— А гдѣ супруга покойника живетъ. — А какъ опять прогонятъ?
— 9, что вы. Сегодня она въ большой горести, а завтра приходи кто угодно... да не только завтра, до девяти дёнъ будутъ милости, и всѣмъ по рублю...
— Такъ до свиданія, Марья Ѳедоровна, поклонилась низенькая старуха высокой. Послѣдняя только головой кивнула.
— Au revoir, mesdames, сказалъ господинъ съ кокардой, прикладывая руку къ фуражкѣ, и всѣ разошлись въ разныя стороны.
Утро. Передъ домомъ вдовы покойнаго вся площадь запружена народомъ. Между большими множество дѣтей разнаго возраста, есть даже грудные, которыхъ держутъ на рукахъ матери. Болѣе чистая «публика» находится во дворѣ, за чугунной рѣшеткой. Ее впускаютъ туда городовые по одиночкѣ, въ уваженіе къ шляпкамъ, кокардамъ и прочимъ аттрибутамъ, наглядно выражающимъ званіе и порядочность. Публика на площади волнуется, по временамъ слышится брань: бранятся между собой больше бабы, толкаютъ другъ друга; во дворѣ публика ведетъ себя сдержанно; въ отдѣльныхъ кружкахъ толкуютъ о разныхъ жетейскихъ дѣлахъ, о непрочности всего земнаго, о громадномъ состояніи покойнаго. Идутъ предположенія, что вдова покойнаго навѣрно достойно почтить его память... Въ числѣ другихъ и наши старые знакомые, высокая и низенькая старуха, господинъ съ кокардой и женщина въ кофточкѣ.
— Мы вотъ пришли и ждемъ, и намъ не стыдно, потому дѣло привычное, а есть иные-прочіе: съ голоду умрутъ, а не попросятъ, разсуждала низенькая старуха.
— Такимъ на домъ пошлютъ, они напишутъ, имъ и посылаютъ, безпремѣнно: я отъ вѣрныхъ людей слышала, сказала женщина въ кофточкѣ.
— А я слышала тоже отъ вѣрныхъ людей, что не вдова, а братъ покойнаго всѣмъ распоряжается и что онъ жадный, даже скаредъ, значитъ многаго не жди.
— Да-съ, у этаго братца въ крещеніе льду не выпросишь... То есть умрите у его ногъ и... pas un sous! прибавилъ господинъ съ кокардой.
— Ну, положимъ, тебѣ и давать не стоитъ, все ровно —въ кабакъ снесешь, сказала высокая старуха.
— Permettez... не о себѣ говорю: положимъ, я человѣкъ пропащій, но мало-ли изъ насъ, алчущихъ и жаждущихъ, достойны участія? Я-бы вамъ такую мораль прочелъ на этотъ предметъ, да теперь не время... voyez... и господинъ съ кокардой указалъ на четырехъ человѣкъ въ костюмахъ артельщиковъ, которые вышли на крыльцо... Толпа дрогнула... потянулись руки... Двое артельщиковъ раздавали на дворѣ, двое другихъ отправились на площадь...
Тамъ буквально стоялъ стонъ: «усердіе» блюстителей порядка установить тишину и хотя сколько нибудь удержать толпу—было тщетно. Народъ лѣзъ какъ на приступъ; но вдругъ, посреди самаго разгара, случилось что-то такое, отъ чего толпа быстро разсѣялась... Стоявшіе во дворѣ увидѣли какъ изъ пожарной машины, которая выросла какъ изъ подъ земля и очутилась на площади, качали воду и обливали ею кого попало...
— Вотъ такъ сюрпризъ! Недурно, право не дурно. По гривеннику на брата и даровое угощеніе холодными душами! смѣялся господинъ съ кокардой... Толпа съ крикомъ разбѣгалась.
Е. Л...........я.
ФЕЛЬЕТОНЪ.
27 апрѣля Россія праздновала двадцатипятилѣтній юбилей Сергѣя Петровича Боткина. Торжество происходило въ залѣ петербургской городской Думы. Стеченіе различныхъ депутацій, знаменитостей изъ міра ученаго и литературнаго и другихъ почотныхъ лицъ, явившихся привѣтствовать юбиляра, было столь велико, что громадная зала и хоры просто ломились подъ напоромъ публики. Юбиляру представлялось нѣсколько десятковъ депутацій отъ академій, университетовъ, учоныхъ корпорацій, русскихъ и иностранныхъ, обществъ врачей, учащейся молодежи, различныхъ врачебныхъ и другихъ общественныхъ учрежденій; была получена, кромѣ того, масса привѣтственныхъ телеграммъ изо всѣхъ концовъ Россіи, отъ нѣкоторыхъ особъ Императорской Фамиліи, свѣтилъ медицинской науки западной Европы и частныхъ лицъ... Юбиляра чествовали, какъ неутомимаго, талантливаго и плодотворнаго дѣятеля на пользу науки, отечества и человѣчества. Вся печать единодушно присоединилась къ этому празднику въ честь русской науки и честнаго служителя ея, и только баталинская „Минута“ не постыдилась избрать почтеннаго юбиляра мишенью для залповъ своего неуклюжаго, халуйскаго остроумія. Не посовѣстилась эта-съ позволенія сказать—газетка пустить нѣсколько (тупыхъ, правда) стрѣлъ по адрессу именъ графа Лорисъ-Меликова, Салтыкова и Сѣченова.
*
Вотъ перлы Баталинскаго халуйства:
«Какой фуроръ произвела депеша «графа Михаила Таріеловича , который, между прочимъ, былъ кое-чѣмъ обязанъ знаменитому профессору. Вѣдь Боткинъ выдвинулъ Наума Прокофьева и ветлянскую чуму, а чума выдвинула въ «государственные дѣятели, графа Лорисъ-Меликова, который до тѣхъ поръ былъ только покорителемъ Карса«...
Ковычки принадлежатъ, конечно, тому же Баталину. Дальше:
«Какъ-бы то ни было, но смыслъ тоста проф. Сѣченова въ честь «діагноста общественныхъ недуговъ», г. Салтыкова, былъ несомнѣнно тенденціозный. Тостъ этотъ весьма знаменателенъ, ибо общественный организмъ долженъ быть доподлинно извѣстенъ со всѣми его недугами человѣку, который наблюдалъ или изучалъ психологію, исторію и всякія государственныя науки на основаніи изрѣзанной лягушки. Эта самая лягушка «рефлексами головнаго мозга , вѣроятно, и доказала знаменитому физіологу, что самый «пронзительный мужъ нашего времени есть безспорно г. Салтыковъ. Ему и книги въ руки»!
Сколько наглой развязности и безшабашнаго фрондерства въ этой ничтожной моськѣ, лающей на слона! Quousque tandem, о, Баталины... вы будете позорить русскую прессу своею полицейскою „пронзительностью“?
*
Въ Москвѣ обнаруженъ новый видъ сепаратизма. Нѣкто Зимарьковъ, служившій вольно-наемнымъ писцомъ въ одномъ изъ участковъ Серпуховской части, былъ на дняхъ уволенъ отъ службы; по нѣкоторымъ даннымъ явилась необходимость произвести у него обыскъ, причемъ обнаружилось, что Зимарьковъ устроилъ въ своей квартирѣ „свой собственный кварталъ . Здѣсь онъ собиралъ отъ дворниковъ домовыя книги и адресные листки и, обирая за нихъ въ свою пользу деньги, подписывалъ листки подложно за прис
тава. Словомъ, изобрѣтательный писецъ обнаружилъ явныя сепаратныя стремленія, очевидно отрицая авторитетъ участка и не забывая при этомъ собственнаго кармана. Конечно, высшее полицейское начальство взглянуло на это очень недружелюбно и предало Зимарькова суду...
*
Г. Бутиковъ неожиданно сдѣлался героемъ московскаго дня. Имя его Фигюрировало на страницахъ почти всѣхъ московскихъ газетъ.
Бутиковъ... Степанъ Ивановичъ Бутиковъ... Кто такой г. Бутиковъ?
Г. Бутиковъ—объяснилъ присяжный повѣренный г. Высоцкій—это одинъ изъ тѣхъ господъ, которые способны во всякое время устроить дебошъ въ той глупой увѣренности, что для толстой мошны законъ не писанъ.
Сказать по правдѣ, не поздоровится отъ этакихъ похвалъ. Герой, очевидно, вовсе не похожъ на Александра Македонскаго; тѣмъ не менѣе онъ заставилъ говорить о себѣ, и вотъ по какому случаю.
Встрѣтившись, однажды, въ одномъ изъ подъѣздовъ Петровскихъ линій, съ г-жей С., женщиной замужней и принадлежащей къ порядочному кругу, г. Бутиковъ, не будучи съ нею знакомъ и безъ малѣйшаго съ ея стороны повода, просто-по неукротимости своего „ндрава“, обнялъ г-жу С. Когда-же, та, оскорбленная и возмущенная, оттолкнула его отъ себя, нахалъ обругалъ ее нецензурными словами, а затѣмъ и ударилъ ее по спинѣ два раза палкой.
Хороша бытовая картинка, не правда-ли?
У мироваго судьи г. Ржевскаго, которому г-жа С. принесла жалобу, интересы г. Бутикова поддерживалъ частный повѣренный г. Андреевъ. Достойный повѣренный обнаружилъ крайнее удивленіе по поводу того, что его довѣрителя, „человѣка съ положеніемъ“, тревожатъ по такому ничтожному поводу. Помилуйте! Гдѣ-же тутъ оскорбленіе? Г. Бутитиковъ не оскорбилъ ее, а только „обнялъ“; когда-же г-жа С., въ отвѣтъ на этотъ невинный жестъ, пожелала „разыграть роль цѣломудренной матроны , то г. Бутиковъ слегка шлёпнулъ ее по платью палкой. Даже странно, заключилъ комикъ-повѣренный, что изъза такого невиннаго случая Степана Ивановича Бутикова привлекаютъ къ отвѣтственности! По всей вѣроятности, пустился г. Андреевъ въ догадки, умыселъ другой тутъ былъ: Степанъ Ивановичъ Бутиковъ человѣкъ съ положеніемъ и... съ деньгами, и т. д. Вообще, г. Андреевъ обнаружилъ большую симпатію къ грязи и инсинуаціи и, по совѣсти, оказалъ своему кліенту чисто медвѣжью услугу. За это онъ получилъ жестокій урокъ отъ г. Высоцкаго, повѣреннаго г-жи С. За одинъ этотъ урокъ можно простить г-ну Высоцкому всѣ его прегрѣшенія, вольныя и невольныя! Публика съ большимъ трудомъ удержалась отъ аплодисментовъ послѣ того, какъ онъ въ коротенькой, но горячей, страстной рѣчи сдѣлалъ достодолжную оцѣнку и г. Бутакова, и его достойнаго защитника... Взаключеніе, г. Бутикову былъ произнесенъ приговоръ: 2 1/2 мѣсяца заключенія и 25 р. за нарушеніе общественной тишины.
Теперь вы знаете, кто такой г. Бутиковъ. Побольше-бы такихъ приговоровъ, и у насъ будетъ меньше господъ Бутиковыхъ; но когда же исчезнутъ изъ храма Ѳемиды гг. Андреевы?!..
Бова.
Юбилей Боткина и инжинуаціи „Минуты“. — Новый видъ
сепаратизма. —Гг. Бутиковы и Андреевы.
— 9, что вы. Сегодня она въ большой горести, а завтра приходи кто угодно... да не только завтра, до девяти дёнъ будутъ милости, и всѣмъ по рублю...
— Такъ до свиданія, Марья Ѳедоровна, поклонилась низенькая старуха высокой. Послѣдняя только головой кивнула.
— Au revoir, mesdames, сказалъ господинъ съ кокардой, прикладывая руку къ фуражкѣ, и всѣ разошлись въ разныя стороны.
Утро. Передъ домомъ вдовы покойнаго вся площадь запружена народомъ. Между большими множество дѣтей разнаго возраста, есть даже грудные, которыхъ держутъ на рукахъ матери. Болѣе чистая «публика» находится во дворѣ, за чугунной рѣшеткой. Ее впускаютъ туда городовые по одиночкѣ, въ уваженіе къ шляпкамъ, кокардамъ и прочимъ аттрибутамъ, наглядно выражающимъ званіе и порядочность. Публика на площади волнуется, по временамъ слышится брань: бранятся между собой больше бабы, толкаютъ другъ друга; во дворѣ публика ведетъ себя сдержанно; въ отдѣльныхъ кружкахъ толкуютъ о разныхъ жетейскихъ дѣлахъ, о непрочности всего земнаго, о громадномъ состояніи покойнаго. Идутъ предположенія, что вдова покойнаго навѣрно достойно почтить его память... Въ числѣ другихъ и наши старые знакомые, высокая и низенькая старуха, господинъ съ кокардой и женщина въ кофточкѣ.
— Мы вотъ пришли и ждемъ, и намъ не стыдно, потому дѣло привычное, а есть иные-прочіе: съ голоду умрутъ, а не попросятъ, разсуждала низенькая старуха.
— Такимъ на домъ пошлютъ, они напишутъ, имъ и посылаютъ, безпремѣнно: я отъ вѣрныхъ людей слышала, сказала женщина въ кофточкѣ.
— А я слышала тоже отъ вѣрныхъ людей, что не вдова, а братъ покойнаго всѣмъ распоряжается и что онъ жадный, даже скаредъ, значитъ многаго не жди.
— Да-съ, у этаго братца въ крещеніе льду не выпросишь... То есть умрите у его ногъ и... pas un sous! прибавилъ господинъ съ кокардой.
— Ну, положимъ, тебѣ и давать не стоитъ, все ровно —въ кабакъ снесешь, сказала высокая старуха.
— Permettez... не о себѣ говорю: положимъ, я человѣкъ пропащій, но мало-ли изъ насъ, алчущихъ и жаждущихъ, достойны участія? Я-бы вамъ такую мораль прочелъ на этотъ предметъ, да теперь не время... voyez... и господинъ съ кокардой указалъ на четырехъ человѣкъ въ костюмахъ артельщиковъ, которые вышли на крыльцо... Толпа дрогнула... потянулись руки... Двое артельщиковъ раздавали на дворѣ, двое другихъ отправились на площадь...
Тамъ буквально стоялъ стонъ: «усердіе» блюстителей порядка установить тишину и хотя сколько нибудь удержать толпу—было тщетно. Народъ лѣзъ какъ на приступъ; но вдругъ, посреди самаго разгара, случилось что-то такое, отъ чего толпа быстро разсѣялась... Стоявшіе во дворѣ увидѣли какъ изъ пожарной машины, которая выросла какъ изъ подъ земля и очутилась на площади, качали воду и обливали ею кого попало...
— Вотъ такъ сюрпризъ! Недурно, право не дурно. По гривеннику на брата и даровое угощеніе холодными душами! смѣялся господинъ съ кокардой... Толпа съ крикомъ разбѣгалась.
Е. Л...........я.
ФЕЛЬЕТОНЪ.
27 апрѣля Россія праздновала двадцатипятилѣтній юбилей Сергѣя Петровича Боткина. Торжество происходило въ залѣ петербургской городской Думы. Стеченіе различныхъ депутацій, знаменитостей изъ міра ученаго и литературнаго и другихъ почотныхъ лицъ, явившихся привѣтствовать юбиляра, было столь велико, что громадная зала и хоры просто ломились подъ напоромъ публики. Юбиляру представлялось нѣсколько десятковъ депутацій отъ академій, университетовъ, учоныхъ корпорацій, русскихъ и иностранныхъ, обществъ врачей, учащейся молодежи, различныхъ врачебныхъ и другихъ общественныхъ учрежденій; была получена, кромѣ того, масса привѣтственныхъ телеграммъ изо всѣхъ концовъ Россіи, отъ нѣкоторыхъ особъ Императорской Фамиліи, свѣтилъ медицинской науки западной Европы и частныхъ лицъ... Юбиляра чествовали, какъ неутомимаго, талантливаго и плодотворнаго дѣятеля на пользу науки, отечества и человѣчества. Вся печать единодушно присоединилась къ этому празднику въ честь русской науки и честнаго служителя ея, и только баталинская „Минута“ не постыдилась избрать почтеннаго юбиляра мишенью для залповъ своего неуклюжаго, халуйскаго остроумія. Не посовѣстилась эта-съ позволенія сказать—газетка пустить нѣсколько (тупыхъ, правда) стрѣлъ по адрессу именъ графа Лорисъ-Меликова, Салтыкова и Сѣченова.
*
Вотъ перлы Баталинскаго халуйства:
«Какой фуроръ произвела депеша «графа Михаила Таріеловича , который, между прочимъ, былъ кое-чѣмъ обязанъ знаменитому профессору. Вѣдь Боткинъ выдвинулъ Наума Прокофьева и ветлянскую чуму, а чума выдвинула въ «государственные дѣятели, графа Лорисъ-Меликова, который до тѣхъ поръ былъ только покорителемъ Карса«...
Ковычки принадлежатъ, конечно, тому же Баталину. Дальше:
«Какъ-бы то ни было, но смыслъ тоста проф. Сѣченова въ честь «діагноста общественныхъ недуговъ», г. Салтыкова, былъ несомнѣнно тенденціозный. Тостъ этотъ весьма знаменателенъ, ибо общественный организмъ долженъ быть доподлинно извѣстенъ со всѣми его недугами человѣку, который наблюдалъ или изучалъ психологію, исторію и всякія государственныя науки на основаніи изрѣзанной лягушки. Эта самая лягушка «рефлексами головнаго мозга , вѣроятно, и доказала знаменитому физіологу, что самый «пронзительный мужъ нашего времени есть безспорно г. Салтыковъ. Ему и книги въ руки»!
Сколько наглой развязности и безшабашнаго фрондерства въ этой ничтожной моськѣ, лающей на слона! Quousque tandem, о, Баталины... вы будете позорить русскую прессу своею полицейскою „пронзительностью“?
*
Въ Москвѣ обнаруженъ новый видъ сепаратизма. Нѣкто Зимарьковъ, служившій вольно-наемнымъ писцомъ въ одномъ изъ участковъ Серпуховской части, былъ на дняхъ уволенъ отъ службы; по нѣкоторымъ даннымъ явилась необходимость произвести у него обыскъ, причемъ обнаружилось, что Зимарьковъ устроилъ въ своей квартирѣ „свой собственный кварталъ . Здѣсь онъ собиралъ отъ дворниковъ домовыя книги и адресные листки и, обирая за нихъ въ свою пользу деньги, подписывалъ листки подложно за прис
тава. Словомъ, изобрѣтательный писецъ обнаружилъ явныя сепаратныя стремленія, очевидно отрицая авторитетъ участка и не забывая при этомъ собственнаго кармана. Конечно, высшее полицейское начальство взглянуло на это очень недружелюбно и предало Зимарькова суду...
*
Г. Бутиковъ неожиданно сдѣлался героемъ московскаго дня. Имя его Фигюрировало на страницахъ почти всѣхъ московскихъ газетъ.
Бутиковъ... Степанъ Ивановичъ Бутиковъ... Кто такой г. Бутиковъ?
Г. Бутиковъ—объяснилъ присяжный повѣренный г. Высоцкій—это одинъ изъ тѣхъ господъ, которые способны во всякое время устроить дебошъ въ той глупой увѣренности, что для толстой мошны законъ не писанъ.
Сказать по правдѣ, не поздоровится отъ этакихъ похвалъ. Герой, очевидно, вовсе не похожъ на Александра Македонскаго; тѣмъ не менѣе онъ заставилъ говорить о себѣ, и вотъ по какому случаю.
Встрѣтившись, однажды, въ одномъ изъ подъѣздовъ Петровскихъ линій, съ г-жей С., женщиной замужней и принадлежащей къ порядочному кругу, г. Бутиковъ, не будучи съ нею знакомъ и безъ малѣйшаго съ ея стороны повода, просто-по неукротимости своего „ндрава“, обнялъ г-жу С. Когда-же, та, оскорбленная и возмущенная, оттолкнула его отъ себя, нахалъ обругалъ ее нецензурными словами, а затѣмъ и ударилъ ее по спинѣ два раза палкой.
Хороша бытовая картинка, не правда-ли?
У мироваго судьи г. Ржевскаго, которому г-жа С. принесла жалобу, интересы г. Бутикова поддерживалъ частный повѣренный г. Андреевъ. Достойный повѣренный обнаружилъ крайнее удивленіе по поводу того, что его довѣрителя, „человѣка съ положеніемъ“, тревожатъ по такому ничтожному поводу. Помилуйте! Гдѣ-же тутъ оскорбленіе? Г. Бутитиковъ не оскорбилъ ее, а только „обнялъ“; когда-же г-жа С., въ отвѣтъ на этотъ невинный жестъ, пожелала „разыграть роль цѣломудренной матроны , то г. Бутиковъ слегка шлёпнулъ ее по платью палкой. Даже странно, заключилъ комикъ-повѣренный, что изъза такого невиннаго случая Степана Ивановича Бутикова привлекаютъ къ отвѣтственности! По всей вѣроятности, пустился г. Андреевъ въ догадки, умыселъ другой тутъ былъ: Степанъ Ивановичъ Бутиковъ человѣкъ съ положеніемъ и... съ деньгами, и т. д. Вообще, г. Андреевъ обнаружилъ большую симпатію къ грязи и инсинуаціи и, по совѣсти, оказалъ своему кліенту чисто медвѣжью услугу. За это онъ получилъ жестокій урокъ отъ г. Высоцкаго, повѣреннаго г-жи С. За одинъ этотъ урокъ можно простить г-ну Высоцкому всѣ его прегрѣшенія, вольныя и невольныя! Публика съ большимъ трудомъ удержалась отъ аплодисментовъ послѣ того, какъ онъ въ коротенькой, но горячей, страстной рѣчи сдѣлалъ достодолжную оцѣнку и г. Бутакова, и его достойнаго защитника... Взаключеніе, г. Бутикову былъ произнесенъ приговоръ: 2 1/2 мѣсяца заключенія и 25 р. за нарушеніе общественной тишины.
Теперь вы знаете, кто такой г. Бутиковъ. Побольше-бы такихъ приговоровъ, и у насъ будетъ меньше господъ Бутиковыхъ; но когда же исчезнутъ изъ храма Ѳемиды гг. Андреевы?!..
Бова.
Юбилей Боткина и инжинуаціи „Минуты“. — Новый видъ
сепаратизма. —Гг. Бутиковы и Андреевы.