пѣвающая «сударку», просто какая-нибудь «шальная бабенка», которая и жить торопится, «и чувствовать спѣшитъ». Траты, кутежи, скамья подсудимыхъ, или опять пуля въ пустую голову.
Мы положительно устроили бы исправительный пріютъ для этихъ многолѣтнихъ дѣтей.
Всякій вступающій въ пріютъ «ребенокъпервымъ долгомъ переодѣвается. Вмѣсто шутовскаго костюма «пшютта» обыкновенный скромный и приличный костюмъ. Сначала «ребенку», конечно, будетъ совѣстно. Пусть.
Чуть-чуть работы головой. Пусть хоть арифметическія задачи рѣшаютъ. Вмѣсто опереткидрама. Вмѣсто шансонетки—концертъ.
5 лѣтъ такого режима, — и вмѣсто развинченнаго шалопая изъ пріюта выходитъ приличный человѣкъ. Зачѣмъ же пріютъ только для малолѣтнихъ?
* *
*
Гг. тюрьмовѣды пріѣхали къ намъ людей посмотрѣть—и себя показать. И то, и другое имъ удалось въ совершенствѣ.
Они были у Яра, въ Мавританіи, въ Эрмитажѣ томъ и другомъ, Славянскомъ базарѣ, въ Сокольникахъ и у Тѣстова.
Себя тюрьмовѣды показали тоже съ самой блестящей стороны. Мы никакъ не думали, что это такой милый и даже веселый народъ. Ни тѣни мрачности. Словно ихъ спеціальность — изученіе отдѣльныхъ кабинетовъ, а не камеръ одиночнаго заключенія.
Ихъ возили и имъ показывали всѣ достопримѣчательности.
„Будильникъ , всегда любезный и предупредительный, откомандировалъ собственнаго кореспондента, и тотъ, выбравъ какъ-то свободную для тюрьмовѣдовъ минуту между завтракомъ и обѣдомъ, показалъ имъ тѣ достопримѣчательности, которыхъ не показали другіе.
— Messieurs,—сказалъ онъ,—вотъ домъ купеческаго общества. Если его достроятъ до конца,—это будетъ восьмое чудо въ свѣтѣ.
— Вотъ фонари съ керосиновыми лампочками. У васъ, въ Парижѣ, m-r Гербеттъ, кажется, находятъ даже электричество не достаточно свѣтлымъ?
— Вотъ фонтанъ. Ахъ, милостивые государи, это «фонтанъ слезъ». Вы видите, въ немъ нѣтъ
ни капли воды. Окрестнымъ жителямъ остается плакать.
— Вотъ толкучка. Не напоминаетъ ли она вамъ рынокъ дикихъ гдѣ-нибудь на берегу Маклая? По вы не думайте, что это насъ не безпокоитъ. У насъ въ Управѣ, кажется, ужь 21-й годъ лежитъ проектъ упорядоченія этой безобразной мѣстности.
— Вотъ домъ, гдѣ нѣтъ ни трактира, ни портерной. Большая рѣдкость. — Вотъ острогъ. .
— Ахъ, зачѣмъ острогъ!—воскликнули тюрьмовѣды въ одинъ голосъ, — лучше богоугодныя заведенія!
Нашъ корреспондентъ поѣхалъ съ ними къ «Яру», а оттуда въ «Мавританію».
* *
*
Видали вы когда-нибудь пчеловодовъ? Нѣтъ, вы никогда не видали пчеловодовъ.
Пчеловоды даже другъ друга не видали. Они сидѣли себѣ тихохонько и смирнехонько по своимъ ульямъ и дѣлали свое дѣло.
Теперь у пчеловодовъ праздникъ, бенефисъ, именины. Они всѣ встрѣтились на пчеловодной выставкѣ, могутъ подѣлиться мыслями и медомъ.
Пчела—эмблема трудолюбія, медъ—эмблема сладости. Мы иначе не можемъ представить себѣ пчеловода, какъ трудолюбивымъ, милымъ и до сладости, до приторности добродушнымъ человѣкомъ.
Таковы они и есть.
Мы рекомендуемъ посѣтить выставку пчеловодства хотя бы для того, чтобъ увидать пчеловодовъ. Пріятно видѣть человѣка увлекающагося, трудящагося потому, что онъ любитъ свое дѣло.
Еслибъ мы были наивнѣе, мы, рекомендуя посѣщеніе выставки, прибавили бы еще:
— Трутни, вамъ не мѣшаетъ посмотрѣть на пчелъ!
По изъ этого все равно ничего не выйдетъ.
— Подражайте пчеламъ!—читаютъ по прописямъ учителя.
Мы и подражаемъ: гдѣ можно, вездѣ слизнемъ «сладенькаго».
Ахъ, милостивые государи, это совсѣмъ, совсѣмъ не то!
Г. РУКАВИШНИКОВУ. Вы помните ль Ураку-Фею
(Намъ сказки говорятъ обь ней)? Волшебной палочкой своею Она къ добру вела дѣтей.
Чуть до ребенка прикоснется, Будь онъ плутишка или воръ,
Въ немъ чувство новое проснется, И онъ—исправленъ съ этихъ поръ.
Преданья добрыя и сказки
Теперь къ намъ доступъ не найдутъ, Но все жь, когда я, безъ опаски,
На дняхъ увидѣлъ вашъ пріютъ,—
Къ какому здѣсь прибѣгнулъ средству, (Подумалъ я) противникъ зла?..
Къ нему, должно быть, по наслѣдству, Ураки палочка пришла.
Юнкеръ Тесаковъ.
НА ЮБИЛЕѢ.
— Почему этотъ пріютъ называется Рукавишниковскимъ?
— Потому что здѣсь держатъ преступниковъ въ ежовыхъ рукавицахъ.
НЕ СОВСѢМЪ ПОНЯЛА.
— Нѣтъ, какова наглость! Увѣряютъ, что арестанты какіе то несчастные...
— Но, ma chère, мнѣ кажется...
— Напрасно кажется. Вы читали меню тюремнаго обѣда: уха изъ стерлядей, растегаи, все такая прелесть... Даже ликеры въ концѣ. Я и не въ тюрьмѣ,—и то такихъ обѣдовъ не ѣмъ.
НА ДАЧѢ.
(Картинка).
Вечерѣетъ. Дачницы, возвратясь изъ рощицы, готовятъ на крохотныхъ террасахъ чай и, въ ожиданіи возвращенія съ рыбной ловли мужей, спокойно созерцаютъ природу. Однѣ — любуются, какъ собаченка бѣгаетъ взапуски по травѣ и лаетъ на вѣтеръ; другія— отъ бездѣлья ведутъ тихую бесѣду съ грязными деревенскими мальчишками.
Въ глубинѣ рощицы показываются фигуры дачниковъ съ рыболовными снастями въ рукахъ. — Идутъ, идутъ! слышатся восклицанія.
Доморощенные рыболовы направляются къ дачамъ.
— Ну, что? Какъ? освѣдомляется бѣлокурая дачница у бѣлобрысаго мужа. — Плохо. Все мелочь.
Онъ подноситъ почти къ самому носу жены небольшое ведерце, наполненное водою, гдѣ плещется десятокъ ершей величиною съ наперстокъ.
— Это во весь-то день? — удивляется та.— Охота же было сидѣть!
— Охота, матушка, пуще неволи... Юркины были?
— Нѣтъ, не были. — Обѣщались. Я встрѣтилъ ихъ у плотины. — Опять на всю ночь!
— Что же? Скука вѣдь такъ-то!
— Ну, и съ гостями-то тоже... Карты, да
пьянство, — удовольствіе небольшое. Какъ хочешь, Петя, а я положительно отказываюсь. Къ тому же у меня ни расположенія, ни провизіи сегодня нѣтъ.
— Ну, вотъ ты какая, Маничка!.. Пойми, вѣдь я пригласилъ ихъ.
— А мнѣ-то что? Если ты пригласилъ, то и возись съ ними.
— Какже это? Нѣтъ, такъ нельзя! — Отстань, или я разсержусь.
Супругъ съ неудовольствіемъ помѣщается къ столику и молча пьетъ чай. Супруга надуваетъ губки и отвертывается въ сторону. Наступаетъ продолжительное молчаніе. Каждый видимо чтото обдумываетъ и не рѣшается заговорить первымъ.
— Такъ какже, Маничка? произноситъ наконецъ мужъ.
— Повторяю тебѣ, что принять рѣшительно отказываюсь! категорически заявляетъ жена и перемѣняя мягкій тонъ на болѣе внушительный, продолжаетъ: — что за трактиръ у пасъ въ самомъ дѣлѣ: нынче — гости, завтра — гости, каждый день гости,—надоѣли, мочи нѣтъ!
Супругъ досадливо кусаетъ усы и поминутно поглядываетъ на дорогу.
— Опять кого-нибудь поджидаешь? укоризненно произноситъ жена. Небось изъ Москвы ктонибудь обѣщался пріѣхать?
Супругъ молчитъ и морщится.
Вдали слышится грохотъ колесъ экипажей. По дорогѣ виднѣется сплошная масса ныли.
— Съ поѣзда!., съ плохо-скрываемой улыбкой произноситъ мужъ и нетерпѣливо вскакиваетъ со стула.
— Ну, такъ и знала! досадливо восклицаетъ супруга и тоже устремляетъ взоръ по направленію къ вокзалу.
Столбы пыли мало по малу разсѣеваются и вдали обрисовываются силуэты пріѣхавшихъ съ поѣздомъ.
— Ну, вотъ, наконецъ-то! самодовольно произноситъ супругъ.
Супруга въ отчаяньи всплескиваетъ руками.
— Финтифлюшкинъ съ семействомъ!.. Боже мой! Что же это такое? Петръ Петровичъ! на васъ креста нѣтъ... Вы скоро у себя на дачѣ устроите постоялый дворъ. Зачѣмъ вы ихъ пригласили? Кто васъ просилъ приглашать ихъ?
— Ахъ, матушка!.. корчитъ недовольную мину Петръ Петровичъ.
— Нѣтъ, это невозможно! Это сверхъ моихъ силъ! Какъ вы хотите, а я часу здѣсь болѣе не останусь, минуты... Я ухожу. Слышите, я ухожу!..
— Матушка!.. Маничка!.. Марья Ивановна!..
— Не просите, не уговаривайте, — силъ моихъ не стало!
И Марья Ивановна торопливо накидываетъ на плечи дипломатъ и, покрывъ голову платкомъ, ускользаетъ за дверь.
Минута раздумья и Петръ Петровичъ слѣдомъ за нею оставляетъ дачу.
А гости между тѣмъ, какъ грозная туча, надвигаются все ближе и ближе ..
Скромн. литерат.
Мы положительно устроили бы исправительный пріютъ для этихъ многолѣтнихъ дѣтей.
Всякій вступающій въ пріютъ «ребенокъпервымъ долгомъ переодѣвается. Вмѣсто шутовскаго костюма «пшютта» обыкновенный скромный и приличный костюмъ. Сначала «ребенку», конечно, будетъ совѣстно. Пусть.
Чуть-чуть работы головой. Пусть хоть арифметическія задачи рѣшаютъ. Вмѣсто опереткидрама. Вмѣсто шансонетки—концертъ.
5 лѣтъ такого режима, — и вмѣсто развинченнаго шалопая изъ пріюта выходитъ приличный человѣкъ. Зачѣмъ же пріютъ только для малолѣтнихъ?
* *
*
Гг. тюрьмовѣды пріѣхали къ намъ людей посмотрѣть—и себя показать. И то, и другое имъ удалось въ совершенствѣ.
Они были у Яра, въ Мавританіи, въ Эрмитажѣ томъ и другомъ, Славянскомъ базарѣ, въ Сокольникахъ и у Тѣстова.
Себя тюрьмовѣды показали тоже съ самой блестящей стороны. Мы никакъ не думали, что это такой милый и даже веселый народъ. Ни тѣни мрачности. Словно ихъ спеціальность — изученіе отдѣльныхъ кабинетовъ, а не камеръ одиночнаго заключенія.
Ихъ возили и имъ показывали всѣ достопримѣчательности.
„Будильникъ , всегда любезный и предупредительный, откомандировалъ собственнаго кореспондента, и тотъ, выбравъ какъ-то свободную для тюрьмовѣдовъ минуту между завтракомъ и обѣдомъ, показалъ имъ тѣ достопримѣчательности, которыхъ не показали другіе.
— Messieurs,—сказалъ онъ,—вотъ домъ купеческаго общества. Если его достроятъ до конца,—это будетъ восьмое чудо въ свѣтѣ.
— Вотъ фонари съ керосиновыми лампочками. У васъ, въ Парижѣ, m-r Гербеттъ, кажется, находятъ даже электричество не достаточно свѣтлымъ?
— Вотъ фонтанъ. Ахъ, милостивые государи, это «фонтанъ слезъ». Вы видите, въ немъ нѣтъ
ни капли воды. Окрестнымъ жителямъ остается плакать.
— Вотъ толкучка. Не напоминаетъ ли она вамъ рынокъ дикихъ гдѣ-нибудь на берегу Маклая? По вы не думайте, что это насъ не безпокоитъ. У насъ въ Управѣ, кажется, ужь 21-й годъ лежитъ проектъ упорядоченія этой безобразной мѣстности.
— Вотъ домъ, гдѣ нѣтъ ни трактира, ни портерной. Большая рѣдкость. — Вотъ острогъ. .
— Ахъ, зачѣмъ острогъ!—воскликнули тюрьмовѣды въ одинъ голосъ, — лучше богоугодныя заведенія!
Нашъ корреспондентъ поѣхалъ съ ними къ «Яру», а оттуда въ «Мавританію».
* *
*
Видали вы когда-нибудь пчеловодовъ? Нѣтъ, вы никогда не видали пчеловодовъ.
Пчеловоды даже другъ друга не видали. Они сидѣли себѣ тихохонько и смирнехонько по своимъ ульямъ и дѣлали свое дѣло.
Теперь у пчеловодовъ праздникъ, бенефисъ, именины. Они всѣ встрѣтились на пчеловодной выставкѣ, могутъ подѣлиться мыслями и медомъ.
Пчела—эмблема трудолюбія, медъ—эмблема сладости. Мы иначе не можемъ представить себѣ пчеловода, какъ трудолюбивымъ, милымъ и до сладости, до приторности добродушнымъ человѣкомъ.
Таковы они и есть.
Мы рекомендуемъ посѣтить выставку пчеловодства хотя бы для того, чтобъ увидать пчеловодовъ. Пріятно видѣть человѣка увлекающагося, трудящагося потому, что онъ любитъ свое дѣло.
Еслибъ мы были наивнѣе, мы, рекомендуя посѣщеніе выставки, прибавили бы еще:
— Трутни, вамъ не мѣшаетъ посмотрѣть на пчелъ!
По изъ этого все равно ничего не выйдетъ.
— Подражайте пчеламъ!—читаютъ по прописямъ учителя.
Мы и подражаемъ: гдѣ можно, вездѣ слизнемъ «сладенькаго».
Ахъ, милостивые государи, это совсѣмъ, совсѣмъ не то!
Г. РУКАВИШНИКОВУ. Вы помните ль Ураку-Фею
(Намъ сказки говорятъ обь ней)? Волшебной палочкой своею Она къ добру вела дѣтей.
Чуть до ребенка прикоснется, Будь онъ плутишка или воръ,
Въ немъ чувство новое проснется, И онъ—исправленъ съ этихъ поръ.
Преданья добрыя и сказки
Теперь къ намъ доступъ не найдутъ, Но все жь, когда я, безъ опаски,
На дняхъ увидѣлъ вашъ пріютъ,—
Къ какому здѣсь прибѣгнулъ средству, (Подумалъ я) противникъ зла?..
Къ нему, должно быть, по наслѣдству, Ураки палочка пришла.
Юнкеръ Тесаковъ.
НА ЮБИЛЕѢ.
— Почему этотъ пріютъ называется Рукавишниковскимъ?
— Потому что здѣсь держатъ преступниковъ въ ежовыхъ рукавицахъ.
НЕ СОВСѢМЪ ПОНЯЛА.
— Нѣтъ, какова наглость! Увѣряютъ, что арестанты какіе то несчастные...
— Но, ma chère, мнѣ кажется...
— Напрасно кажется. Вы читали меню тюремнаго обѣда: уха изъ стерлядей, растегаи, все такая прелесть... Даже ликеры въ концѣ. Я и не въ тюрьмѣ,—и то такихъ обѣдовъ не ѣмъ.
НА ДАЧѢ.
(Картинка).
Вечерѣетъ. Дачницы, возвратясь изъ рощицы, готовятъ на крохотныхъ террасахъ чай и, въ ожиданіи возвращенія съ рыбной ловли мужей, спокойно созерцаютъ природу. Однѣ — любуются, какъ собаченка бѣгаетъ взапуски по травѣ и лаетъ на вѣтеръ; другія— отъ бездѣлья ведутъ тихую бесѣду съ грязными деревенскими мальчишками.
Въ глубинѣ рощицы показываются фигуры дачниковъ съ рыболовными снастями въ рукахъ. — Идутъ, идутъ! слышатся восклицанія.
Доморощенные рыболовы направляются къ дачамъ.
— Ну, что? Какъ? освѣдомляется бѣлокурая дачница у бѣлобрысаго мужа. — Плохо. Все мелочь.
Онъ подноситъ почти къ самому носу жены небольшое ведерце, наполненное водою, гдѣ плещется десятокъ ершей величиною съ наперстокъ.
— Это во весь-то день? — удивляется та.— Охота же было сидѣть!
— Охота, матушка, пуще неволи... Юркины были?
— Нѣтъ, не были. — Обѣщались. Я встрѣтилъ ихъ у плотины. — Опять на всю ночь!
— Что же? Скука вѣдь такъ-то!
— Ну, и съ гостями-то тоже... Карты, да
пьянство, — удовольствіе небольшое. Какъ хочешь, Петя, а я положительно отказываюсь. Къ тому же у меня ни расположенія, ни провизіи сегодня нѣтъ.
— Ну, вотъ ты какая, Маничка!.. Пойми, вѣдь я пригласилъ ихъ.
— А мнѣ-то что? Если ты пригласилъ, то и возись съ ними.
— Какже это? Нѣтъ, такъ нельзя! — Отстань, или я разсержусь.
Супругъ съ неудовольствіемъ помѣщается къ столику и молча пьетъ чай. Супруга надуваетъ губки и отвертывается въ сторону. Наступаетъ продолжительное молчаніе. Каждый видимо чтото обдумываетъ и не рѣшается заговорить первымъ.
— Такъ какже, Маничка? произноситъ наконецъ мужъ.
— Повторяю тебѣ, что принять рѣшительно отказываюсь! категорически заявляетъ жена и перемѣняя мягкій тонъ на болѣе внушительный, продолжаетъ: — что за трактиръ у пасъ въ самомъ дѣлѣ: нынче — гости, завтра — гости, каждый день гости,—надоѣли, мочи нѣтъ!
Супругъ досадливо кусаетъ усы и поминутно поглядываетъ на дорогу.
— Опять кого-нибудь поджидаешь? укоризненно произноситъ жена. Небось изъ Москвы ктонибудь обѣщался пріѣхать?
Супругъ молчитъ и морщится.
Вдали слышится грохотъ колесъ экипажей. По дорогѣ виднѣется сплошная масса ныли.
— Съ поѣзда!., съ плохо-скрываемой улыбкой произноситъ мужъ и нетерпѣливо вскакиваетъ со стула.
— Ну, такъ и знала! досадливо восклицаетъ супруга и тоже устремляетъ взоръ по направленію къ вокзалу.
Столбы пыли мало по малу разсѣеваются и вдали обрисовываются силуэты пріѣхавшихъ съ поѣздомъ.
— Ну, вотъ, наконецъ-то! самодовольно произноситъ супругъ.
Супруга въ отчаяньи всплескиваетъ руками.
— Финтифлюшкинъ съ семействомъ!.. Боже мой! Что же это такое? Петръ Петровичъ! на васъ креста нѣтъ... Вы скоро у себя на дачѣ устроите постоялый дворъ. Зачѣмъ вы ихъ пригласили? Кто васъ просилъ приглашать ихъ?
— Ахъ, матушка!.. корчитъ недовольную мину Петръ Петровичъ.
— Нѣтъ, это невозможно! Это сверхъ моихъ силъ! Какъ вы хотите, а я часу здѣсь болѣе не останусь, минуты... Я ухожу. Слышите, я ухожу!..
— Матушка!.. Маничка!.. Марья Ивановна!..
— Не просите, не уговаривайте, — силъ моихъ не стало!
И Марья Ивановна торопливо накидываетъ на плечи дипломатъ и, покрывъ голову платкомъ, ускользаетъ за дверь.
Минута раздумья и Петръ Петровичъ слѣдомъ за нею оставляетъ дачу.
А гости между тѣмъ, какъ грозная туча, надвигаются все ближе и ближе ..
Скромн. литерат.