боялась. Ты можешь успокоиться: господа военные хотятъ у насъ отдохнуть и подкрѣпиться. Пойди-ка, распорядись, пожалуйста, чтобы накрыли на столъ.
Она, казалось, не слышала словъ мужа и съ испуганнымъ недоумѣніемъ смотрѣла, какъ,по знаку офицера, два солдата въ каскахъ угрожающе вытянулись у калитки. Мужъ легонько, но настойчиво подталкивая ее къ дому, повторилъ: «Иди-же, иди. Не бойся».
Они заняли самую большую комнату въ домѣ, гостиную, устланную коврами и обставленную мягкой мебелью въ чистенькихъ бѣлыхъ чехлахъ, и прежде всего приказали принести воды. Служанка съ нескрываемой ненавистью смотрѣла, какъ всѣ трое, снявъ сюртуки, мылись посреди гостиной, фыркая и расплескивая воду по темному паркету. Потомъ набросились на ѣду съ жадностью здоровыхъ людей, давно не ѣвшихъ и долго пробывшихъ на чистомъ воздухѣ.
Нейли сидѣлъ въ углу гостиной у окна, блѣдный, растерянный, устремивъ глаза на стрѣлку каминныхъ часовъ. Минутная стрѣлка, неумолимо, съ жестокостью бездушнаго автомата отмѣчала бѣжавшее время и Альберту Нейли казалось, что каждая отсчитанная секунда отмѣчалась оглушительнымъ ударомъ молота по головѣ. Это было безнадежно. Онъ зналъ, что священникъ не можетъ достать такую сумму, что ее негдѣ достать, и не откуда ждать помощи, что звукъ тикающихъ часовъ—ничѣмъ неотвратимый приговоръ, но въ глубинѣ его души, все-таки, теплилась искра надежды.
Звонъ посуды, человѣческіе голоса и звукъ отодвигаемыхъ стульевъ заставили его вздрогнуть и вывели изъ оцѣпенѣнія. Офицеры поднялись со своихъ мѣстъ и, шумно чокаясь стаканами, прокричали три раза: «Hoch, kaiser!» Они всѣ уже замѣтно опьянѣли отъ сытости и вина.
Бесѣда за столомъ приняла шумный характеръ. Они, казалось, спорили о чемъ-то, но Альбертъ Нейли ни слова не понималъ по нѣмецки. Онъ понялъ инстинктивно по тому, что два младшихъ офицера часто оглядывали его, что рѣчь шла о немъ. Вдругъ ротмистръ вытащилъ изъ кармана кошелекъ и высыпалъ изъ него горку золота и серебра. Офицеры молча сдѣлали тоже, съ глазами, загорѣвшимися любопытствомъ и азартомъ.
— Господинъ мэръ, пожалуйте сюда,—крикнулъ ротмистръ.
Нейли вздрогнулъ и вскочилъ отъ неожиданности.
Плѣнные и раненые нѣмцы по дорогѣ въ Россію
Ротмистръ всталъ, слегка покачнувшись и разставивъ ноги, протянулъ бокалъ вина. Твердо выговаривая слова, точно отчеканивая каждое, ротмистръ сказалъ:
— Если вы, господинъ мэръ, выпьете съ нами стаканъ вина въ честь императора Германіи, то вамъ милостью Его Величества будетъ дарована жизнь.
Нейли машинально протянулъ руку, но тотчасъ-же отдернулъ и побѣлѣлъ, какъ стѣна.
На минуту въ комнатѣ наступила мертвая тишина. Глаза офицеровъ впились въ лицо дрожавшаго человѣка, безпомощно стоявшаго посреди комнаты.
— Ну!—угрожающе протянулъ ротмистръ и повелительно топнулъ но
гой.
— Не-не... могу, —пролепеталъ, заикаясь, Нейли и вдругъ, съ отчаяніемъ внезапно вспыхнувшей злобы къ издѣвавшимся врагамъ, выкрикнулъ:
— Ни за что!.. Никогда!..
Офицеры, съ угрожающимъ видомъ, повскакали со своихъ мѣстъ, хватаясь за револьверы, но ротмистръ, движеніемъ руки, остановилъ ихъ, поставилъ на столъ расплескавшійся бокалъ и, обращаясь къ своимъ товарищамъ, произнесъ, выдавливая сквозь зубы:
—- Ну, что я говорилъ? Я, вѣдь, уже присмотрѣлся къ этимъ канальямъ.
Затѣмъ сдѣлалъ насмѣшливый поклонъ въ сторону Нейли:
— Господинъ мэръ, вашъ отказъ— истинная доблесть. Вамъ это дѣлаетъ честь, а мнѣ даетъ возможность выиграть пари въ тысячу марокъ. А теперь, мы не были бы нѣмцами, если бы не сумѣли оцѣнить высокій патріотизмъ и оказать ему должныя почести, поэтому поручикъ распорядится, чтобы прислали сюда взводъ солдатъ, а я постараюсь, чтобы вы, въ ожиданіи, не скучали.
Офицеры смотрѣли на Альберта Нейли съ выраженіемъ угрозы и невольнаго уваженія, пока ротмистръ подошелъ къ старенькому фортепіано, открылъ крышку и, переложивъ въ уголъ рта дымящуюся сигару, спросилъ, выжидательно прищурившись: — Вы любите музыку? Что любите вы больше всего?
Бѣдняга молчалъ, глядя дикимъ, почти обезумѣвшимъ взглядомъ на мучителей.
— Вы молчите?—спросилъ ротмистръ.—Я васъ не понимаю. Въ такомъ случаѣ я сыграю то, что наиболѣе подходитъ къ обстоятельствамъ...
Онъ взялъ нѣсколько аккордовъ, потомъ съ необыкновенной силой заигралъ «Marche funebre» Щопена, Врядъ-ли
Она, казалось, не слышала словъ мужа и съ испуганнымъ недоумѣніемъ смотрѣла, какъ,по знаку офицера, два солдата въ каскахъ угрожающе вытянулись у калитки. Мужъ легонько, но настойчиво подталкивая ее къ дому, повторилъ: «Иди-же, иди. Не бойся».
Они заняли самую большую комнату въ домѣ, гостиную, устланную коврами и обставленную мягкой мебелью въ чистенькихъ бѣлыхъ чехлахъ, и прежде всего приказали принести воды. Служанка съ нескрываемой ненавистью смотрѣла, какъ всѣ трое, снявъ сюртуки, мылись посреди гостиной, фыркая и расплескивая воду по темному паркету. Потомъ набросились на ѣду съ жадностью здоровыхъ людей, давно не ѣвшихъ и долго пробывшихъ на чистомъ воздухѣ.
Нейли сидѣлъ въ углу гостиной у окна, блѣдный, растерянный, устремивъ глаза на стрѣлку каминныхъ часовъ. Минутная стрѣлка, неумолимо, съ жестокостью бездушнаго автомата отмѣчала бѣжавшее время и Альберту Нейли казалось, что каждая отсчитанная секунда отмѣчалась оглушительнымъ ударомъ молота по головѣ. Это было безнадежно. Онъ зналъ, что священникъ не можетъ достать такую сумму, что ее негдѣ достать, и не откуда ждать помощи, что звукъ тикающихъ часовъ—ничѣмъ неотвратимый приговоръ, но въ глубинѣ его души, все-таки, теплилась искра надежды.
Звонъ посуды, человѣческіе голоса и звукъ отодвигаемыхъ стульевъ заставили его вздрогнуть и вывели изъ оцѣпенѣнія. Офицеры поднялись со своихъ мѣстъ и, шумно чокаясь стаканами, прокричали три раза: «Hoch, kaiser!» Они всѣ уже замѣтно опьянѣли отъ сытости и вина.
Бесѣда за столомъ приняла шумный характеръ. Они, казалось, спорили о чемъ-то, но Альбертъ Нейли ни слова не понималъ по нѣмецки. Онъ понялъ инстинктивно по тому, что два младшихъ офицера часто оглядывали его, что рѣчь шла о немъ. Вдругъ ротмистръ вытащилъ изъ кармана кошелекъ и высыпалъ изъ него горку золота и серебра. Офицеры молча сдѣлали тоже, съ глазами, загорѣвшимися любопытствомъ и азартомъ.
— Господинъ мэръ, пожалуйте сюда,—крикнулъ ротмистръ.
Нейли вздрогнулъ и вскочилъ отъ неожиданности.
Плѣнные и раненые нѣмцы по дорогѣ въ Россію
Ротмистръ всталъ, слегка покачнувшись и разставивъ ноги, протянулъ бокалъ вина. Твердо выговаривая слова, точно отчеканивая каждое, ротмистръ сказалъ:
— Если вы, господинъ мэръ, выпьете съ нами стаканъ вина въ честь императора Германіи, то вамъ милостью Его Величества будетъ дарована жизнь.
Нейли машинально протянулъ руку, но тотчасъ-же отдернулъ и побѣлѣлъ, какъ стѣна.
На минуту въ комнатѣ наступила мертвая тишина. Глаза офицеровъ впились въ лицо дрожавшаго человѣка, безпомощно стоявшаго посреди комнаты.
— Ну!—угрожающе протянулъ ротмистръ и повелительно топнулъ но
гой.
— Не-не... могу, —пролепеталъ, заикаясь, Нейли и вдругъ, съ отчаяніемъ внезапно вспыхнувшей злобы къ издѣвавшимся врагамъ, выкрикнулъ:
— Ни за что!.. Никогда!..
Офицеры, съ угрожающимъ видомъ, повскакали со своихъ мѣстъ, хватаясь за револьверы, но ротмистръ, движеніемъ руки, остановилъ ихъ, поставилъ на столъ расплескавшійся бокалъ и, обращаясь къ своимъ товарищамъ, произнесъ, выдавливая сквозь зубы:
—- Ну, что я говорилъ? Я, вѣдь, уже присмотрѣлся къ этимъ канальямъ.
Затѣмъ сдѣлалъ насмѣшливый поклонъ въ сторону Нейли:
— Господинъ мэръ, вашъ отказъ— истинная доблесть. Вамъ это дѣлаетъ честь, а мнѣ даетъ возможность выиграть пари въ тысячу марокъ. А теперь, мы не были бы нѣмцами, если бы не сумѣли оцѣнить высокій патріотизмъ и оказать ему должныя почести, поэтому поручикъ распорядится, чтобы прислали сюда взводъ солдатъ, а я постараюсь, чтобы вы, въ ожиданіи, не скучали.
Офицеры смотрѣли на Альберта Нейли съ выраженіемъ угрозы и невольнаго уваженія, пока ротмистръ подошелъ къ старенькому фортепіано, открылъ крышку и, переложивъ въ уголъ рта дымящуюся сигару, спросилъ, выжидательно прищурившись: — Вы любите музыку? Что любите вы больше всего?
Бѣдняга молчалъ, глядя дикимъ, почти обезумѣвшимъ взглядомъ на мучителей.
— Вы молчите?—спросилъ ротмистръ.—Я васъ не понимаю. Въ такомъ случаѣ я сыграю то, что наиболѣе подходитъ къ обстоятельствамъ...
Онъ взялъ нѣсколько аккордовъ, потомъ съ необыкновенной силой заигралъ «Marche funebre» Щопена, Врядъ-ли