Плѣнниковъ поставили рядомъ. Офицеръ потребовалъ, чтобы было выдано все оружіе, находящееся въ рукахъ жителей.
— Оружіе сложено тамъ, на паперти,—-мэръ протянулъ по направленію церкви руку.
Дѣйствительно, у дверей церкви лежало нѣсколько охотничьихъ ружей, двѣ фехтовальныя рапиры, восемь штукъ монтекристо, забранныхъ у мѣстнаго содержателя тира и четыре бульдога безъ патроновъ.
— Это все,—слегка поклонился мэръ:—что мы могли найти. Я могу вамъ поручиться, г-нъ офицеръ, что у жителей больше ничего нѣтъ...
— Хорошо,—-перебилъ ротмистръ, — я васъ предупреждаю, что если со стороны населенія будутъ выказаны какіелибо признаки враждебныхъ дѣйствій, я прикажу разстрѣлять десятаго. Распорядитесь, чтобы моимъ солдатамъ отвели помѣщеніе, чтобы люди и лошади были накормлены...
— Ахъ, вы, все на одинъ и тотъ же мотивъ,—раздраженно крикнулъ ротмистръ, топнувъ ногой:—я васъ заставлю пѣть иначе...
Онъ вынулъ часы и холоднымъ угрожающимъ тономъ сказалъ:
— Если черезъ три часа, то-есть, ровно въ четыре, не будетъ мнѣ доставлена сумма въ сто тысячъ франковъ, я прикажу васъ, господинъ мэръ, разстрѣлять на этой самой площади. Теперь, пусть эта сутана пойдетъ отыскивать деньги, а вы останетесь въ качествѣ заложника и поведете насъ къ себѣ домой: я чертовски голоденъ и усталъ.
Если-бы священникъ во время не поддержалъ Альберта Нейли, онъ рухнулъ-бы на землю. Онъ пошатнулся, схватился рукой за сердце, взглядъ расширился и остановился съ застывшимъ ужасомъ.
— Во имя Отца и Сына,—испуганно забормоталъ священникъ, — не падайте духомъ, господинъ Нейли, надѣйтесь на Его помощь... Онъ не оставитъ насъ... Я пойду искать...
Рану промываетъ (сестра—самаритянка).
— Господинъ офицеръ,—пробормоталъ мэръ:—это невозможно...
— Что невозможно?
— Видите-ли, всѣ зажиточные жители покинули Семпстъ еще вчера вечеромъ. Они уѣхали... Въ деревнѣ осталось не болѣе десяти семействъ. Это—бѣдняки, которымъ нечего ѣсть... Все вывезено, господинъ офицеръ, это невозможно...
— Въ такомъ случаѣ, вы должны внести подъ росписку сто тысячъ франковъ...
Мэръ и священникъ растерянно переглянулись и вскрикнули въ одинъ голосъ:
— Сто тысячъ франковъ?!
— Во имя Отца и Сына!..
Они стояли ошеломленные и подавленные цифрой. Сто тысячъ франковъ? Откуда взять такую сумму!?
— Поторопитесь,чортъвозьми,—прикрикнулъ ротмистръ, —мы въ четыре часа выступаемъ.
— Но это тоже невозможно,—пролепеталъ мэръ, придя въ себя и еле переводя духъ отъ волненія:—всѣ зажиточные жители покинули Семпстъ... все вывезено.,,
Нейли не могъ идти самъ, и два солдата скорѣе тащили его подъ руки, чѣмъ вели. Его розовое, жизнерадостное лицо поблекло, обвисло, пріобрѣло желтовато-сѣрый оттѣнокъ, и по нему градомъ катился потъ. Сгорбившійся, съ потускнѣвшимъ взглядомъ, онъ машинально двигался впереди подъ конвоемъ двухъ солдатъ, сзади шли три офицера. Мѣрный тяжелый шагъ прусской пѣхоты, вступавшей вслѣдъ за кавалеріей въ деревушку, звучалъ въ его душѣ неумолимымъ приговоромъ. На углу онъ вздрогнулъ и обернулся на звонъ разбитаго стекла и дикій вой человѣческихъ голосовъ. То солдаты прикладами вынесли окно кафе. Мало-помалу онъ пришелъ въ себя. Въ глазахъ появился блескъ жизни, трепетъ какой-то мысли. Онъ кивнулъ головой озабоченно и рѣшительно и обратился къ ротмистру:
— Знаете, женщины любятъ плакать и кричать въ такихъ случаяхъ,,, Это можетъ привести въ отчаяніе. Я прошу васъ, не говорите ни слова обо всемъ этомъ при моей женѣ..,
Онъ мелкими шажками побѣжалъ впередъ, когда имъ навстрѣчу вышла изъ калитки его жена.
« Здравствуй, мать, Вотъ, видишь, я пришелъ, а ты
— Оружіе сложено тамъ, на паперти,—-мэръ протянулъ по направленію церкви руку.
Дѣйствительно, у дверей церкви лежало нѣсколько охотничьихъ ружей, двѣ фехтовальныя рапиры, восемь штукъ монтекристо, забранныхъ у мѣстнаго содержателя тира и четыре бульдога безъ патроновъ.
— Это все,—слегка поклонился мэръ:—что мы могли найти. Я могу вамъ поручиться, г-нъ офицеръ, что у жителей больше ничего нѣтъ...
— Хорошо,—-перебилъ ротмистръ, — я васъ предупреждаю, что если со стороны населенія будутъ выказаны какіелибо признаки враждебныхъ дѣйствій, я прикажу разстрѣлять десятаго. Распорядитесь, чтобы моимъ солдатамъ отвели помѣщеніе, чтобы люди и лошади были накормлены...
— Ахъ, вы, все на одинъ и тотъ же мотивъ,—раздраженно крикнулъ ротмистръ, топнувъ ногой:—я васъ заставлю пѣть иначе...
Онъ вынулъ часы и холоднымъ угрожающимъ тономъ сказалъ:
— Если черезъ три часа, то-есть, ровно въ четыре, не будетъ мнѣ доставлена сумма въ сто тысячъ франковъ, я прикажу васъ, господинъ мэръ, разстрѣлять на этой самой площади. Теперь, пусть эта сутана пойдетъ отыскивать деньги, а вы останетесь въ качествѣ заложника и поведете насъ къ себѣ домой: я чертовски голоденъ и усталъ.
Если-бы священникъ во время не поддержалъ Альберта Нейли, онъ рухнулъ-бы на землю. Онъ пошатнулся, схватился рукой за сердце, взглядъ расширился и остановился съ застывшимъ ужасомъ.
— Во имя Отца и Сына,—испуганно забормоталъ священникъ, — не падайте духомъ, господинъ Нейли, надѣйтесь на Его помощь... Онъ не оставитъ насъ... Я пойду искать...
Рану промываетъ (сестра—самаритянка).
— Господинъ офицеръ,—пробормоталъ мэръ:—это невозможно...
— Что невозможно?
— Видите-ли, всѣ зажиточные жители покинули Семпстъ еще вчера вечеромъ. Они уѣхали... Въ деревнѣ осталось не болѣе десяти семействъ. Это—бѣдняки, которымъ нечего ѣсть... Все вывезено, господинъ офицеръ, это невозможно...
— Въ такомъ случаѣ, вы должны внести подъ росписку сто тысячъ франковъ...
Мэръ и священникъ растерянно переглянулись и вскрикнули въ одинъ голосъ:
— Сто тысячъ франковъ?!
— Во имя Отца и Сына!..
Они стояли ошеломленные и подавленные цифрой. Сто тысячъ франковъ? Откуда взять такую сумму!?
— Поторопитесь,чортъвозьми,—прикрикнулъ ротмистръ, —мы въ четыре часа выступаемъ.
— Но это тоже невозможно,—пролепеталъ мэръ, придя въ себя и еле переводя духъ отъ волненія:—всѣ зажиточные жители покинули Семпстъ... все вывезено.,,
Нейли не могъ идти самъ, и два солдата скорѣе тащили его подъ руки, чѣмъ вели. Его розовое, жизнерадостное лицо поблекло, обвисло, пріобрѣло желтовато-сѣрый оттѣнокъ, и по нему градомъ катился потъ. Сгорбившійся, съ потускнѣвшимъ взглядомъ, онъ машинально двигался впереди подъ конвоемъ двухъ солдатъ, сзади шли три офицера. Мѣрный тяжелый шагъ прусской пѣхоты, вступавшей вслѣдъ за кавалеріей въ деревушку, звучалъ въ его душѣ неумолимымъ приговоромъ. На углу онъ вздрогнулъ и обернулся на звонъ разбитаго стекла и дикій вой человѣческихъ голосовъ. То солдаты прикладами вынесли окно кафе. Мало-помалу онъ пришелъ въ себя. Въ глазахъ появился блескъ жизни, трепетъ какой-то мысли. Онъ кивнулъ головой озабоченно и рѣшительно и обратился къ ротмистру:
— Знаете, женщины любятъ плакать и кричать въ такихъ случаяхъ,,, Это можетъ привести въ отчаяніе. Я прошу васъ, не говорите ни слова обо всемъ этомъ при моей женѣ..,
Онъ мелкими шажками побѣжалъ впередъ, когда имъ навстрѣчу вышла изъ калитки его жена.
« Здравствуй, мать, Вотъ, видишь, я пришелъ, а ты