ЛУКОМОРЬЕ
№ 15.
11 апрѣля 1915 г.
Послѣдняя встрѣча.
1.
Это была ихъ послѣдняя встрѣча. Марья Аркадьевна сказала матери, что отправляется въ магазинъ Артемьева купить стеклярусъ для маскараднаго костюма, а мать—Евгенія Эрастовна подумала:—она встрѣтится съ поручикомъ на мосту или въ гвардейскомъ обществѣ. Но мать не подала виду, что такъ думаетъ и замѣтила:
— Боже мой, какъ много въ жизни нашей огорченій.
Марья Аркадьевна спросила:
— Почему ты заговорила объ огорченіяхъ.
Евгенія Эрастовна посмотрѣла на часы, который часъ и отвѣтила такъ, чтобы было обидно и чтобы дочь знала, какъ обижается ея материнское сердце:
— Мои огорченія ты знаешь, и откуда идутъ эти огорченія,—ты тоже знаешь.
Марья Аркадьевна не покраснѣла, не опустила глазъ и твердо сказала:
— Всѣ огорченія отъ меня и я первая виновница? Такъ что ли?
— Спасибо, что не забыла,—отвѣ
тила мать, и засуетилась, засуетилось все ея полное въ лентахъ тѣло,— не сосчитать огорченій моихъ и не забыть ихъ!
— А ты попробуй забыть,—тихо сказала Марья Аркадьевна:—зачѣмъ думать объ огорченіяхъ? Можетъ быть и огорченіямъ этимъ грошъ цѣна.
Но говорить такъ и такъ пытать другъ друга онѣ уже не могли. Обѣ догадывались и даже знали, что эти огорченія опасныя и смертельныя, и какая будетъ потомъ жизнь, послѣ всѣхъ огорченій никто не знаетъ, и эти выпытыванія были не нужны и обидны.
Онѣ пытались обмануть одна другую, боялись обмана, и объясненія ихъ поступковъ были всегда несерьезны и легкомысленны.
2.
Мать давно догадывалась, что Марья Аркадьевна и Петръ Елисѣевичъ любили другъ друга, но какая ихъ любовь,—она боялась думать. Евгенія Эрастовна твердо знала, что есть двѣ любви: одна, когда еще не поздно, и другая, когда поздно. Пер
вая любовь пріятная для родителей, для дѣтей, она свѣтлая, откровенная, съ такою любовью на люди показаться не стыдно и отъ людей бѣжать не нужно. Мать, если любовь правильная,—свой человѣкъ, она даже—законодатель и заслуженный кормчій. И кому, какъ не матери, приниматься за дѣла и показать свое мастерство? И есть—вторая любовь, когда поздно, когда вмѣшательство матери и дѣлу не поможетъ и только на люди вынесетъ весь соръ изъ избы, когда двое влюбленныхъ сговорились, сняли всякія запрещенія, ушли, скрылись отъ матери и, какъ далеко они ушли— мать не знаетъ и нѣтъ у нея надежды узнать. Тогда мать оплакиваетъ дочь, дочь представляется ей постарѣвшей, изможденной, несчастной, и видитъ она дочь—жертвою чужого насилія и чужой хитрости.
Евгенія Эрастовна сомнѣвалась, поздно или не поздно, она пыталась спасти Марью Аркадьевну, но дочь легко отклоняла всѣ эти разговоры о спасеніи, и Евгенія Эрастовна не знала, нужно спасать или не нужно, и, какъ жить дальше, если все это случилось.
№ 15.
11 апрѣля 1915 г.
Послѣдняя встрѣча.
1.
Это была ихъ послѣдняя встрѣча. Марья Аркадьевна сказала матери, что отправляется въ магазинъ Артемьева купить стеклярусъ для маскараднаго костюма, а мать—Евгенія Эрастовна подумала:—она встрѣтится съ поручикомъ на мосту или въ гвардейскомъ обществѣ. Но мать не подала виду, что такъ думаетъ и замѣтила:
— Боже мой, какъ много въ жизни нашей огорченій.
Марья Аркадьевна спросила:
— Почему ты заговорила объ огорченіяхъ.
Евгенія Эрастовна посмотрѣла на часы, который часъ и отвѣтила такъ, чтобы было обидно и чтобы дочь знала, какъ обижается ея материнское сердце:
— Мои огорченія ты знаешь, и откуда идутъ эти огорченія,—ты тоже знаешь.
Марья Аркадьевна не покраснѣла, не опустила глазъ и твердо сказала:
— Всѣ огорченія отъ меня и я первая виновница? Такъ что ли?
— Спасибо, что не забыла,—отвѣ
тила мать, и засуетилась, засуетилось все ея полное въ лентахъ тѣло,— не сосчитать огорченій моихъ и не забыть ихъ!
— А ты попробуй забыть,—тихо сказала Марья Аркадьевна:—зачѣмъ думать объ огорченіяхъ? Можетъ быть и огорченіямъ этимъ грошъ цѣна.
Но говорить такъ и такъ пытать другъ друга онѣ уже не могли. Обѣ догадывались и даже знали, что эти огорченія опасныя и смертельныя, и какая будетъ потомъ жизнь, послѣ всѣхъ огорченій никто не знаетъ, и эти выпытыванія были не нужны и обидны.
Онѣ пытались обмануть одна другую, боялись обмана, и объясненія ихъ поступковъ были всегда несерьезны и легкомысленны.
2.
Мать давно догадывалась, что Марья Аркадьевна и Петръ Елисѣевичъ любили другъ друга, но какая ихъ любовь,—она боялась думать. Евгенія Эрастовна твердо знала, что есть двѣ любви: одна, когда еще не поздно, и другая, когда поздно. Пер
вая любовь пріятная для родителей, для дѣтей, она свѣтлая, откровенная, съ такою любовью на люди показаться не стыдно и отъ людей бѣжать не нужно. Мать, если любовь правильная,—свой человѣкъ, она даже—законодатель и заслуженный кормчій. И кому, какъ не матери, приниматься за дѣла и показать свое мастерство? И есть—вторая любовь, когда поздно, когда вмѣшательство матери и дѣлу не поможетъ и только на люди вынесетъ весь соръ изъ избы, когда двое влюбленныхъ сговорились, сняли всякія запрещенія, ушли, скрылись отъ матери и, какъ далеко они ушли— мать не знаетъ и нѣтъ у нея надежды узнать. Тогда мать оплакиваетъ дочь, дочь представляется ей постарѣвшей, изможденной, несчастной, и видитъ она дочь—жертвою чужого насилія и чужой хитрости.
Евгенія Эрастовна сомнѣвалась, поздно или не поздно, она пыталась спасти Марью Аркадьевну, но дочь легко отклоняла всѣ эти разговоры о спасеніи, и Евгенія Эрастовна не знала, нужно спасать или не нужно, и, какъ жить дальше, если все это случилось.