СЧАСТЛИВЫЕ МЫТАРСТВА
КОКО (Московский Госцирк)
Жизнь лежит на столе, уложенная в 10 аккуратно переплетенных тетрадок — записей десяти последних лет. Когда нужно вспомнить какое-нибудь событие жизни, раскрываю тетрадь и нахожу его. Но сегодня я не делаю этого, памяти не нужно тетрадок, чтобы реставрировать события первых пет революции. Они врезались в память четкими, незабвенными штрихами.
Еще звучало эхо пулеметной музыки, мучительными ранами зияли в окнах и стенах домов выбоины пуль. Соорганизовалась небольшая группа актеров, начавших работу в красноармейских казармах и рабочих районах. Это было нечто вроде „научной работы, ибо людям, никогда не видавшим театра (как это было в большинстве случаев с рабочими и красноармейцами), приходилось рассказывать, что такое театральная форма...
Живое слово легко доходило до аудитории, его жадно просили голодные уши недавних рабов. Однажды в казармах заканчивался концерт. Я рассказывал о приближении искусства к массам. Едва успел закочить, как на стол вскочил красноармеец и обра
тился к присутствующим с предложением „отблагодарить артистов . Долго пришлось убеждать откататься от этой благодарности. Смотрели умоляющие глаза, а руки протягивали шапку, наполненную „керенками . Это была простая, искренняя, от души— благодарность.
Позже выступали у пожарных. Играли сюиту Аренского. Подходит пожарный, глаза лихорадочно горят. „Ну и музыка, тут хоть крикни,—пожар!—всеравно бы с места не двинуться .
Поездка по инициативе Реввоенсовета. Выступали на платформах железнодорожных станций, без рояля, на морозе, хрипли, пели и говорили хриплыми голосами, публика понимала, что нам не легко,—аппподировала. У нас была недопустимая в то время роскошь—пульмановский вагон, он был одновременно, и квартирой и средством передвижения. Железная дорога платила нам пульмановским вагоном, а Реввоенсовет—хлебом,—по 2 фунта на человека, и по 2 куска сахару в день,— тогда это было Колоссально- Комфортабельный пульмановский вагон знал лучшие, времена, и едва ли его когда-либо так небрежнобросали среди пути, как это делали тогда. Вместе. с нами пульмановский вагон неделями простаивал на какой нибудь глухой станции в ожидании великодушного поезда, захватывающего с собой и его, и нас.
Из окон мелькали поселки и города—разрушенные.. голодные. Зрительные впечатления голода и тифа перемежались со слуховыми—белые или зеленые наступали, и узнавали об этом по выстрелам и стонам, раненых.
Полтава. На перроне заградительный отряд. „Что в вагоне? —„Труппа актеров ,— „Трупы? Тифозных? Характерный вопрос. В то время были сотни, тысячи человеческих трупов и единицы актерских, трупп.
Как то около 11 час. вечера приехали в уездный городок. Исполком просит сейчас же дать концерт. Оказывается, красноармейцы за 18 верст шли слушать нас,—разве можно было отказать?
Длительная, тяжелая поездка, но едва ли кто из. ее участников когда нибудь получал такое моральное удовлетворение от своей* работы. Когда в 1919 году мы попали в Гомель и Брянск, мы видели, как там, несмотря на голод, усиленным темпом стронулась жизнь, строились фабрики и заводы.
12 января мы давали концерт в честь первого правильного поезда, шедшего не „куда нибудь и когда нибудь , а с определенной целью: из Зикеева в. Москву. Тогда это было событием.
В Московских театрах—ниже нуля, и концерты устраивают, главным образом, домовые комитеты.. Публика от 3-х лет и выше, ласкает дымным теплом, „буржуйка . Платят за работу хлебом, иногда даже, белым, а однажды дали ветчины, из за которой арристы чуть не передрались.
В Москве незабываемый вечер—концерт в Кремле,, в присутствии Ильича. Начало клубной работы.
Я выступал перед разными аудиториями, но наибольшей (количественно) мне видеть не удалось— она доходила до Ледовитого океана. Это был первый опыт слова по радио.
Герой труда Е. А. Полевой-Мансфельд
КОКО (Московский Госцирк)
Жизнь лежит на столе, уложенная в 10 аккуратно переплетенных тетрадок — записей десяти последних лет. Когда нужно вспомнить какое-нибудь событие жизни, раскрываю тетрадь и нахожу его. Но сегодня я не делаю этого, памяти не нужно тетрадок, чтобы реставрировать события первых пет революции. Они врезались в память четкими, незабвенными штрихами.
Еще звучало эхо пулеметной музыки, мучительными ранами зияли в окнах и стенах домов выбоины пуль. Соорганизовалась небольшая группа актеров, начавших работу в красноармейских казармах и рабочих районах. Это было нечто вроде „научной работы, ибо людям, никогда не видавшим театра (как это было в большинстве случаев с рабочими и красноармейцами), приходилось рассказывать, что такое театральная форма...
Живое слово легко доходило до аудитории, его жадно просили голодные уши недавних рабов. Однажды в казармах заканчивался концерт. Я рассказывал о приближении искусства к массам. Едва успел закочить, как на стол вскочил красноармеец и обра
тился к присутствующим с предложением „отблагодарить артистов . Долго пришлось убеждать откататься от этой благодарности. Смотрели умоляющие глаза, а руки протягивали шапку, наполненную „керенками . Это была простая, искренняя, от души— благодарность.
Позже выступали у пожарных. Играли сюиту Аренского. Подходит пожарный, глаза лихорадочно горят. „Ну и музыка, тут хоть крикни,—пожар!—всеравно бы с места не двинуться .
Поездка по инициативе Реввоенсовета. Выступали на платформах железнодорожных станций, без рояля, на морозе, хрипли, пели и говорили хриплыми голосами, публика понимала, что нам не легко,—аппподировала. У нас была недопустимая в то время роскошь—пульмановский вагон, он был одновременно, и квартирой и средством передвижения. Железная дорога платила нам пульмановским вагоном, а Реввоенсовет—хлебом,—по 2 фунта на человека, и по 2 куска сахару в день,— тогда это было Колоссально- Комфортабельный пульмановский вагон знал лучшие, времена, и едва ли его когда-либо так небрежнобросали среди пути, как это делали тогда. Вместе. с нами пульмановский вагон неделями простаивал на какой нибудь глухой станции в ожидании великодушного поезда, захватывающего с собой и его, и нас.
Из окон мелькали поселки и города—разрушенные.. голодные. Зрительные впечатления голода и тифа перемежались со слуховыми—белые или зеленые наступали, и узнавали об этом по выстрелам и стонам, раненых.
Полтава. На перроне заградительный отряд. „Что в вагоне? —„Труппа актеров ,— „Трупы? Тифозных? Характерный вопрос. В то время были сотни, тысячи человеческих трупов и единицы актерских, трупп.
Как то около 11 час. вечера приехали в уездный городок. Исполком просит сейчас же дать концерт. Оказывается, красноармейцы за 18 верст шли слушать нас,—разве можно было отказать?
Длительная, тяжелая поездка, но едва ли кто из. ее участников когда нибудь получал такое моральное удовлетворение от своей* работы. Когда в 1919 году мы попали в Гомель и Брянск, мы видели, как там, несмотря на голод, усиленным темпом стронулась жизнь, строились фабрики и заводы.
12 января мы давали концерт в честь первого правильного поезда, шедшего не „куда нибудь и когда нибудь , а с определенной целью: из Зикеева в. Москву. Тогда это было событием.
В Московских театрах—ниже нуля, и концерты устраивают, главным образом, домовые комитеты.. Публика от 3-х лет и выше, ласкает дымным теплом, „буржуйка . Платят за работу хлебом, иногда даже, белым, а однажды дали ветчины, из за которой арристы чуть не передрались.
В Москве незабываемый вечер—концерт в Кремле,, в присутствии Ильича. Начало клубной работы.
Я выступал перед разными аудиториями, но наибольшей (количественно) мне видеть не удалось— она доходила до Ледовитого океана. Это был первый опыт слова по радио.
Герой труда Е. А. Полевой-Мансфельд