были полны такой глубокой скорби, такой невыразимой мольбы, говорили о столькомъ пережитомъ и переиспытанномъ, что у насъ, несмотря на всѣ наши предосторожности, въ эту минуту не явилось мысли задавать какіе-либо вопросы; мы всѣ—докторъ, ротмистръ и я, подчиняясь взгляду этихъ глазъ, молящихъ и приказывающихъ, словно по безмолвному соглашенію, протянули женщинѣ руки и подняли ее со двора черезъ окно въ нашу теплую и освѣщенную комнату.
Это, быть можетъ, покажется смѣшнымъ, но въ ту минуту мы словно забыли о существованіи дверей!..
Молодая женщина безмолвно прошла отъ окна къ дивану и опустилась на него въ позѣ страшнаго утомленія...
Не спрашивая ее ни о чемъ, даже не глядя на нее, мы всѣ принялись за дѣло: докторъ уже щупалъ ея пульсъ, ротмистръ наливалъ ей стаканъ вина, а мы съ Саечкинымъ вырѣзали изъ гуся для нея мягкіе куски.
Незнакомка жадно набросилась на вино и на ѣду; видно было, что много дней пришлось ей страдать безъ пищи и безъ крова; одежда ея была мѣстами порвана и запачкана липкой, засохшей и отяжелѣвшей грязью, но лицо... Боже мой!... это лицо, такое прекрасное!., такое незабвенное!., оно было плѣнительно, несмотря на явные слѣды усталости и безсонныхъ ночей.
Мы не спрашивали ее ни о чемъ, но, покончивъ съ ужиномъ, она сама прерывающимся голосомъ, сквозь рыданія, разсказала намъ, что она хозяйка этого дома, что германскіе солдаты, придя, увели ея мужа, разогнали прислугу и скрылась только она одна въ темномъ, сыромъ, отвратительномъ подвалѣ, гдѣ ей не давали заснуть мыши и постоянный страхъ быть открытой. Не нужно было разсказывать ей о томъ, что она пережила—мы безъ словъ поняли все, мы поняли, что теперь, заслыша русскую рѣчь и видя, что фольваркъ занятъ русскими, она вышла изъ своего убѣжища въ надеждѣ на ихъ великодушіе и джентльменство.
— И вы не ошиблись...—галантно расшаркался докторъ, —этотъ домъ—вашъ, какимъ онъ и былъ, а мы только ваши гости, если вы разрѣшите.
Она, конечно, разрѣшила. Она успокоилась, видя себя въ безопасности среди насъ; она даже начала улыбаться, мило кокетничать съ докторомъ и съ любопытствомъ распрашивать ротмистра о военныхъ дѣйствіяхъ ближайшаго района. Докторъ таялъ и разсыпался, ротмистръ отвѣчалъ, хотя и сдержанно, но, видимо, довольный обществомъ такой красивой женщины, а я, признаюсь, я, вмѣстѣ съ курносымъ Саечкинымъ безмолвно и восхищенно созерцалъ нашу очаровательную хозяйку.
Въ половинѣ одиннадцатаго ротмистръ предложилъ всѣмъ расходиться спать. Онъ извинился, замѣтивъ, что, конечно, дамское общество чрезвычайно пріятно, но что же подѣлать,— если война!...
Мы откланялись, и наша хозяйка удалилась въ свою спальню, къ счастью, почти уцѣлѣвшую отъ погрома нѣмцевъ.
Докторъ ушелъ. Онъ легъ спать въ угловой комнатѣ, а мы съ ротмистромъ въ гостиной на двухъ противоположныхъ диванахъ. Саечкинъ храпѣлъ въ передней, а у воротъ темнѣла одинокая фигура часового.
— А дамочка, знаете,-—объяденье!..—заявилъ ротмистръ, позѣвывая,—счастье ее, что она не попала въ лапы нѣмцамъ... они и на худшихъ зарились...
Я не отвѣтилъ... Ротмистръ повертѣлся минутъ пять на своемъ диванѣ и уснулъ, свистя носомъ и бормоча какія-то неразборчивыя командныя слова.
Я долго не могъ заснуть и перешелъ въ состояніе сна какъ то незамѣтно, такъ что тотъ сладкій сонъ, который мнѣ приснился, сдѣлался какъ бы продолженіемъ яви, и я не могъ различить, гдѣ кончалась дѣйствительность и гдѣ уже начиналась область фантазіи...
Что-же могло мнѣ сниться? Мнѣ, молодому человѣку, оторванному отъ привычной жизни и брошенному въ потокъ, стремительный и клокочущій, исключительныхъ, неожиданныхъ и неизвѣданныхъ переживаній, человѣку съ чуткими до болѣзненности нервами, съ немного мягкимъ сердцемъ и горячему поклоннику красивыхъ женщинъ.
Конечно, мнѣ снилась она, наша незнакомка, но не такая, какой она явилась къ намъ, не такая чуждая для меня и далекая, но съ тѣми же темными, какъ агатъ, глазами, смотрящими на меня счастливымъ, сулящимъ и любящимъ взглядомъ... Я былъ далекъ, такъ далекъ отъ этой темной ночи, отъ маячащихъ -фигуръ часовыхъ, отъ этого полуразореннаго дома, отъ всей этой жизни, такой необычной и обильной совершенно исключительными впечатлѣніями.
Я проснулся внезапно, словно отъ толчка, оторванный отъ снившагося мнѣ поцѣлуя моей незнакомки, быстро сѣлъ, спустивъ ноги съ дивана, но нѣсколько секундъ не могъ отогнать отъ себя образовъ моей ночной сказки...
Въ комнатѣ было темно, на столѣ чуть слышно тикали карманные часы, посапывалъ носомъ ротмистръ и мощно храпѣлъ въ передней Саечкинъ.
За окномъ, около котораго стоялъ мой диванъ, я едва разслышалъ тихое хрустѣніе песка. Къ сердцу прилила горячая волна: «это она»...
Плѣнные австрійцы на земляныхъ работахъ,Снимокъ нашего корресп. г. А—ва.