О подпискѣ на „Будильникъˮ 1882 года см. въ объявленіяхъ.
П. П. Щегловъ отъ занятій въ литографіи ˮБудильникаˮ уволенъ. На его мѣсто приглашенъ И. И. Клангъ.
Въ этомъ нумерѣ 16 страницъ.
СОДЕРЖАHIЕ: Вeчеринки в домѣ графовъ Шереметевыхъ. Московскаго Фланера. — Сцена и кулисы. Никса и Кикса. — Провинціальныя экскурсіи. Ерша. — Фонарики. Новаго Діогена. — Не сердись!... Посмертное стихотворенie Густава Не-Надо (Кильберга). — Супротивники. (Съ натуры. ) П. М. Невѣжина. — Земной рай. Юмористическая Фантазіи. Омулевскаго — Современные анекдоты — Азбука. Стих. Доктора
Окса. — Рисунки и каррикатуры. — Рекламы и объявленія.
вечеринки въ домѣ графовъ Шереметевыхъ
... Обычай мой такой:
Подписано — и съ плечъ долой!
Грибоѣдовъ.
Шутка сказать: мѣсяца четыре я до этого своего дневника никакого прикосновенія не имѣлъ! И вѣдь какая исторія при этомъ случилась: были у меня для писанья моего тетрадки приготовлены, съ линеечками (потому — я безъ линеекъ писать не могу); что жь вы думаете? Разъ было совсѣмъ собрался писать, полѣзъ за тетрадками, а ихъ и нѣту! Искалъ, искалъ, даже сынишку за вихры отвозилъ, и все-таки не нашелъ. Сынишка заревѣлъ, да и говоритъ:
— Папенька! Это не я... это, должно быть. Александра Н. взяли... — Какой Александра Н.? — Да Н—въ!
— Экой ты олухъ! Ему-то на что тетради съ линейками?
— А какъ же! Вѣдь они теперь въ городскую школу поступаютъ, грамотѣ обучаться, потому у нихъ теперь какой-то чинъ большой и въ этомъ чинѣ безъ грамоты обойтись никакъ нельзя!
Этакой шельмецъ-мальчишка! Слышалъ, какъ мы промежь себя говорили, что нашъ Александра, „полезный предсѣдатель“, писать доклады отказывался, — вотъ и сочинилъ, будто Александру въ школу отдали, вмѣстѣ съ мальчишками грамотѣ обучаться!
За неуваженіе къ старшимъ, я, конечно, сыну затрещину далъ, а самъ и думаю: ну, что жь, если Александра и стащилъ тетрадки, — пускай его! Мнѣ убытокъ невеликъ, а ему, по линейкамъ-то, можетъ, все-таки легче будетъ! А то, вѣдь, срамъ одинъ! Что ни напишетъ, все ему назадъ возвращаютъ и переписать просятъ, да вѣдь еще съ закорючкой съ какой: ˮчтобы и впредь таковыхъ писаній не представлятьˮ! Сколько разовъ я ему говорилъ:
— Александра, другъ любезный! Брось ты это предсѣдательство въ „полезной коммиссіи“! Совсѣмъ оно тебѣ не къ лицу!
— Помилуйте, говоритъ, никакъ невозможно: сусѣди смѣяться станутъ!
— Да ты бы попросился въ другую коммиссію, гдѣ писать ничего не надо! Вотъ хоть бы въ страховую: она ужь лѣтъ десять ничего не пишетъ! Тамъ и предсѣдательствуй... надъ пустымъ мѣстомъ: и почотно, и спокойно!
— Я, говоритъ, въ этомъ дѣлѣ ничего не понимаю!
— Такъ у Н. П. Л—на спроси! Онъ даже книжку такую напечаталъ, гдѣ эта страховка въ лучшемъ видѣ представлена!
— Некогда, говоритъ, мнѣ книжки читать! Надо идти, докладъ сочинить!
— О чемъ такое?
— Да о грѣтой водѣ, — чтобъ разрѣшили на кладбищахъ чаемъ покойниковъ поминать!
— Это ты, значитъ, насчетъ водки больше?—
Что-жь, и безъ водки нельзя! Я такъ думаю написать: „въ духѣ русскаго народа, издревле привыкшаго посѣщать могилы своихъ сродниковъ, часто въ холодную погоду, и какъ бы тѣмъ поддерживать духовное общеніе съ ними, лежитъ исторически признанная черта, поминовеніе на самомъ кладбищѣ усопшихъ сродниковъ питіями и яствами, которыя воспретить приносить съ собой невозможно, ѣда же и питіе для русскаго человѣка, по духу его нрава, безъ чаепитія немыслимаˮ...
Что-жь вы думаете? Такъ вѣдь и написалъ, точка въ точку! Въ засѣданіи, наши цеховые у него и спрашиваютъ: — „Яства и питіяˮ, это что-жь такое будетъ? — Извѣстно, говоритъ, водка да селедка! — Это хорошо! А потомъ, значитъ, чай? — А потомъ и чай.
— Чудесно! Поддержимъ!
И поддержали. Совсѣмъ было протащили водку съ чаемъ на кладбища, да самъ же Александра и напортилъ, по безграмотности своей: такъ докладъ написалъ, что его въ разныя стороны повернуть можно было. „Образованныеˮ наши люди, съ этимъ занозой Е—вымъ во главѣ, и повернули, какъ ни старался Гаврила К—въ, и какихъ только резоновъ ни придумывалъ.
— Русскому человѣку, говоритъ, безъ водки невозможно! Русскій человѣкъ на кладбищѣ горе свое распиваетъ, потому воспоминаніе у него, дѣйствительно, очень большое!
Хорошо это Гаврила объяснялъ, однако, за безграмотность нашу, мы все-таки водки лишились и прійдется теперь ее въ карманахъ приносить, а не въ самовары наливать... Вотъ и выходитъ: ученье
свѣтъ, а неученье тьма!
Да! Вѣдь я лѣтомъ собирался ѣхать на Макарьевскую, а потомъ по всей Россіи махнуть. Вышло такъ, да не совсѣмъ: въ Нижній уѣхалъ, точно, — только тамъ я и застрялъ! Понабралось знакомыхъ и зачали мы покойниковъ повидать... Какъ вечеръ, такъ хоть насъ самихъ въ гробъ клади: ни чувства, ни движенія! А вѣдъ я чудесно помнилъ, какъ господинъ Л—нъ насъ пить учили: „Пей, говоритъ, да только закусывай побольше! Вонъ, нѣмцы, какъ здорово пьютъ, а все не пьяны, потому у нихъ и колбаса, и шинкенъ всякой на закуску полагаетсяˮ!.. Я и старался закусывать, а все толку нѣтъ: выпилъ — надо закусить, закусилъ — опять выпить хочется, чтобы потомъ, значитъ, опять закусить, для трезвости... Ну, и нахлещешься! А тутъ еще арфистки эти...
Въ Москвѣ мы тоже выпить не прочь, особливо члены коммиссіи нашей мостовой. От того они и на ямки уличныя обижаются, что совсѣмъ для веселаго человѣка ямки эти несподручны. Иду я какъ-то по улицѣ; вижу — ухабъ, а въ ухабѣ человѣкъ барахтается, и городовой его поднимаетъ:
— Эй, ты, коммиссія! Вставай!
А коммиссія и лыка не вяжетъ! Въ слѣдующемъ засѣданіи слышу — жалуются:
— Ремонтъ мостовыхъ такъ не хорошъ, что больше и требовать нельзя!
Чего ужь тутъ требовать! Хмѣльной головѣ никакой ремонтъ не поможетъ. Выспаться хорошенько да опохмѣлиться, — вотъ это ремонтъ!
Кстати: Сѣнную-то площадь, что у Красныхъ воротъ, тоже въ своемъ родѣ ремонтировать хотимъ! Сѣно долой, мостовую долой, и будемъ скверный садъ разводить. Что-жь, это не плохо! Правда, будетъ далеконько за сѣномъ ѣздить, а все же скверъ пріятнѣе навозу считать надо!... К—въ Гаврила не хотѣлъ сѣно отпущать, и Е. И. С—въ тоже его руку тянулъ, да послѣ первой рѣчи подъ С—мъ
стулъ треснулъ, — онъ и провалился, и замолчалъ... А скверныхъ-то заступниковъ нашлось въ Думѣ много. На что ужь Н. Ѳ. Г—нъ:
„самъ, говоритъ, употребляю сѣно съ удовольствіемъ, а все-таки скверный садъ лучшеˮ!..
Диву я дался, зачѣмъ это господинъ Г—нъ сѣно изволитъ кушать! Ну, да онъ — докторъ; можетъ ему, по его наукѣ, того и требуется!..
О чемъ, бишь, мы еще за послѣднее время говорили? Ну, говорили о томъ, что Толкучку надо почистить, и перевести куда-нибудь. Нашъ Т—въ всю ее обнюхалъ, по особому порученію, и нашелъ такой запахъ, что даже „человѣку безъ нервовъ невыносимоˮ... Гаврила К—въ сейчасъ же за эту вонь заступился.
— Десятки лѣтъ, говоритъ, тутъ воняетъ, дѣйствительно; только это, говоритъ, дѣйствительно, честные труженики эту вонь завели и, потому, дѣйствительно, нужно къ нимъ поосторожнѣй подходить и не сразу гнать!..
Знаемъ мы этихъ честныхъ тружениковъ! На рынокъ, „дѣствительноˮ, вынесетъ пару ситцевыхъ платковъ да старое пальто, а поди къ нему на квартиру, тутъ же рядомъ, — тамъ цѣлые склады товару и, безъ всякаго патенту, такая-то честная торговля идетъ, что лубянскому музею жарко становится...
Вздумали наши гласные выгонять изъ Москвы евреевъ или, по крайности, и ихъ „честнуюˮ торговлю сборомъ обложить, а г. К—въ и выпалилъ:
— Биржевыхъ зайцевъ тоже надо подтянуть!
— Это совсѣмъ другой вопросъ, объясняетъ ему С. М. — Я знаю-съ...
— Такъ, чтоже вы... — Я ничего съ..
И сѣлъ... Чудакъ, этотъ Петя К—въ! Надѣлъ очки, взялъ
адвокатскую сумку въ руки и почалъ новыя слова выдумывать! На дняхъ какъ-то, заговорили объ одномъ дѣлѣ, въ которомъ городу нужно было себя обезпечить и не рѣшить такъ, чтобы на это рѣшеніе послѣ ссылаться могли, — Петя и вскочилъ:
— Это, говоритъ, точно! Иначе мы ничѣмъ не гарнированы и претендентъ будетъ плохой...
Какой-такой претендентъ, думаю, и какою это овощью П. М. насъ гарнировать хочетъ? Спрашиваю послѣ у П. В. О—ва, потому онъ много иностранныхъ словъ знаетъ, только съ трудомъ ихъ выговорить можетъ, онъ и объяснилъ:
— Гарнировать, это значитъ по нашему гарантировать, а претендентъ, это — прецедентъ...
Ну, ладно, коли такъ. Ишь, вѣдь, Петя, перепуталъ все! Нешто
съ иностранными словами можно такъ баловаться?!
П. П. Щегловъ отъ занятій въ литографіи ˮБудильникаˮ уволенъ. На его мѣсто приглашенъ И. И. Клангъ.
Въ этомъ нумерѣ 16 страницъ.
СОДЕРЖАHIЕ: Вeчеринки в домѣ графовъ Шереметевыхъ. Московскаго Фланера. — Сцена и кулисы. Никса и Кикса. — Провинціальныя экскурсіи. Ерша. — Фонарики. Новаго Діогена. — Не сердись!... Посмертное стихотворенie Густава Не-Надо (Кильберга). — Супротивники. (Съ натуры. ) П. М. Невѣжина. — Земной рай. Юмористическая Фантазіи. Омулевскаго — Современные анекдоты — Азбука. Стих. Доктора
Окса. — Рисунки и каррикатуры. — Рекламы и объявленія.
вечеринки въ домѣ графовъ Шереметевыхъ
... Обычай мой такой:
Подписано — и съ плечъ долой!
Грибоѣдовъ.
Шутка сказать: мѣсяца четыре я до этого своего дневника никакого прикосновенія не имѣлъ! И вѣдь какая исторія при этомъ случилась: были у меня для писанья моего тетрадки приготовлены, съ линеечками (потому — я безъ линеекъ писать не могу); что жь вы думаете? Разъ было совсѣмъ собрался писать, полѣзъ за тетрадками, а ихъ и нѣту! Искалъ, искалъ, даже сынишку за вихры отвозилъ, и все-таки не нашелъ. Сынишка заревѣлъ, да и говоритъ:
— Папенька! Это не я... это, должно быть. Александра Н. взяли... — Какой Александра Н.? — Да Н—въ!
— Экой ты олухъ! Ему-то на что тетради съ линейками?
— А какъ же! Вѣдь они теперь въ городскую школу поступаютъ, грамотѣ обучаться, потому у нихъ теперь какой-то чинъ большой и въ этомъ чинѣ безъ грамоты обойтись никакъ нельзя!
Этакой шельмецъ-мальчишка! Слышалъ, какъ мы промежь себя говорили, что нашъ Александра, „полезный предсѣдатель“, писать доклады отказывался, — вотъ и сочинилъ, будто Александру въ школу отдали, вмѣстѣ съ мальчишками грамотѣ обучаться!
За неуваженіе къ старшимъ, я, конечно, сыну затрещину далъ, а самъ и думаю: ну, что жь, если Александра и стащилъ тетрадки, — пускай его! Мнѣ убытокъ невеликъ, а ему, по линейкамъ-то, можетъ, все-таки легче будетъ! А то, вѣдь, срамъ одинъ! Что ни напишетъ, все ему назадъ возвращаютъ и переписать просятъ, да вѣдь еще съ закорючкой съ какой: ˮчтобы и впредь таковыхъ писаній не представлятьˮ! Сколько разовъ я ему говорилъ:
— Александра, другъ любезный! Брось ты это предсѣдательство въ „полезной коммиссіи“! Совсѣмъ оно тебѣ не къ лицу!
— Помилуйте, говоритъ, никакъ невозможно: сусѣди смѣяться станутъ!
— Да ты бы попросился въ другую коммиссію, гдѣ писать ничего не надо! Вотъ хоть бы въ страховую: она ужь лѣтъ десять ничего не пишетъ! Тамъ и предсѣдательствуй... надъ пустымъ мѣстомъ: и почотно, и спокойно!
— Я, говоритъ, въ этомъ дѣлѣ ничего не понимаю!
— Такъ у Н. П. Л—на спроси! Онъ даже книжку такую напечаталъ, гдѣ эта страховка въ лучшемъ видѣ представлена!
— Некогда, говоритъ, мнѣ книжки читать! Надо идти, докладъ сочинить!
— О чемъ такое?
— Да о грѣтой водѣ, — чтобъ разрѣшили на кладбищахъ чаемъ покойниковъ поминать!
— Это ты, значитъ, насчетъ водки больше?—
Что-жь, и безъ водки нельзя! Я такъ думаю написать: „въ духѣ русскаго народа, издревле привыкшаго посѣщать могилы своихъ сродниковъ, часто въ холодную погоду, и какъ бы тѣмъ поддерживать духовное общеніе съ ними, лежитъ исторически признанная черта, поминовеніе на самомъ кладбищѣ усопшихъ сродниковъ питіями и яствами, которыя воспретить приносить съ собой невозможно, ѣда же и питіе для русскаго человѣка, по духу его нрава, безъ чаепитія немыслимаˮ...
Что-жь вы думаете? Такъ вѣдь и написалъ, точка въ точку! Въ засѣданіи, наши цеховые у него и спрашиваютъ: — „Яства и питіяˮ, это что-жь такое будетъ? — Извѣстно, говоритъ, водка да селедка! — Это хорошо! А потомъ, значитъ, чай? — А потомъ и чай.
— Чудесно! Поддержимъ!
И поддержали. Совсѣмъ было протащили водку съ чаемъ на кладбища, да самъ же Александра и напортилъ, по безграмотности своей: такъ докладъ написалъ, что его въ разныя стороны повернуть можно было. „Образованныеˮ наши люди, съ этимъ занозой Е—вымъ во главѣ, и повернули, какъ ни старался Гаврила К—въ, и какихъ только резоновъ ни придумывалъ.
— Русскому человѣку, говоритъ, безъ водки невозможно! Русскій человѣкъ на кладбищѣ горе свое распиваетъ, потому воспоминаніе у него, дѣйствительно, очень большое!
Хорошо это Гаврила объяснялъ, однако, за безграмотность нашу, мы все-таки водки лишились и прійдется теперь ее въ карманахъ приносить, а не въ самовары наливать... Вотъ и выходитъ: ученье
свѣтъ, а неученье тьма!
Да! Вѣдь я лѣтомъ собирался ѣхать на Макарьевскую, а потомъ по всей Россіи махнуть. Вышло такъ, да не совсѣмъ: въ Нижній уѣхалъ, точно, — только тамъ я и застрялъ! Понабралось знакомыхъ и зачали мы покойниковъ повидать... Какъ вечеръ, такъ хоть насъ самихъ въ гробъ клади: ни чувства, ни движенія! А вѣдъ я чудесно помнилъ, какъ господинъ Л—нъ насъ пить учили: „Пей, говоритъ, да только закусывай побольше! Вонъ, нѣмцы, какъ здорово пьютъ, а все не пьяны, потому у нихъ и колбаса, и шинкенъ всякой на закуску полагаетсяˮ!.. Я и старался закусывать, а все толку нѣтъ: выпилъ — надо закусить, закусилъ — опять выпить хочется, чтобы потомъ, значитъ, опять закусить, для трезвости... Ну, и нахлещешься! А тутъ еще арфистки эти...
Въ Москвѣ мы тоже выпить не прочь, особливо члены коммиссіи нашей мостовой. От того они и на ямки уличныя обижаются, что совсѣмъ для веселаго человѣка ямки эти несподручны. Иду я какъ-то по улицѣ; вижу — ухабъ, а въ ухабѣ человѣкъ барахтается, и городовой его поднимаетъ:
— Эй, ты, коммиссія! Вставай!
А коммиссія и лыка не вяжетъ! Въ слѣдующемъ засѣданіи слышу — жалуются:
— Ремонтъ мостовыхъ такъ не хорошъ, что больше и требовать нельзя!
Чего ужь тутъ требовать! Хмѣльной головѣ никакой ремонтъ не поможетъ. Выспаться хорошенько да опохмѣлиться, — вотъ это ремонтъ!
Кстати: Сѣнную-то площадь, что у Красныхъ воротъ, тоже въ своемъ родѣ ремонтировать хотимъ! Сѣно долой, мостовую долой, и будемъ скверный садъ разводить. Что-жь, это не плохо! Правда, будетъ далеконько за сѣномъ ѣздить, а все же скверъ пріятнѣе навозу считать надо!... К—въ Гаврила не хотѣлъ сѣно отпущать, и Е. И. С—въ тоже его руку тянулъ, да послѣ первой рѣчи подъ С—мъ
стулъ треснулъ, — онъ и провалился, и замолчалъ... А скверныхъ-то заступниковъ нашлось въ Думѣ много. На что ужь Н. Ѳ. Г—нъ:
„самъ, говоритъ, употребляю сѣно съ удовольствіемъ, а все-таки скверный садъ лучшеˮ!..
Диву я дался, зачѣмъ это господинъ Г—нъ сѣно изволитъ кушать! Ну, да онъ — докторъ; можетъ ему, по его наукѣ, того и требуется!..
О чемъ, бишь, мы еще за послѣднее время говорили? Ну, говорили о томъ, что Толкучку надо почистить, и перевести куда-нибудь. Нашъ Т—въ всю ее обнюхалъ, по особому порученію, и нашелъ такой запахъ, что даже „человѣку безъ нервовъ невыносимоˮ... Гаврила К—въ сейчасъ же за эту вонь заступился.
— Десятки лѣтъ, говоритъ, тутъ воняетъ, дѣйствительно; только это, говоритъ, дѣйствительно, честные труженики эту вонь завели и, потому, дѣйствительно, нужно къ нимъ поосторожнѣй подходить и не сразу гнать!..
Знаемъ мы этихъ честныхъ тружениковъ! На рынокъ, „дѣствительноˮ, вынесетъ пару ситцевыхъ платковъ да старое пальто, а поди къ нему на квартиру, тутъ же рядомъ, — тамъ цѣлые склады товару и, безъ всякаго патенту, такая-то честная торговля идетъ, что лубянскому музею жарко становится...
Вздумали наши гласные выгонять изъ Москвы евреевъ или, по крайности, и ихъ „честнуюˮ торговлю сборомъ обложить, а г. К—въ и выпалилъ:
— Биржевыхъ зайцевъ тоже надо подтянуть!
— Это совсѣмъ другой вопросъ, объясняетъ ему С. М. — Я знаю-съ...
— Такъ, чтоже вы... — Я ничего съ..
И сѣлъ... Чудакъ, этотъ Петя К—въ! Надѣлъ очки, взялъ
адвокатскую сумку въ руки и почалъ новыя слова выдумывать! На дняхъ какъ-то, заговорили объ одномъ дѣлѣ, въ которомъ городу нужно было себя обезпечить и не рѣшить такъ, чтобы на это рѣшеніе послѣ ссылаться могли, — Петя и вскочилъ:
— Это, говоритъ, точно! Иначе мы ничѣмъ не гарнированы и претендентъ будетъ плохой...
Какой-такой претендентъ, думаю, и какою это овощью П. М. насъ гарнировать хочетъ? Спрашиваю послѣ у П. В. О—ва, потому онъ много иностранныхъ словъ знаетъ, только съ трудомъ ихъ выговорить можетъ, онъ и объяснилъ:
— Гарнировать, это значитъ по нашему гарантировать, а претендентъ, это — прецедентъ...
Ну, ладно, коли такъ. Ишь, вѣдь, Петя, перепуталъ все! Нешто
съ иностранными словами можно такъ баловаться?!