понимаетъ невозможность клерикализма на русской почвѣ, страшнымъ врагомъ является царизмъ, а православіе внушаетъ къ себѣ брезгливое индифферентное отношеніе. Если русская интеллигенція, религіозная по природѣ въ лучшемъ смыслѣ этого слова, долгое время была пропитана религіознымъ индифферентизмомъ и была одинаково чужда, какъ активнаго религіознаго отрицанія, такъ и активнаго религіознаго созиданія, то отвѣтственность за это падаетъ на русское правительство, съумѣвшее превратить религію, это высшее проявленіе духовной культуры, въ что-то отвратительное и отталкивающее. И можетъ быть однимъ изъ самыхъ страшныхъ преступленій русскаго правительства будетъ признано то его низкое дѣяніе, что оно воспитало лучшую часть русской интеллигенціи, умѣвшую итти на крестную муку за правду, въ духѣ религіознаго индифферентизма и подозрительнаго отношенія ко всякимъ религіознымъ исканіямъ, какъ къ чему-то политически неблаговидному. За это преступленіе русское правительство заслужило передъ судомъ Божьимъ „геену огненную и анаѳему православной церквы, поскольку она представляетъ мистическую церковь христіанства.
Великая русская литература самая религіозная въ мірѣ. Творчество двухъ величайшихъ русскихъ геніевъ — Л. Толстого и Достоевскаго, носитъ по преимуществу религіозный характеръ, и есть зерно истины въ славянофильской идеѣ, видящей въ этомъ отраженіе нашего національнаго духа. Религіозны наши фило софскія исканія, и религіозный духъ почилъ даже на нашей атеистической публицистикѣ. Укажемъ на главнѣйшіе симптомы религіознаго броженія, которое замѣчается въ послѣдніе годы.
Всѣми признается, что зачинателемъ религіознаго броженія въ Россіи является Л. Толстой, онъ пробилъ брешь въ религіозномъ индифферентизмѣ русской интеллигенціи, и запросы религіознаго сознанія поставилъ въ центрѣ вниманія. За это онъ былъ отлученъ отъ церкви, именно за свои религіозныя исканія, такъ какъ людей просто индифферентныхъ отъ церкви не отлучаютъ. Мы не особенно высоко ставимъ положительныя религіозно-философскія воззрѣнія Л. Толстого, но значеніе Толстого для развитія нашего религіознаго сознанія и для нашего освобожденія такъ безмѣрно велико, что его нельзя преувеличить. Л. Толстой съ геніальной мощью раскрылъ безобразныя противорѣчія и ложь въ историческомъ христіанствѣ, показалъ антихристіанскій характеръ нашего историческаго православія. Только послѣ проповѣди Л. Толстого, силу которой мы видимъ отнюдь не въ отрицаніи религіозной метафизики, почувствовалось, что къ вопросамъ религіознаго сознанія нельзя относиться съ пассивнымъ индифферентизмомъ, что освободить религіозную совѣсть отъ государственнаго гнета возможно только при положительномъ, дѣйственномъ отношеніи къ религіи, что сокрушить историческое православіе можно только активнымъ религіознымъ стремленіемъ. Л. Толстой съ необыкновенной силой поставилъ передъ нами идеалъ служенія Богу путемъ воплощенія религіозно - нравственнаго начала жизни. Въ толстовскомъ идеалистическомъ анархизмѣ есть зерно великой, неумирающей истины. Характерно, что особенно горячими и активными защитниками свободы совѣсти явились у насъ такіе религіозные люди, какъ славянофилы и Вл. Соловьевъ, имъ принадлежитъ видное мѣсто въ русскомъ религіозномъ движеніи, они одинаково возстали и противъ пассивной безрелигіозности русской интеллигенціи и противъ казенной, предписанной государственной властью, религіозности такъ называемыхъ православныхъ христіанъ.
Въ послѣдніе годы можно указать на цѣлый рядъ фактовъ религіозной жизни нашего общества. Такова нашумѣвшая рѣчь орловскаго предводителя дворянства Стаховича въ защиту свободы совѣсти, такова проповѣдническая и публицистическая дѣятельность священника Г. Петрова, по существу мало интересная, но характерная тѣмъ, что она исходитъ отъ представителя духовенства, отъ котораго мы ничего не привыкли слышать кромѣ догматической мертвячины и холопства передъ русскимъ правительствомъ. 1 Очень характерно также пробужденіе интересовъ къ запросамъ религіознаго сознанія у ряда представителей передовой нашей публицистики, вышедшихъ изъ марксизма, столь казалось бы чуждаго всякихъ религіозныхъ интересовъ, хотя и религіознаго по существу. Но здѣсь мы предполагаемъ спеціально остановиться на очень характерномъ въ этомъ отношеніи явленіи, недостаточно извѣстномъ русскому обществу и не получившемъ еще своей надлежащей оцѣнки, мы имѣемъ въ виду петербургскія „религіозныя философскія собранія , протоколы которыхъ печатаются въ журналѣ „Новый путь .
Въ этихъ „религіозно - философскихъ собраніяхъ мы видимъ небывалое еще въ русской жизни явленіе. Представители литературы и представители духовенства сходятся для свободной дискуссіи о религіозныхъ вопросахъ, русскіе литераторы сидятъ
1 Священникъ Петровъ теперь отставленъ и это еще разъ показываетъ, какъ
невозможно соединить христіанскую дѣятельность съ самодержавіемъ.