Незамерзающій мальчикъ.
Какія бы трагическія и значительныя событія въ странѣ ни совершались, жизнь тѣхъ, кто въ этихъ событіяхъ непосредственно не участвуютъ, по возможности должна идти своимъ порядкомъ. Духомъ унынія да не заразимся. Это—духъ крѣпкій, и, разъ угнѣздившись, раскидывается широко.
Своимъ чередомъ пусть празднуются радостные дни, пусть зажигается въ каждомъ домѣ традиціонная елка, обрусѣвшая не за нашу память. Газеты и журналы пусть печатаютъ святочные разсказы. Какъ бы ни смѣялись юмористы надъ шаблонностью темъ этихъ разсказовъ, пусть будетъ въ нихъ даже п обычный рождественскій мальчикъ, которому очень холодно .
Правда, нравы наши смягчились, замораживать до смерти нищихъ простыхъ мальчиковъ не слѣдуетъ, но можно взять здороваго мальчика изъ зажиточной и образованной семьи, и подвергнуть его легкому дѣйствію холода, по его доброй волѣ. Это будетъ эстетическое преобразованіе стараго образа, жалкія лохмотья нищаго да преобразятся въ красивое одѣяніе, пригодное для закаливанія юнаго организма. Намъ же въ Россіи такъ надобно, чтобы новое поколѣніе возрастало бодрымъ и здоровымъ. Извѣстно, что «полезенъ русскому здоровью нашъ укрѣпляющій морозъ».
Каждый годъ тридцать перваго декабря у Мажаровыхъ устраивалась елка, соединяемая со встрѣчею Новаго года. Гришѣ Мажарову исполнилось тринадцать лѣтъ въ мартѣ, другихъ дѣтей у Мажаровыхъ не было, и Гриша, конечно, могъ бы и безъ елки обойтись. Но эта традиціон
ная елка радовала и взрослыхъ, отца и мать, а потому и Гриша, мальчикъ въ мѣру серьезный и въ мѣру веселый, ждалъ ее съ такимъ же пріятнымъ чувствомъ, съ какимъ ждалъ онъ всегда и другихъ семейныхъ праздниковъ. Притомъ же елка была только предлогомъ для того, чтобы весело провести день и ночь.
Днемъ, съ трехъ часовъ, приходили мальчики и дѣвочки коротко-знакомыхъ семей. Въ четыре часа дѣти обѣдали, потомъ веселились около елки. Въ семь часовъ обѣдали взрослые. Въ девятомъ часу обѣдъ кончался. Пили кофе съ ликерами въ гостиной, а въ кабинетѣ Мажарова курили.
Въ одиннадцать часовъ начинали съѣзжаться приглашенные встрѣчать Новый годъ. Елка опять зажигалась. Въ половинѣ двѣнадцатаго садились ужинать. Гришѣ въ послѣдніе годы позволялось сидѣть съ большими до половины перваго. Большіе же начинали по настоящему веселиться только во второмъ часу ночи,— танцевали, кто-нибудь игралъ на рояли, кто-нибудь пѣлъ.
Въ остальные дни святокъ бывали на елкѣ у знакомыхъ.
Но въ этомъ году передъ праздниками о елкѣ старались не вспоминать.
Вообще въ этомъ году все было не такъ, какъ всегда. Присяжный повѣренный Алексѣй Дмитріевичъ Мажаровъ поѣхалъ воевать, надѣвъ мундиръ защитнаго цвѣта и погоны съ одною полоскою и одною звѣздочкою.
Принимая послѣдній разъ кліентовъ, онъ говорилъ весело:
— Я уже не адвокатъ, я—прапорщикъ.
Его жена, Елена Юрьевна, шила кисеты, три раза въ недѣлю ходила
въ лазаретъ, устроенный адвокатами, и заботилась о сборахъ іі сбереженіяхъ.
Гриша въ свободное отъ своихъ уроковъ время читалъ о войнѣ и помогалъ матери въ ея заботахъ о вещахъ, посылаемыхъ на позиціи.
Было Гришѣ скучно, что нѣтъ отца, что пустъ его большой и уютный кабинетъ. Алексѣй Дмитріевичъ Мажаровъ былъ человѣкъ рѣшительный и веселый. При немъ Гришѣ нельзя было распускаться и шалопайничать, жизнь текла въ строго-очерченныхъ берегахъ, и выходить за границы установленнаго порядка было опасно. Зато бывало иногда очень весело, въ часы досуга и отдыха: отецъ былъ неистощимъ въ придумываніи самыхъ разнообразныхъ занятій и развлеченій, и всѣ его выдумки всегда бывали остроумны и полезны.
Привычка къ домашней дисциплинѣ была сильна въ Гришѣ, и безъ отца онъ велъ себя очень хорошо. Но, такъ какъ мать была мягче отца, то иногда налаженный домашній порядокъ все-таки расхлябывался, и отъ этого Гришѣ дѣлалось скучно и кисло ,—возможность своевольничать его не радовала. Онъ выросъ въ привычкахъ спартанскихъ, и всякая разслабленность тревожила его.
Иногда Гриша даже ворчалъ на мать:
— Надо рѣшительно говорить можно или нельзя. Я не могу всего знать. Я—не отецъ семейства, чтобы за все отвѣчать.
Если Елена Юрьевна за что-нибудь упрекала Гришу, онъ, случалось, говорилъ ей:
— Мама, въ тебѣ нѣтъ никакой послѣдовательности: сегодня такъ, завтра иначе. А вотъ у отца всегда одно и то же, что вчера, то и сегодня.
Какія бы трагическія и значительныя событія въ странѣ ни совершались, жизнь тѣхъ, кто въ этихъ событіяхъ непосредственно не участвуютъ, по возможности должна идти своимъ порядкомъ. Духомъ унынія да не заразимся. Это—духъ крѣпкій, и, разъ угнѣздившись, раскидывается широко.
Своимъ чередомъ пусть празднуются радостные дни, пусть зажигается въ каждомъ домѣ традиціонная елка, обрусѣвшая не за нашу память. Газеты и журналы пусть печатаютъ святочные разсказы. Какъ бы ни смѣялись юмористы надъ шаблонностью темъ этихъ разсказовъ, пусть будетъ въ нихъ даже п обычный рождественскій мальчикъ, которому очень холодно .
Правда, нравы наши смягчились, замораживать до смерти нищихъ простыхъ мальчиковъ не слѣдуетъ, но можно взять здороваго мальчика изъ зажиточной и образованной семьи, и подвергнуть его легкому дѣйствію холода, по его доброй волѣ. Это будетъ эстетическое преобразованіе стараго образа, жалкія лохмотья нищаго да преобразятся въ красивое одѣяніе, пригодное для закаливанія юнаго организма. Намъ же въ Россіи такъ надобно, чтобы новое поколѣніе возрастало бодрымъ и здоровымъ. Извѣстно, что «полезенъ русскому здоровью нашъ укрѣпляющій морозъ».
Каждый годъ тридцать перваго декабря у Мажаровыхъ устраивалась елка, соединяемая со встрѣчею Новаго года. Гришѣ Мажарову исполнилось тринадцать лѣтъ въ мартѣ, другихъ дѣтей у Мажаровыхъ не было, и Гриша, конечно, могъ бы и безъ елки обойтись. Но эта традиціон
ная елка радовала и взрослыхъ, отца и мать, а потому и Гриша, мальчикъ въ мѣру серьезный и въ мѣру веселый, ждалъ ее съ такимъ же пріятнымъ чувствомъ, съ какимъ ждалъ онъ всегда и другихъ семейныхъ праздниковъ. Притомъ же елка была только предлогомъ для того, чтобы весело провести день и ночь.
Днемъ, съ трехъ часовъ, приходили мальчики и дѣвочки коротко-знакомыхъ семей. Въ четыре часа дѣти обѣдали, потомъ веселились около елки. Въ семь часовъ обѣдали взрослые. Въ девятомъ часу обѣдъ кончался. Пили кофе съ ликерами въ гостиной, а въ кабинетѣ Мажарова курили.
Въ одиннадцать часовъ начинали съѣзжаться приглашенные встрѣчать Новый годъ. Елка опять зажигалась. Въ половинѣ двѣнадцатаго садились ужинать. Гришѣ въ послѣдніе годы позволялось сидѣть съ большими до половины перваго. Большіе же начинали по настоящему веселиться только во второмъ часу ночи,— танцевали, кто-нибудь игралъ на рояли, кто-нибудь пѣлъ.
Въ остальные дни святокъ бывали на елкѣ у знакомыхъ.
Но въ этомъ году передъ праздниками о елкѣ старались не вспоминать.
Вообще въ этомъ году все было не такъ, какъ всегда. Присяжный повѣренный Алексѣй Дмитріевичъ Мажаровъ поѣхалъ воевать, надѣвъ мундиръ защитнаго цвѣта и погоны съ одною полоскою и одною звѣздочкою.
Принимая послѣдній разъ кліентовъ, онъ говорилъ весело:
— Я уже не адвокатъ, я—прапорщикъ.
Его жена, Елена Юрьевна, шила кисеты, три раза въ недѣлю ходила
въ лазаретъ, устроенный адвокатами, и заботилась о сборахъ іі сбереженіяхъ.
Гриша въ свободное отъ своихъ уроковъ время читалъ о войнѣ и помогалъ матери въ ея заботахъ о вещахъ, посылаемыхъ на позиціи.
Было Гришѣ скучно, что нѣтъ отца, что пустъ его большой и уютный кабинетъ. Алексѣй Дмитріевичъ Мажаровъ былъ человѣкъ рѣшительный и веселый. При немъ Гришѣ нельзя было распускаться и шалопайничать, жизнь текла въ строго-очерченныхъ берегахъ, и выходить за границы установленнаго порядка было опасно. Зато бывало иногда очень весело, въ часы досуга и отдыха: отецъ былъ неистощимъ въ придумываніи самыхъ разнообразныхъ занятій и развлеченій, и всѣ его выдумки всегда бывали остроумны и полезны.
Привычка къ домашней дисциплинѣ была сильна въ Гришѣ, и безъ отца онъ велъ себя очень хорошо. Но, такъ какъ мать была мягче отца, то иногда налаженный домашній порядокъ все-таки расхлябывался, и отъ этого Гришѣ дѣлалось скучно и кисло ,—возможность своевольничать его не радовала. Онъ выросъ въ привычкахъ спартанскихъ, и всякая разслабленность тревожила его.
Иногда Гриша даже ворчалъ на мать:
— Надо рѣшительно говорить можно или нельзя. Я не могу всего знать. Я—не отецъ семейства, чтобы за все отвѣчать.
Если Елена Юрьевна за что-нибудь упрекала Гришу, онъ, случалось, говорилъ ей:
— Мама, въ тебѣ нѣтъ никакой послѣдовательности: сегодня такъ, завтра иначе. А вотъ у отца всегда одно и то же, что вчера, то и сегодня.