НЕОБХОДИМ КРУТОЙ ПОВОРОТ.
Судьба еврейского театра на периферии чрезвычайно характерна для национального театра вообще.
В провинции работают несколько трупп в роде театра Гузика, Сигалеско и т. д. Театр Гузика, напр., орудует еще со времени черты, со старых царских времен. Его руководитель отпраздновал сейчас в Москве 35-летний юбилей своей деятельности.
Театр может рассказать о многих преследованиях, которым подвергался он в царские времена.
Являются ли, однако, эти преследования достаточным поводом, чтобы советская общественность относилась к нему теперь сочувственно? Ведь самодержавие преследовало и синагогу, однако, никто не порекомендует относиться к синагоге поласковее, чем к любой церкви?
На преследованиях царского периода далеко не уедешь. А вместе с тем, все навыки старой халтурной пошлятины остались у этого театра в полной неприкосновенности. Вместо густопсовой националистической «Пинтеле ид» подаются шовинистические «Ципке Файер», «Береле-моссельпромщик» и т. п.
Еврейская пролетарская общественность глубоко взволнована этим. Известный писатель Вевюрка в газете «Эмес» в строках, полных негодования, говорит об этом театре следующее: «Культурная революция и Ципке Файер»... Более значительной культурной контрреволюции себе и представить невозможно. Какими качествами должна обладать пьеса, чтоб ее Главлит запретил? Вульгарность, халтурность пошлятина, цинизм— разве этого мало? А великодержавный американский флотский патриотизм, которым прони
зана пьеса «Ципке Файер», — разве этого не достаточно?
«И странствует эта халтурническая мастерская, и «производит» циническую вульгарщину, «идеологическое» наслаждение для темного сухаревского человечка, для того, чтобы создать противоядие против нашей театральной культуры, создаваемой с таким трудом... »
Безусловно, одними запретительными мерами можно очень мало сделать. Новых театров почти нет, а те, которые имеются, редко посещают провинцию.
Большим, правда, достижением для еврейской провинции является отъезд театра «Фрайкунстс репертуаром «Ботвин», «Гойлом» и др. в район б. черты оседлости. Но это, конечно, капля в море. Необходимо что-то сделать со старыми халтурничающими театрами. Надо реорганизовать и оздоровить театры Гузика, Сигалеско и т. п., пересмотреть личный состав их, профильтровать репертуар, совершенно изъяв «Ципке Файер», «Берелемоссельпромщик» и прочую дребедень. Надо перевести на еврейский язык и поставить «Разлом», «Рельсы гудят», «Любовь Яровая», «Бронепоезд» и т. д.
Посредрабису и всем организациям, интересующимся судьбой трудколлективов, в особенности национальных, следует поразмыслить над решительной реорганизацией таких театров в сторону современности и революционной тематики. Необходим крутой поворот.
Иначе эти театры лишатся права на существование в советской обстановке.
М. МОРГЕНШТЕРН.
ЕЩЕ О РЕЖИССЕРАХ.
Тов. Ярополк в № 25 «Рабис» в статье «Без главного, без очередных — за режиссера просто» затронул весьма назревший вопрос о «режиссерах-постановщиках».
Когда после Октябрьской революции каждому гражданину молодой Советской республики был предъявлен вопрос: «а что ты умеешь работать»? — многие, не приспособленные ни к какому труду, пошли на сцену, в «актеры». Не будет большим преувеличением сказать: «а те, кто не годился даже в актеры, пошли в режиссеры».
Каждый из нас то и дело встречается с такими режиссерами, которые актеру ничего показать не могут. Прав тов. Ярополк, когда говорит о молодых актерах, ничего не приобретающих от бесцельного стажирования при таких режиссерах.
Несколько примеров. Я знаю главрежа-постановщика, занимающего этот ответственный пост в очень крупных городах. При нем из года в год путешествуют 5—6 молодых актеров, окончивших хорошую школу, с хорошими данными. Они по необходимости держатся около своего покровителя, так как никто их не возьмет на ответственную работу, а режиссеру приятно иметь при себе постоянный штат покорных молодых людей.
Второй курьезный пример: я встречал на московской бирже труда молодого режиссера, который сообщил мне, что боится ехать в провинцию, — у него-де готово около 40 постановок, но самая дешевая стоит около 20 тысяч. Этот молодой человек только что окончил режиссерскую школу и сильно рассчитывал получить приличный город.
Но еще хуже бывает, когда режиссер, будучи сам скверным актером, стремится во что бы то ни стало «показывать», не считаясь ни с чем.
Режиссеров, могущих влить в актера частицу своего таланта, очень мало. В большинстве случаев, особенно в провинции, эти люди совершенно беспомощны. Один, например, играет сам с упоением. Фердинанда («Коварство и любовь») и Арман Дюваля («Дама с камелиями»), играет на таком ложном пафосе, что патетические места вызывают дружный смех публики. Этот режиссер требует от актера такого же искусственного пафоса и немудрено, что каждый сезон у него кончается конфликтом. Совсем недавно я был свидетелем того, как режиссер требовал от старого актера, чтобы тот после фразы (по роли) «Я не желаю больше с вами разговаривать» — дернул себя за лацкан сюртука, и когда актер возразил, что он не может сделать этого фарсового шаблона, режиссер пояснил: «Мне нужно подчеркнуть эту фразу».
Сколько режиссеров дисквалифицированы проваленными сезонами и, тем не менее, они продолжают «избирать» большие города.
Да, о режиссерах надо писать. Пора понять, что это большое, ответственное дело, и что, как режиссеры набирают актеров, так и нам, старым актерам, приходится перед выбором сезона избирать себе режиссера, часто в ущерб материальным условиям.
ПЕРИСКОП.
Боровичи.
Судьба еврейского театра на периферии чрезвычайно характерна для национального театра вообще.
В провинции работают несколько трупп в роде театра Гузика, Сигалеско и т. д. Театр Гузика, напр., орудует еще со времени черты, со старых царских времен. Его руководитель отпраздновал сейчас в Москве 35-летний юбилей своей деятельности.
Театр может рассказать о многих преследованиях, которым подвергался он в царские времена.
Являются ли, однако, эти преследования достаточным поводом, чтобы советская общественность относилась к нему теперь сочувственно? Ведь самодержавие преследовало и синагогу, однако, никто не порекомендует относиться к синагоге поласковее, чем к любой церкви?
На преследованиях царского периода далеко не уедешь. А вместе с тем, все навыки старой халтурной пошлятины остались у этого театра в полной неприкосновенности. Вместо густопсовой националистической «Пинтеле ид» подаются шовинистические «Ципке Файер», «Береле-моссельпромщик» и т. п.
Еврейская пролетарская общественность глубоко взволнована этим. Известный писатель Вевюрка в газете «Эмес» в строках, полных негодования, говорит об этом театре следующее: «Культурная революция и Ципке Файер»... Более значительной культурной контрреволюции себе и представить невозможно. Какими качествами должна обладать пьеса, чтоб ее Главлит запретил? Вульгарность, халтурность пошлятина, цинизм— разве этого мало? А великодержавный американский флотский патриотизм, которым прони
зана пьеса «Ципке Файер», — разве этого не достаточно?
«И странствует эта халтурническая мастерская, и «производит» циническую вульгарщину, «идеологическое» наслаждение для темного сухаревского человечка, для того, чтобы создать противоядие против нашей театральной культуры, создаваемой с таким трудом... »
Безусловно, одними запретительными мерами можно очень мало сделать. Новых театров почти нет, а те, которые имеются, редко посещают провинцию.
Большим, правда, достижением для еврейской провинции является отъезд театра «Фрайкунстс репертуаром «Ботвин», «Гойлом» и др. в район б. черты оседлости. Но это, конечно, капля в море. Необходимо что-то сделать со старыми халтурничающими театрами. Надо реорганизовать и оздоровить театры Гузика, Сигалеско и т. п., пересмотреть личный состав их, профильтровать репертуар, совершенно изъяв «Ципке Файер», «Берелемоссельпромщик» и прочую дребедень. Надо перевести на еврейский язык и поставить «Разлом», «Рельсы гудят», «Любовь Яровая», «Бронепоезд» и т. д.
Посредрабису и всем организациям, интересующимся судьбой трудколлективов, в особенности национальных, следует поразмыслить над решительной реорганизацией таких театров в сторону современности и революционной тематики. Необходим крутой поворот.
Иначе эти театры лишатся права на существование в советской обстановке.
М. МОРГЕНШТЕРН.
ЕЩЕ О РЕЖИССЕРАХ.
Тов. Ярополк в № 25 «Рабис» в статье «Без главного, без очередных — за режиссера просто» затронул весьма назревший вопрос о «режиссерах-постановщиках».
Когда после Октябрьской революции каждому гражданину молодой Советской республики был предъявлен вопрос: «а что ты умеешь работать»? — многие, не приспособленные ни к какому труду, пошли на сцену, в «актеры». Не будет большим преувеличением сказать: «а те, кто не годился даже в актеры, пошли в режиссеры».
Каждый из нас то и дело встречается с такими режиссерами, которые актеру ничего показать не могут. Прав тов. Ярополк, когда говорит о молодых актерах, ничего не приобретающих от бесцельного стажирования при таких режиссерах.
Несколько примеров. Я знаю главрежа-постановщика, занимающего этот ответственный пост в очень крупных городах. При нем из года в год путешествуют 5—6 молодых актеров, окончивших хорошую школу, с хорошими данными. Они по необходимости держатся около своего покровителя, так как никто их не возьмет на ответственную работу, а режиссеру приятно иметь при себе постоянный штат покорных молодых людей.
Второй курьезный пример: я встречал на московской бирже труда молодого режиссера, который сообщил мне, что боится ехать в провинцию, — у него-де готово около 40 постановок, но самая дешевая стоит около 20 тысяч. Этот молодой человек только что окончил режиссерскую школу и сильно рассчитывал получить приличный город.
Но еще хуже бывает, когда режиссер, будучи сам скверным актером, стремится во что бы то ни стало «показывать», не считаясь ни с чем.
Режиссеров, могущих влить в актера частицу своего таланта, очень мало. В большинстве случаев, особенно в провинции, эти люди совершенно беспомощны. Один, например, играет сам с упоением. Фердинанда («Коварство и любовь») и Арман Дюваля («Дама с камелиями»), играет на таком ложном пафосе, что патетические места вызывают дружный смех публики. Этот режиссер требует от актера такого же искусственного пафоса и немудрено, что каждый сезон у него кончается конфликтом. Совсем недавно я был свидетелем того, как режиссер требовал от старого актера, чтобы тот после фразы (по роли) «Я не желаю больше с вами разговаривать» — дернул себя за лацкан сюртука, и когда актер возразил, что он не может сделать этого фарсового шаблона, режиссер пояснил: «Мне нужно подчеркнуть эту фразу».
Сколько режиссеров дисквалифицированы проваленными сезонами и, тем не менее, они продолжают «избирать» большие города.
Да, о режиссерах надо писать. Пора понять, что это большое, ответственное дело, и что, как режиссеры набирают актеров, так и нам, старым актерам, приходится перед выбором сезона избирать себе режиссера, часто в ущерб материальным условиям.
ПЕРИСКОП.
Боровичи.