Сходство удается В. Е. безошибочно. А между тѣмъ, сходство —это самое трудное въ живописи.
«Сходству» нельзя научить. Какъ нельзя музыканта научить «абсолютному слуху».
Есть много великихъ художниковъ, которымъ сходство въ портретахъ рѣшительно не удавалось.
Любитъ В. Е. и пейзажи. Но они у него не экспрессивны. Видно, что онъ черезчуръ «человѣколюбецъ». Онъ смотритъ па пейзажъ только, какъ на фонъ для жанра.
Человѣкъ приковываетъ его вниманіе всецѣло. И малѣйшій трактирный «человѣческій документъ» для него важнѣе, чѣмъ Эверестъ!
В. Е. всю жизнь провелъ съ палитрой въ рукѣ.
Его отецъ — основалъ въ Москвѣ училище живописи, ваянія и зодчества.
Это училище В. Е. окончилъ. Въ немъ протекла его молодость (—около 20 лѣтъ онъ преподавалъ тамъ), а затѣмъ переѣхалъ въ Академію Художествъ, гдѣ не только профессорствуетъ, но даже ректорствовалъ.
Разговорились объ ученикахъ. За 40 лѣтъ педагогической дѣятельности В. Е. выпустилъ сотни именъ.
— Степановъ, Архиповъ, Ивановъ, Коровинъ, Богдановъ- Бѣльскій, Поповъ, Казаковъ, Кузнецовъ, Чепцовъ... да развѣ мыслимо перечислить... Много у меня учениковъ... Но и самъ я ученикъ... До сихъ поръ ученикъ... Глаза В. Е. засверкали:
— Я въ 48 лѣтъ вздумалъ учиться на скрипкѣ!.. Страстно люблю музыку... Привязался всей душой вотъ къ этому сокровищу...
В. Е. досталъ изъ футляра старинную скрипку, прекрасной сохранности, и заигралъ.
— Гварнери! — съ гордостью сказалъ онъ.
Очаровательный тонъ, пріятный, задумчивый смычекъ...
6.
— Я не знаю, какое искусство я люблю больше — живопись или музыку... Каждый день я, бросая кисть, берусь за смычекъ и играю одинъ, для себя... Но часто участвую и въ квартетахъ: двое братьевъ Брюлловыхъ, я и одинъ прекрасный піанистъ... Какъ вамъ нравится скрипка... Поетъ?..
— Сестра этой скрипки утонула на «Титаникѣ»... — Да... читалъ... тоже Гварнери... Ихъ теперь такъ мало... И онъ опять заигралъ. Мы разстались.
А въ ушахъ моихъ и сейчасъ поетъ и плачетъ Гварнери...
Мы разстались: милый, юный старикъ, который смѣется въ краскахъ и плачетъ... въ звукахъ...
Мы разстались, а на память онъ далъ автографъ: «Искусство — вторая религія».
Н. Шебуевъ.
Невозвратное.
Яблони были въ саду
Въ розово-бѣлыхъ цвѣтахъ. Сердце томилось въ бреду,
Въ солнечно-знойныхъ мечтахъ. Звенѣли-пѣли пчелки золотыя.
И смѣхъ твой такъ радостенъ былъ, Такъ солнечно-знойно звучалъ. И нѣжно тебя я любилъ, Свѣтло, горячо цѣловалъ.
И пѣсней счастья были наши ночи. И вѣрили мы: навсегда,
Навѣки мы слиты судьбой. Мы счастливы были тогда,
Такъ счастливы были съ тобой—
Счастливѣй насъ нѣтъ никого на свѣтѣ
2.
Въ холодномъ туманѣ дождя Нашъ садъ, бѣдный садъ нашъ тонулъ. И я, отъ тебя уходя,
Тебя обманулъ, обманулъ: Уѣхалъ въ городъ шумный и далекій. По грязнымъ вертепамъ таскалъ
Я слово святое:—люблю—
И женщинъ продажныхъ ласкалъ, И пропилъ я юность мою.
И пропилъ я тебя въ разгулѣ пьяномъ
3.
Вернулся... Но въ сердцѣ тоска. Подъ саваномъ снѣга нашъ садъ. Вернулся... Но ты далека,
Но ты не вернешься назадъ. И сердцу больно: не вернуть былого. Я былъ безразсуденъ и глупъ: Я глупо такъ бросилъ тебя, Смѣясь, цѣловалъ, не любя,
Такъ много безчувственныхъ губъ... И все напрасно: не забылъ былого. А ты?.. Много слезъ пролила Меня не могла ты забыть... Любила меня и ждала
И вѣрила мнѣ, можетъ быть?
И о душѣ загубленной молилась?
4.
И вотъ—я теперь одинокъ. А ты—далека, далека...
И ужасъ мой темный жестокъ, Терзаетъ и гложетъ тоска...
Она вернется,—безъ нея нѣтъ жизни... Все чудятся вздохи шаговъ...
Въ задавленномъ снѣгомъ саду. И музыка ласковыхъ словъ... Тоскую, терзаюсь и жду—
И жду тебя, и вѣрю въ это чудо. И ночи безъ сна я томлюсь, И небо о чудѣ молю.
Тебѣ, недоступной, молюсь, Тебя недоступно люблю,
Люблю тебя... Но поздно, слишкомъ поздно!
5.
По грязнымъ вертепамъ таскалъ Я чистую юность мою
И женщинъ продажныхъ ласкалъ... И, можетъ быть, душу пропью...
Допьюсь тогда, быть можетъ, до забвенья
Л. Андрусонъ.
«Портретъ П. М. Невѣжина».
В. Е. Маковскій.
«Сходству» нельзя научить. Какъ нельзя музыканта научить «абсолютному слуху».
Есть много великихъ художниковъ, которымъ сходство въ портретахъ рѣшительно не удавалось.
Любитъ В. Е. и пейзажи. Но они у него не экспрессивны. Видно, что онъ черезчуръ «человѣколюбецъ». Онъ смотритъ па пейзажъ только, какъ на фонъ для жанра.
Человѣкъ приковываетъ его вниманіе всецѣло. И малѣйшій трактирный «человѣческій документъ» для него важнѣе, чѣмъ Эверестъ!
В. Е. всю жизнь провелъ съ палитрой въ рукѣ.
Его отецъ — основалъ въ Москвѣ училище живописи, ваянія и зодчества.
Это училище В. Е. окончилъ. Въ немъ протекла его молодость (—около 20 лѣтъ онъ преподавалъ тамъ), а затѣмъ переѣхалъ въ Академію Художествъ, гдѣ не только профессорствуетъ, но даже ректорствовалъ.
Разговорились объ ученикахъ. За 40 лѣтъ педагогической дѣятельности В. Е. выпустилъ сотни именъ.
— Степановъ, Архиповъ, Ивановъ, Коровинъ, Богдановъ- Бѣльскій, Поповъ, Казаковъ, Кузнецовъ, Чепцовъ... да развѣ мыслимо перечислить... Много у меня учениковъ... Но и самъ я ученикъ... До сихъ поръ ученикъ... Глаза В. Е. засверкали:
— Я въ 48 лѣтъ вздумалъ учиться на скрипкѣ!.. Страстно люблю музыку... Привязался всей душой вотъ къ этому сокровищу...
В. Е. досталъ изъ футляра старинную скрипку, прекрасной сохранности, и заигралъ.
— Гварнери! — съ гордостью сказалъ онъ.
Очаровательный тонъ, пріятный, задумчивый смычекъ...
6.
— Я не знаю, какое искусство я люблю больше — живопись или музыку... Каждый день я, бросая кисть, берусь за смычекъ и играю одинъ, для себя... Но часто участвую и въ квартетахъ: двое братьевъ Брюлловыхъ, я и одинъ прекрасный піанистъ... Какъ вамъ нравится скрипка... Поетъ?..
— Сестра этой скрипки утонула на «Титаникѣ»... — Да... читалъ... тоже Гварнери... Ихъ теперь такъ мало... И онъ опять заигралъ. Мы разстались.
А въ ушахъ моихъ и сейчасъ поетъ и плачетъ Гварнери...
Мы разстались: милый, юный старикъ, который смѣется въ краскахъ и плачетъ... въ звукахъ...
Мы разстались, а на память онъ далъ автографъ: «Искусство — вторая религія».
Н. Шебуевъ.
Невозвратное.
Яблони были въ саду
Въ розово-бѣлыхъ цвѣтахъ. Сердце томилось въ бреду,
Въ солнечно-знойныхъ мечтахъ. Звенѣли-пѣли пчелки золотыя.
И смѣхъ твой такъ радостенъ былъ, Такъ солнечно-знойно звучалъ. И нѣжно тебя я любилъ, Свѣтло, горячо цѣловалъ.
И пѣсней счастья были наши ночи. И вѣрили мы: навсегда,
Навѣки мы слиты судьбой. Мы счастливы были тогда,
Такъ счастливы были съ тобой—
Счастливѣй насъ нѣтъ никого на свѣтѣ
2.
Въ холодномъ туманѣ дождя Нашъ садъ, бѣдный садъ нашъ тонулъ. И я, отъ тебя уходя,
Тебя обманулъ, обманулъ: Уѣхалъ въ городъ шумный и далекій. По грязнымъ вертепамъ таскалъ
Я слово святое:—люблю—
И женщинъ продажныхъ ласкалъ, И пропилъ я юность мою.
И пропилъ я тебя въ разгулѣ пьяномъ
3.
Вернулся... Но въ сердцѣ тоска. Подъ саваномъ снѣга нашъ садъ. Вернулся... Но ты далека,
Но ты не вернешься назадъ. И сердцу больно: не вернуть былого. Я былъ безразсуденъ и глупъ: Я глупо такъ бросилъ тебя, Смѣясь, цѣловалъ, не любя,
Такъ много безчувственныхъ губъ... И все напрасно: не забылъ былого. А ты?.. Много слезъ пролила Меня не могла ты забыть... Любила меня и ждала
И вѣрила мнѣ, можетъ быть?
И о душѣ загубленной молилась?
4.
И вотъ—я теперь одинокъ. А ты—далека, далека...
И ужасъ мой темный жестокъ, Терзаетъ и гложетъ тоска...
Она вернется,—безъ нея нѣтъ жизни... Все чудятся вздохи шаговъ...
Въ задавленномъ снѣгомъ саду. И музыка ласковыхъ словъ... Тоскую, терзаюсь и жду—
И жду тебя, и вѣрю въ это чудо. И ночи безъ сна я томлюсь, И небо о чудѣ молю.
Тебѣ, недоступной, молюсь, Тебя недоступно люблю,
Люблю тебя... Но поздно, слишкомъ поздно!
5.
По грязнымъ вертепамъ таскалъ Я чистую юность мою
И женщинъ продажныхъ ласкалъ... И, можетъ быть, душу пропью...
Допьюсь тогда, быть можетъ, до забвенья
Л. Андрусонъ.
«Портретъ П. М. Невѣжина».
В. Е. Маковскій.