Съ фот. ротм. А. Д. Далматова.На сторожевомъ посту.
Славянамъ.
Изъ мертваго зерна на прахѣ зрѣетъ колосъ; Изъ нѣдръ небытія выходятъ грани лѣтъ; Нѣмая тишина куетъ великій голосъ;
Отъ вѣковѣчной тьмы исходитъ вѣчный свѣтъ... Уже ликуетъ Смерть. На новомъ полѣ брани Оплеваны врагомъ обычныя права;
Проходятъ племена, какъ тѣни на экранѣ, И никнетъ на пути кровавая трава.
Сквозь зарево огней, подъ буйный ревъ шрапнели, Сметающей ряды, расплавленнымъ дождемъ, Бушующей волной плыветъ къ завѣтной цѣли Безтрепетная рать за опытнымъ вождемъ:
Поверженъ первый рядъ, за нимъ другіе встали; Ихъ духа не смутятъ-—ни груды мертвыхъ тѣлъ,
Ни хладный блескъ штыка, ни тяжкій голосъ стали, Вѣщающій огнемъ губительный предѣлъ;
И сквозь свинцовый дождь въ пороховомъ туманѣ, Въ потомство передавъ святыя имена,
Идутъ на правый бой великіе Славяне,
Сливая въ грозный валъ родныя племена; И въ огненномъ пылу невиданныхъ сраженій Съ надеждою глядятъ достойные сыны Въ сіяющую даль великихъ достиженій,
Начертанныхъ судьбой на знамени страны: И скоро на поляхъ политой кровью нови Укажетъ Небо грань великому суду,
И міровой союзъ племенъ, родныхъ по крови, Воздвигнетъ монументъ свободному труду. Уже пылаетъ храмъ желѣзнаго кумира, Сжимающаго міръ преступною рукой,
И оживетъ опять печальный геній мира, Поверженный во прахъ кровавою рѣкой:
О доблестяхъ труда поютъ на бранной тризнѣ, Изъ праха и огня встаетъ живая твердь,
У смертнаго одра поютъ о вѣчной жизни, И радости живыхъ не омрачаетъ Смерть. Берите же мечи—торжественно и грозно, Карающей страны великіе сыны,
И куйте вѣчный миръ, пока еще не поздно, Въ кровавомъ очагѣ пылающей войны.
Вы ждали цѣлый вѣкъ великаго момента,— Раскрылись небеса и свѣтлый часъ насталъ,— Кладите же къ ногамъ живого монумента Свободною рукой нетлѣнный пьедесталъ.
Владиміръ Воиновъ
Черезъ Дарданеллы.
(Изъ только что пережитаго).
...Нашъ пароходъ, итальянскій грузовикъ «Ischia»—старая калоша, которую мы штурмомъ взяли въ Пиреѣ при содѣйствіи итальянскаго и русскаго консуловъ. Онъ невѣроятно грязенъ, неуклюжъ и, при напряженіи всѣхъ силъ, дѣлаетъ не больше 8—8 1/2 узловъ въ часъ, причемъ весь его корпусъ дрожитъ такъ, что мы, при полномъ штилѣ, чувствуемъ себя все время, какъ въ качку. Вообще онъ мало годится для поспѣшнаго бѣгства, но въ настоящую минуту у него есть преимущество передъ всѣми пароходами міра— на немъ развѣвается итальянскій флагъ, флагъ невоюющей, нейтральной державы, и мы надѣемся, что насъ пропустятъ.
Надежда эта, правда, очень слабая, ибо во всѣхъ портахъ, гдѣ мы грузимся и выгружаемся, съ сомнѣніемъ относятся къ этому пункту. Насъ увѣряютъ, что Дарданеллы давно закрыты, что Турція уже воюетъ и, если насъ и пропустятъ, то только для потѣхи, чтобъ посмотрѣть, какъ мы взорвемся на минѣ...
Женщины очень обижаются, когда слышатъ это, но мы, мужчины, не теряемъ еще надежды. Дѣло въ томъ, что вмѣстѣ съ нами на пароходѣ около 600 турокъ, которые бѣгутъ изъ Салоникъ, изъ Кавалы, изъ Дедеагача, бѣгутъ съ женами и дѣтьми, въ паническомъ страхѣ, ибо увѣрены, что въ будущемъ, при первомъ осложненіи, греки и болгары сдѣлали бы съ ними то-же самое, что они, турки, сдѣлали бы съ греками и болгарами на турецкой землѣ. Они набились въ трюмъ, какъ сельди въ бочку, и переполнили всю нижнюю палубу отъ носа до кормы, загромоздивъ ее вонючими тюка
Славянамъ.
Изъ мертваго зерна на прахѣ зрѣетъ колосъ; Изъ нѣдръ небытія выходятъ грани лѣтъ; Нѣмая тишина куетъ великій голосъ;
Отъ вѣковѣчной тьмы исходитъ вѣчный свѣтъ... Уже ликуетъ Смерть. На новомъ полѣ брани Оплеваны врагомъ обычныя права;
Проходятъ племена, какъ тѣни на экранѣ, И никнетъ на пути кровавая трава.
Сквозь зарево огней, подъ буйный ревъ шрапнели, Сметающей ряды, расплавленнымъ дождемъ, Бушующей волной плыветъ къ завѣтной цѣли Безтрепетная рать за опытнымъ вождемъ:
Поверженъ первый рядъ, за нимъ другіе встали; Ихъ духа не смутятъ-—ни груды мертвыхъ тѣлъ,
Ни хладный блескъ штыка, ни тяжкій голосъ стали, Вѣщающій огнемъ губительный предѣлъ;
И сквозь свинцовый дождь въ пороховомъ туманѣ, Въ потомство передавъ святыя имена,
Идутъ на правый бой великіе Славяне,
Сливая въ грозный валъ родныя племена; И въ огненномъ пылу невиданныхъ сраженій Съ надеждою глядятъ достойные сыны Въ сіяющую даль великихъ достиженій,
Начертанныхъ судьбой на знамени страны: И скоро на поляхъ политой кровью нови Укажетъ Небо грань великому суду,
И міровой союзъ племенъ, родныхъ по крови, Воздвигнетъ монументъ свободному труду. Уже пылаетъ храмъ желѣзнаго кумира, Сжимающаго міръ преступною рукой,
И оживетъ опять печальный геній мира, Поверженный во прахъ кровавою рѣкой:
О доблестяхъ труда поютъ на бранной тризнѣ, Изъ праха и огня встаетъ живая твердь,
У смертнаго одра поютъ о вѣчной жизни, И радости живыхъ не омрачаетъ Смерть. Берите же мечи—торжественно и грозно, Карающей страны великіе сыны,
И куйте вѣчный миръ, пока еще не поздно, Въ кровавомъ очагѣ пылающей войны.
Вы ждали цѣлый вѣкъ великаго момента,— Раскрылись небеса и свѣтлый часъ насталъ,— Кладите же къ ногамъ живого монумента Свободною рукой нетлѣнный пьедесталъ.
Владиміръ Воиновъ
Черезъ Дарданеллы.
(Изъ только что пережитаго).
...Нашъ пароходъ, итальянскій грузовикъ «Ischia»—старая калоша, которую мы штурмомъ взяли въ Пиреѣ при содѣйствіи итальянскаго и русскаго консуловъ. Онъ невѣроятно грязенъ, неуклюжъ и, при напряженіи всѣхъ силъ, дѣлаетъ не больше 8—8 1/2 узловъ въ часъ, причемъ весь его корпусъ дрожитъ такъ, что мы, при полномъ штилѣ, чувствуемъ себя все время, какъ въ качку. Вообще онъ мало годится для поспѣшнаго бѣгства, но въ настоящую минуту у него есть преимущество передъ всѣми пароходами міра— на немъ развѣвается итальянскій флагъ, флагъ невоюющей, нейтральной державы, и мы надѣемся, что насъ пропустятъ.
Надежда эта, правда, очень слабая, ибо во всѣхъ портахъ, гдѣ мы грузимся и выгружаемся, съ сомнѣніемъ относятся къ этому пункту. Насъ увѣряютъ, что Дарданеллы давно закрыты, что Турція уже воюетъ и, если насъ и пропустятъ, то только для потѣхи, чтобъ посмотрѣть, какъ мы взорвемся на минѣ...
Женщины очень обижаются, когда слышатъ это, но мы, мужчины, не теряемъ еще надежды. Дѣло въ томъ, что вмѣстѣ съ нами на пароходѣ около 600 турокъ, которые бѣгутъ изъ Салоникъ, изъ Кавалы, изъ Дедеагача, бѣгутъ съ женами и дѣтьми, въ паническомъ страхѣ, ибо увѣрены, что въ будущемъ, при первомъ осложненіи, греки и болгары сдѣлали бы съ ними то-же самое, что они, турки, сдѣлали бы съ греками и болгарами на турецкой землѣ. Они набились въ трюмъ, какъ сельди въ бочку, и переполнили всю нижнюю палубу отъ носа до кормы, загромоздивъ ее вонючими тюка