КУЛЬТУРНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И УЕЗДНЫЕ ТЕАТРЫ.
Больным вопросом нашей театральной жизни является репертуар мелкой провинции.
В ряде статей журнал «Рабис» и другие периодические издания громят и «Тайны Страстного монастыря», и «Ревность», и «Последнее танго», и прочее и прочее.
Нельзя при этом не отметить характерную черту: одни авторы ругают старый репертуар и хвалят новый, некоторые видят причину репертуарной отсталости провинции в актерах и их руководителях, а некоторые даже в том, что провинциальный зритель не дорос до нового репертуара.
Однако, мы знаем, что зритель даже самой глухой провинции с жадностью набрасывается и на «Разлом», и на «Терехина» и на «Любовь Яровую». Рабочий зритель хочет видеть в новых пьесах отражение современности. Видеть на сцене в живых сконденсированных образах положительные и отрицательные стороны новой жизни, новых людей, видеть как в хорошо отшлифованном зеркале.
Но видит уездный зритель произведения молодой советской драматургии в отражении не отшлифованного зеркала, а в старом заплесневевшем, облупленном, мещанском косом зеркалишке.
Эти старые заплесневевшие зеркалишки, это — наши театры мелкой провинции, с их убогими декорациями, «павильончиками» и «садами» да гарнитуром дрянной мебели.
Вот почему, главным образом, в нашей провинции до сих пор идут «Осенние скрипки», «Ревность», «Тайны Страстного монастыря» и т. п. пьесы.
Все наши уездные УЗП и другие организации, ведающие театральными делами, ограничиваются тем, что в лучшем случае, пригласят труппу на «гарантию» с окладами в 50—60—70 руб., а то, просто, выпишут актеров «на подножный корм», т. е. предоставят им свой театрик с утварью, созданной при «царе-Горохе», коллективу безработных артистов да еще слупят с этих безработных процентов 20—30 с валового сбора за помещение.
А в тот же сезон, даже в таких городах, как Самара, не говоря уже о более крупных центрах,
выплачивают актерам-премьерам по 500—600 руб. в месяц, на каждую премьеру пишут новые декорации и кончают нередко сезон с дефицитом в 50—60 тысяч.
Все мы знаем, что достижения советской драматургии несомненны, но нужно помнить, что новые пьесы, в своем громадном большинстве, требуют для своего воплощения на сцене коренной организации наших уездных театров. Нужно знать, что новая драматургия резко разнится от старой не только своей идеологической стороной, но и своей конструкцией. Дореволюционные драматурги обычно укладывали свои произведения в 4—5 компактных акта, развертывая действия в комнатах и в саду. К этим требованиям и был приспособлен, и то с грехом пополам, наш уездный театр, и с этими приспособлениями он остался и до сего времени.
Как-же в этих условиях можно ставить новые пьесы в 10—15, а нередко и 25 картин, и где каждая картина требует изобразить и крейсер, и тайгу зимой с юртами, и купе вагона и чуть ли не летающие аэропланы. Большинство хороших пьес построено ведь по принципу кинематографического сценария.
Раз всей общественностью признано, что театр есть активный деятель культурной революции, так дайте возможность этому активисту работать во всеоружии, снабдите его современными орудиями производства.
УЗП, политпросветы, горсоветы, все это касается вас и только вас! Вы в значительной мере ответственны перед рабочим зрителем, что у нас, в уездной провинции, идут до сих пор «Веры Мирцевы», «Осенние скрипки» и проч.
В числе статей вашего бюджета должны стоять: 1) капитальное переоборудование театров и 2) дотация на содержание трупп, и вы увидите, что от старого репертуара не останется и помину, а культурная революция проникнет и в театры нашего захолустья.
Л. БРАВИЧ.
Самара.
ЗАБЫТЫЕ ЛЮДИ
7 р. 50 к. ЗА РОМАНС.
Отовсюду раздаются жалобы на композиторов. Комсомол вопит (и пожалуй немного преувеличивает), что у нас совершенно нет массовых песен, театральные критики жалуются на отсутствие революционных опер, певцы говорят, что почти отсутствует сольный репертуар, на который сейчас огромный спрос и пр. и т. п. Частично эти обвинения совершенно справедливы, но только частично, ибо в такую сложную надстройку как музыка пафос резолюции проникает медленнее, чем в другие виды искусства и трудней поддается в ней удачному воплощению. Но в этом кроме самих композиторов виновато и наше общество в целом, парт. и проф. организации в частности.
Ни одна область художественной работы не находится в таком пренебрежении как композиторский труд, требующий чрезвычайно высокой квалификации и навыков. Композиторы, вследствие ряда особенностей их труда, вообще более склонны к кабинетному образу жизни и у нас, как будто нарочно, все окружающие их обстоятельства складываются таким образом, что толкают их к еще большему уединению. А отсюда и проистекает абсолютная оторванность композиторов от насущ
нейших задач современности и замкнутость в узкоэстетические рамки.
Значительная часть наших композиторов идет на поводу у Запада и считает верхом совершенства и объектом подражания упадочные продукты западного буржуазного эстетизма. Доходит до того, что в одну из музыкально-композиторских организаций совершенно не принимают пишущих революционные произведения и в ней считается величайшим позором сочинения такой музыки, на обложке которой могло бы быть написано: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь! » Где же корень зла?
Конечно, он заключается в полном пренебрежении к интересам композиторов.
В первую очередь это относится к защите профессиональных интересов этой отрасли труда, чего у нас совершенно не делается. Подавляющее большинство композиторов состоит членами других профсоюзов и таким образом профорганизация, охраняя их интересы, как служащих, не вмешивается в их творческие взаимоотношения с учреждениями.
В учреждении, целиком построенном на ис
пользовании продукции композиторского труда —
Больным вопросом нашей театральной жизни является репертуар мелкой провинции.
В ряде статей журнал «Рабис» и другие периодические издания громят и «Тайны Страстного монастыря», и «Ревность», и «Последнее танго», и прочее и прочее.
Нельзя при этом не отметить характерную черту: одни авторы ругают старый репертуар и хвалят новый, некоторые видят причину репертуарной отсталости провинции в актерах и их руководителях, а некоторые даже в том, что провинциальный зритель не дорос до нового репертуара.
Однако, мы знаем, что зритель даже самой глухой провинции с жадностью набрасывается и на «Разлом», и на «Терехина» и на «Любовь Яровую». Рабочий зритель хочет видеть в новых пьесах отражение современности. Видеть на сцене в живых сконденсированных образах положительные и отрицательные стороны новой жизни, новых людей, видеть как в хорошо отшлифованном зеркале.
Но видит уездный зритель произведения молодой советской драматургии в отражении не отшлифованного зеркала, а в старом заплесневевшем, облупленном, мещанском косом зеркалишке.
Эти старые заплесневевшие зеркалишки, это — наши театры мелкой провинции, с их убогими декорациями, «павильончиками» и «садами» да гарнитуром дрянной мебели.
Вот почему, главным образом, в нашей провинции до сих пор идут «Осенние скрипки», «Ревность», «Тайны Страстного монастыря» и т. п. пьесы.
Все наши уездные УЗП и другие организации, ведающие театральными делами, ограничиваются тем, что в лучшем случае, пригласят труппу на «гарантию» с окладами в 50—60—70 руб., а то, просто, выпишут актеров «на подножный корм», т. е. предоставят им свой театрик с утварью, созданной при «царе-Горохе», коллективу безработных артистов да еще слупят с этих безработных процентов 20—30 с валового сбора за помещение.
А в тот же сезон, даже в таких городах, как Самара, не говоря уже о более крупных центрах,
выплачивают актерам-премьерам по 500—600 руб. в месяц, на каждую премьеру пишут новые декорации и кончают нередко сезон с дефицитом в 50—60 тысяч.
Все мы знаем, что достижения советской драматургии несомненны, но нужно помнить, что новые пьесы, в своем громадном большинстве, требуют для своего воплощения на сцене коренной организации наших уездных театров. Нужно знать, что новая драматургия резко разнится от старой не только своей идеологической стороной, но и своей конструкцией. Дореволюционные драматурги обычно укладывали свои произведения в 4—5 компактных акта, развертывая действия в комнатах и в саду. К этим требованиям и был приспособлен, и то с грехом пополам, наш уездный театр, и с этими приспособлениями он остался и до сего времени.
Как-же в этих условиях можно ставить новые пьесы в 10—15, а нередко и 25 картин, и где каждая картина требует изобразить и крейсер, и тайгу зимой с юртами, и купе вагона и чуть ли не летающие аэропланы. Большинство хороших пьес построено ведь по принципу кинематографического сценария.
Раз всей общественностью признано, что театр есть активный деятель культурной революции, так дайте возможность этому активисту работать во всеоружии, снабдите его современными орудиями производства.
УЗП, политпросветы, горсоветы, все это касается вас и только вас! Вы в значительной мере ответственны перед рабочим зрителем, что у нас, в уездной провинции, идут до сих пор «Веры Мирцевы», «Осенние скрипки» и проч.
В числе статей вашего бюджета должны стоять: 1) капитальное переоборудование театров и 2) дотация на содержание трупп, и вы увидите, что от старого репертуара не останется и помину, а культурная революция проникнет и в театры нашего захолустья.
Л. БРАВИЧ.
Самара.
ЗАБЫТЫЕ ЛЮДИ
7 р. 50 к. ЗА РОМАНС.
Отовсюду раздаются жалобы на композиторов. Комсомол вопит (и пожалуй немного преувеличивает), что у нас совершенно нет массовых песен, театральные критики жалуются на отсутствие революционных опер, певцы говорят, что почти отсутствует сольный репертуар, на который сейчас огромный спрос и пр. и т. п. Частично эти обвинения совершенно справедливы, но только частично, ибо в такую сложную надстройку как музыка пафос резолюции проникает медленнее, чем в другие виды искусства и трудней поддается в ней удачному воплощению. Но в этом кроме самих композиторов виновато и наше общество в целом, парт. и проф. организации в частности.
Ни одна область художественной работы не находится в таком пренебрежении как композиторский труд, требующий чрезвычайно высокой квалификации и навыков. Композиторы, вследствие ряда особенностей их труда, вообще более склонны к кабинетному образу жизни и у нас, как будто нарочно, все окружающие их обстоятельства складываются таким образом, что толкают их к еще большему уединению. А отсюда и проистекает абсолютная оторванность композиторов от насущ
нейших задач современности и замкнутость в узкоэстетические рамки.
Значительная часть наших композиторов идет на поводу у Запада и считает верхом совершенства и объектом подражания упадочные продукты западного буржуазного эстетизма. Доходит до того, что в одну из музыкально-композиторских организаций совершенно не принимают пишущих революционные произведения и в ней считается величайшим позором сочинения такой музыки, на обложке которой могло бы быть написано: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь! » Где же корень зла?
Конечно, он заключается в полном пренебрежении к интересам композиторов.
В первую очередь это относится к защите профессиональных интересов этой отрасли труда, чего у нас совершенно не делается. Подавляющее большинство композиторов состоит членами других профсоюзов и таким образом профорганизация, охраняя их интересы, как служащих, не вмешивается в их творческие взаимоотношения с учреждениями.
В учреждении, целиком построенном на ис
пользовании продукции композиторского труда —