Въ концѣ сезона, Сергѣй Николаевичъ спросилъ жену, гдѣ она думаетъ провести лѣто?
— Вѣдь ты же говорилъ — въ «Паутинкахъ», въ деревнѣ?
— Я очень радъ, Варинька, но... я боялся, что ты передумала...
— Нѣтъ. Я тоже очень рада отдохнуть и собраться съ силами.
На первой недѣлѣ великаго поста Сергѣй уѣхалъ въ «Паутинки». Съ какимъ восторгомъ занялся онъ ремонтомъ своего домика, сада и парка... Въ концѣ апрѣля они переѣдутъ и — хоть лѣтніе-то мѣсяцы проведутъ по-людски, подъ настоящимъ, а не полотнянымъ небомъ и среди настоящихъ, а не лицедѣйствующихъ людей!
Наканунѣ его отъѣзда изъ «Паутинокъ», ему подали разомъ два письма отъ жены. Назолкинъ распечаталъ первое, подвернувшееся подъ руку.
«Милый Сергѣй! писала Варвара Семеновна, — недаромъ гласитъ поговорка, что «человѣкъ предполагаетъ, а Богъ и обстоятельства располагаютъ». Дѣло въ томъ, что «Паутинки» мнѣ улыбнулись. Сегодня я подписала контрактъ на лѣто съ Убійцевымъ (антрепренеръ лѣтняго театра). Ради Бога, прости мнѣ вчерашнее мое письмо. Каюсь, я — какъ ты говоришь — съактерничала: написала его при Панутинѣ и его же просила бросить письмо въ почтовый ящикъ. Я знала, что Васюкъ полетитъ къ Убійцеву и скажетъ ему о моемъ намѣреніи провести лѣто въ деревнѣ, а это должно было поднять
и, дѣйствительно, подняло мои шансы получить хорошій гонораръ. Убійцевъ явился ко мнѣ ни свѣтъ, ни заря, и притащилъ контрактъ: 100 рублей отъ спетакля, — это, мой другъ, очень хорошая плата! По контракту, я должна съиграть не менѣе 20-ти спектаклей, — 2000 рублей. Положимъ, будутъ расходы, но все таки рублей 1000 или 800 очистятся. Если тебѣ такъ ужь хочется пожить въ деревнѣ — ты можешь, конечно, наѣзжать. Еще разъ, не сердись на меня, обдумай дѣло серьезно и ты согласишься, что я права. Вѣдь не расчищать же, въ самомъ дѣлѣ, дорогу разнымъ Обоюнинымъ! А главное — разорви мое вчерашнее письмо. Твоя В. »
Назолкинъ распечаталъ другой конвертъ. «Вчерашнее» письмо дышало нѣжностью. Ей наскучила сцена... Никакія силы не оторвутъ ея отъ ихъ маленькой деревни...
— Тьфу! плюнулъ Назолкинъ: еще какъ съактерничала-то! Матвѣй, крикнулъ онъ своему камердинеру, — можешь, братъ, и не укладывать вещи, завтра мы не поѣдемъ...
— Когда же-съ? Въ четвергъ?
— Н-не знаю. Поживемъ мы здѣсь съ тобой, пока поживется.
Назолкинъ прожилъ — одинъ — все лѣто въ деревнѣ Переписка съ женой шла туго, при чемъ почти въ каждомъ письмѣ ея онъ находилъ вырѣзки изъ газетъ, восторженно выхвалявшихъ ея подвиги на сценѣ. Въ послѣднемъ письмѣ Варинька сообщила ему вскользь, что „распорядиласьˮ нѣкоторой перетасов
кой ихъ комнатъ. Тамъ, гдѣ была ихъ общая столовая, теперь ея пріемная; столовая перенесена въ его бывшій кабинетъ, а кабинетъ устроенъ въ залѣ. Боковой подъѣздъ, съ переулка, открытъ: это ея подъѣздъ; его — съ улицы. „Все это и необходимо, и очень уютно, писала Варинька, пріѣдешь — самъ похвалишьˮ...
Пріѣхалъ Назолкинъ и, дѣйствительно, похвалилъ. Осматривалъ онъ свой домъ въ отсутствіи жены: она не только не выѣхала его встрѣтить, но даже и не подождала, не могла подождать дома: торопилась на репетицію.
Свое отдѣленіе Варинька убрала съ особеннымъ тщаніемъ. По стѣнамъ пріемной были развѣшаны ея портреты: Мирнова — Василиса Мелентьева, Мирнова — ˮДама съ камеліямиˮ, Мирнова — Мура
нова, и т. д. Портреты чередовались съ вѣнками и кронштейнами, на которыхъ сіяли золотыя и серебряныя подношенія. Разноцвѣтные, тисненые золотомъ шарфы, спускавшіеся отъ вѣнковъ, придавали комнатѣ видъ какой-то выставочной палатки. Это, судя по всему, была тріумфаторская комната молодой артистки.
Встрѣча супруговъ была сдержанно-дружеская. Зажили — тоже какъ друзья: каждый ушелъ въ свое дѣло; а черезъ мѣсяцъ Варинька получила блистательный ангажементъ въ крупный провинціальный городъ. Она приняла его и уѣхала, забравъ всѣ свои трофеи. Супруги даже не переписываются. Разошлись они навсегда, но друзьями...
Н. Петровъ.
телей зависитъ идти и не идти туда, покупать или не покупать билеты. Странно упрекать любителей за то, что они желаютъ принести посильную лепту нуждающимся.
Я бы могъ сказать еще многое и многое, но боюсь, что и безъ того занялъ слишкомъ много мѣста.
Надѣюсь, редакція не откажетъ напечатать это письмо. Любитель.
ВЕЛИКОПОСТНЫЙ ДНЕВНИКЪ
артиста Санкюлотова.
4-го февраля.
Слава Богу! сбыли, Кончили сезонъ,
Деньги получили, — Не пора ли вонъ?
Скоро, очень скоро Удеру въ Москву:
Тамъ съ антрепренера Знатный кушъ сорву!
20-го февраля. Живу въ столицѣ двѣ недѣли,
Постигъ и „Ригуˮ и „Ливорноˮ, Но предъ собой покуда цѣли Не вижу ясной и безспорной.
21-го февраля.
Какъ искусства отличнаго
Лучшій рыцарь и воинъ, Я театра столичнаго
Быть хочу удостоенъ!
Не Островскаго томикомъ
Амплуа обезпечилъ:
Былъ когда-то я комикомъ И Гамлета калѣчилъ...
22-го февраля. Ходилъ въ „Конторуˮ на авось...
Сорвалось!!!..
23-го февраля. Пускай антрепренеры бѣсятся!
Я, перлъ кулисъ,
Прошу пять тысячъ за три мѣсяца И бенефисъ!!!
24-го февраля.
Всю ночь до самаго утра
„Была играˮ,
И проигрался я до тла... Ахъ, сколько зла
То приключеніе
Родитъ для генія!..
26-го февраля.
Заложилъ я свой плэдъ какъ студентишка, Чтобъ купить себѣ фунтъ колбасы... Хоть бы плохенькій ангажементишка Подвернулся и спасъ мнѣ часы!
И днемъ, и вечеромъ встрѣчаюсь
Въ „Театрѣ Новомъˮ съ торгашами: Я передъ ними изгибаюсь, Они ведутъ себя пашами...
27-го февраля.
Видѣлъ я антрепренера,
Предлагалъ свои услуги...
Хоть въ помощники суфлера,
Хоть на роль нѣмой прислуги... Но злодѣй (что бочка — морда! ) Свой кончая сытный ужинъ,
Отвѣчалъ мнѣ важно, гордо:
Мнѣ актеръ теперь не нуженъ! Набралась на ваше горе
Труппа полнымъ персоналомъ,
Недостатокъ лишь въ фризеръ... Понимаете? — бываломъ!...
1-го марта.
Два дня подумалъ и рѣшился
На важный шагъ едва-едва... Желудокъ своего добился!
Склонись предъ рокомъ, голова! Простите, мысли о Гамлетѣ!
Прости, желанный Францъ фонъ Моръ! Я, какъ артистъ погибну въ Летѣ,
Жить буду лишь какъ куафферъ! Вѣнокъ съ главы своей срываю,
Голодной славы гордый знакъ, И завтра, сытый, уѣзжаю
На мѣсто въ глушь, въ Стерлитамакъ...
За актера Санкюлотова М. и X.
ГОЛУБИНАЯ ПОЧТА *)
Хартумъ. Ружьемъ стрѣлялъ и давалъ тармалама на халатъ, теперь-чисто!
Лондонъ. Благополучно укрѣпились между двухъ стульевъ, только-бы не дернулъ чертъ кого-нибудь раздвинуть ихъ...
Пекинъ. Теперь уже окончательно дознано, что рыжіе дьяволы умѣютъ стрѣлять, въ виду чего что-либо можетъ и измѣниться, если, впрочемъ, не случится ничего особен
наго, препятствующаго чему-либо, на что имѣется кое-какое основаніе...
Засудиловъ. — Голубчики! Пришлите намъ какого нибудь Плеваку 2-й или 3-й степени: одолѣли насъ прокуроры! Пересылка и укупорка — на нашъ счетъ.
Съ юга. Личинки вредныхъ насѣкомыхъ подносятъ багодарственный адресъ южнымъ земствамъ, которыя не хотятъ дать ни гроша на продолженіе работъ по изслѣдованію этихъ личинокъ. Только бессарабскому земству, давшему на эти работы 500 руб., кузька и гессенская муха грозятъ обвиненіемъ.
(*) Убѣдившись въ лѣни и неисправности всякихъ телеграфныхъ агентствъ, и „самыхъ собственныхъ“, редакція „Будильникаˮ заводитъ у себя голубиную почту. Это и чувствительнѣй, и надежнѣй. Прим. ред.
ПРОВИНЦІАЛЬНЫЯ ЭКСКУРСІИ.
НИЖЕГОРОДСКІЙ ПАТРІОТЪ.
Нашъ нижегородскій З—нъ съ высоты своего водочнаго прилавка продолжаетъ на пользу отечества патріотическую дѣятельность. Вооружившись косушкой и шкаликомъ, всегда оказывающими такое благодѣтельное вліяніе на народную нравственность, и пользуясь правомъ гласнаго, онъ, въ поданномъ Думѣ заявленіи, слезно проситъ о воспрещеніи маскарадовъ въ клубахъ, на томъ де основаніи, что таковые развращаютъ нравственность обывателей (? ) Непризнанному миссіонеру конечно будетъ гораздо пріятнѣе, если отвлеченная клубами молодежь, за прекращеніемъ маскарадовъ, будетъ засѣдать въ принадлежащихъ заявителю водочныхъ заведеніяхъ, гдѣ смиренно-мудрый патріотъ, накачивая публику спиртными напитками своего издѣлія, займется проповѣдываніемъ зѣло истинной правды, вѣщая слушателямъ о своемъ благонравіи и людской суетѣ. Общественный дѣятель, посвятившій свои силы на служеніе обществу, судитъ по своему „крайнему уразумѣніюˮ, которое съ лѣтами принимаетъ отрицательное направленіе, характеризующееся словами: „школу закрыть, а кабакъ открытьˮ. Намъ остается только воскликнуть при этомъ: не перевелись еще патріоты на родинѣ Минина!!
Фюить.
— Вѣдь ты же говорилъ — въ «Паутинкахъ», въ деревнѣ?
— Я очень радъ, Варинька, но... я боялся, что ты передумала...
— Нѣтъ. Я тоже очень рада отдохнуть и собраться съ силами.
На первой недѣлѣ великаго поста Сергѣй уѣхалъ въ «Паутинки». Съ какимъ восторгомъ занялся онъ ремонтомъ своего домика, сада и парка... Въ концѣ апрѣля они переѣдутъ и — хоть лѣтніе-то мѣсяцы проведутъ по-людски, подъ настоящимъ, а не полотнянымъ небомъ и среди настоящихъ, а не лицедѣйствующихъ людей!
Наканунѣ его отъѣзда изъ «Паутинокъ», ему подали разомъ два письма отъ жены. Назолкинъ распечаталъ первое, подвернувшееся подъ руку.
«Милый Сергѣй! писала Варвара Семеновна, — недаромъ гласитъ поговорка, что «человѣкъ предполагаетъ, а Богъ и обстоятельства располагаютъ». Дѣло въ томъ, что «Паутинки» мнѣ улыбнулись. Сегодня я подписала контрактъ на лѣто съ Убійцевымъ (антрепренеръ лѣтняго театра). Ради Бога, прости мнѣ вчерашнее мое письмо. Каюсь, я — какъ ты говоришь — съактерничала: написала его при Панутинѣ и его же просила бросить письмо въ почтовый ящикъ. Я знала, что Васюкъ полетитъ къ Убійцеву и скажетъ ему о моемъ намѣреніи провести лѣто въ деревнѣ, а это должно было поднять
и, дѣйствительно, подняло мои шансы получить хорошій гонораръ. Убійцевъ явился ко мнѣ ни свѣтъ, ни заря, и притащилъ контрактъ: 100 рублей отъ спетакля, — это, мой другъ, очень хорошая плата! По контракту, я должна съиграть не менѣе 20-ти спектаклей, — 2000 рублей. Положимъ, будутъ расходы, но все таки рублей 1000 или 800 очистятся. Если тебѣ такъ ужь хочется пожить въ деревнѣ — ты можешь, конечно, наѣзжать. Еще разъ, не сердись на меня, обдумай дѣло серьезно и ты согласишься, что я права. Вѣдь не расчищать же, въ самомъ дѣлѣ, дорогу разнымъ Обоюнинымъ! А главное — разорви мое вчерашнее письмо. Твоя В. »
Назолкинъ распечаталъ другой конвертъ. «Вчерашнее» письмо дышало нѣжностью. Ей наскучила сцена... Никакія силы не оторвутъ ея отъ ихъ маленькой деревни...
— Тьфу! плюнулъ Назолкинъ: еще какъ съактерничала-то! Матвѣй, крикнулъ онъ своему камердинеру, — можешь, братъ, и не укладывать вещи, завтра мы не поѣдемъ...
— Когда же-съ? Въ четвергъ?
— Н-не знаю. Поживемъ мы здѣсь съ тобой, пока поживется.
Назолкинъ прожилъ — одинъ — все лѣто въ деревнѣ Переписка съ женой шла туго, при чемъ почти въ каждомъ письмѣ ея онъ находилъ вырѣзки изъ газетъ, восторженно выхвалявшихъ ея подвиги на сценѣ. Въ послѣднемъ письмѣ Варинька сообщила ему вскользь, что „распорядиласьˮ нѣкоторой перетасов
кой ихъ комнатъ. Тамъ, гдѣ была ихъ общая столовая, теперь ея пріемная; столовая перенесена въ его бывшій кабинетъ, а кабинетъ устроенъ въ залѣ. Боковой подъѣздъ, съ переулка, открытъ: это ея подъѣздъ; его — съ улицы. „Все это и необходимо, и очень уютно, писала Варинька, пріѣдешь — самъ похвалишьˮ...
Пріѣхалъ Назолкинъ и, дѣйствительно, похвалилъ. Осматривалъ онъ свой домъ въ отсутствіи жены: она не только не выѣхала его встрѣтить, но даже и не подождала, не могла подождать дома: торопилась на репетицію.
Свое отдѣленіе Варинька убрала съ особеннымъ тщаніемъ. По стѣнамъ пріемной были развѣшаны ея портреты: Мирнова — Василиса Мелентьева, Мирнова — ˮДама съ камеліямиˮ, Мирнова — Мура
нова, и т. д. Портреты чередовались съ вѣнками и кронштейнами, на которыхъ сіяли золотыя и серебряныя подношенія. Разноцвѣтные, тисненые золотомъ шарфы, спускавшіеся отъ вѣнковъ, придавали комнатѣ видъ какой-то выставочной палатки. Это, судя по всему, была тріумфаторская комната молодой артистки.
Встрѣча супруговъ была сдержанно-дружеская. Зажили — тоже какъ друзья: каждый ушелъ въ свое дѣло; а черезъ мѣсяцъ Варинька получила блистательный ангажементъ въ крупный провинціальный городъ. Она приняла его и уѣхала, забравъ всѣ свои трофеи. Супруги даже не переписываются. Разошлись они навсегда, но друзьями...
Н. Петровъ.
телей зависитъ идти и не идти туда, покупать или не покупать билеты. Странно упрекать любителей за то, что они желаютъ принести посильную лепту нуждающимся.
Я бы могъ сказать еще многое и многое, но боюсь, что и безъ того занялъ слишкомъ много мѣста.
Надѣюсь, редакція не откажетъ напечатать это письмо. Любитель.
ВЕЛИКОПОСТНЫЙ ДНЕВНИКЪ
артиста Санкюлотова.
4-го февраля.
Слава Богу! сбыли, Кончили сезонъ,
Деньги получили, — Не пора ли вонъ?
Скоро, очень скоро Удеру въ Москву:
Тамъ съ антрепренера Знатный кушъ сорву!
20-го февраля. Живу въ столицѣ двѣ недѣли,
Постигъ и „Ригуˮ и „Ливорноˮ, Но предъ собой покуда цѣли Не вижу ясной и безспорной.
21-го февраля.
Какъ искусства отличнаго
Лучшій рыцарь и воинъ, Я театра столичнаго
Быть хочу удостоенъ!
Не Островскаго томикомъ
Амплуа обезпечилъ:
Былъ когда-то я комикомъ И Гамлета калѣчилъ...
22-го февраля. Ходилъ въ „Конторуˮ на авось...
Сорвалось!!!..
23-го февраля. Пускай антрепренеры бѣсятся!
Я, перлъ кулисъ,
Прошу пять тысячъ за три мѣсяца И бенефисъ!!!
24-го февраля.
Всю ночь до самаго утра
„Была играˮ,
И проигрался я до тла... Ахъ, сколько зла
То приключеніе
Родитъ для генія!..
26-го февраля.
Заложилъ я свой плэдъ какъ студентишка, Чтобъ купить себѣ фунтъ колбасы... Хоть бы плохенькій ангажементишка Подвернулся и спасъ мнѣ часы!
И днемъ, и вечеромъ встрѣчаюсь
Въ „Театрѣ Новомъˮ съ торгашами: Я передъ ними изгибаюсь, Они ведутъ себя пашами...
27-го февраля.
Видѣлъ я антрепренера,
Предлагалъ свои услуги...
Хоть въ помощники суфлера,
Хоть на роль нѣмой прислуги... Но злодѣй (что бочка — морда! ) Свой кончая сытный ужинъ,
Отвѣчалъ мнѣ важно, гордо:
Мнѣ актеръ теперь не нуженъ! Набралась на ваше горе
Труппа полнымъ персоналомъ,
Недостатокъ лишь въ фризеръ... Понимаете? — бываломъ!...
1-го марта.
Два дня подумалъ и рѣшился
На важный шагъ едва-едва... Желудокъ своего добился!
Склонись предъ рокомъ, голова! Простите, мысли о Гамлетѣ!
Прости, желанный Францъ фонъ Моръ! Я, какъ артистъ погибну въ Летѣ,
Жить буду лишь какъ куафферъ! Вѣнокъ съ главы своей срываю,
Голодной славы гордый знакъ, И завтра, сытый, уѣзжаю
На мѣсто въ глушь, въ Стерлитамакъ...
За актера Санкюлотова М. и X.
ГОЛУБИНАЯ ПОЧТА *)
Хартумъ. Ружьемъ стрѣлялъ и давалъ тармалама на халатъ, теперь-чисто!
Лондонъ. Благополучно укрѣпились между двухъ стульевъ, только-бы не дернулъ чертъ кого-нибудь раздвинуть ихъ...
Пекинъ. Теперь уже окончательно дознано, что рыжіе дьяволы умѣютъ стрѣлять, въ виду чего что-либо можетъ и измѣниться, если, впрочемъ, не случится ничего особен
наго, препятствующаго чему-либо, на что имѣется кое-какое основаніе...
Засудиловъ. — Голубчики! Пришлите намъ какого нибудь Плеваку 2-й или 3-й степени: одолѣли насъ прокуроры! Пересылка и укупорка — на нашъ счетъ.
Съ юга. Личинки вредныхъ насѣкомыхъ подносятъ багодарственный адресъ южнымъ земствамъ, которыя не хотятъ дать ни гроша на продолженіе работъ по изслѣдованію этихъ личинокъ. Только бессарабскому земству, давшему на эти работы 500 руб., кузька и гессенская муха грозятъ обвиненіемъ.
(*) Убѣдившись въ лѣни и неисправности всякихъ телеграфныхъ агентствъ, и „самыхъ собственныхъ“, редакція „Будильникаˮ заводитъ у себя голубиную почту. Это и чувствительнѣй, и надежнѣй. Прим. ред.
ПРОВИНЦІАЛЬНЫЯ ЭКСКУРСІИ.
НИЖЕГОРОДСКІЙ ПАТРІОТЪ.
Нашъ нижегородскій З—нъ съ высоты своего водочнаго прилавка продолжаетъ на пользу отечества патріотическую дѣятельность. Вооружившись косушкой и шкаликомъ, всегда оказывающими такое благодѣтельное вліяніе на народную нравственность, и пользуясь правомъ гласнаго, онъ, въ поданномъ Думѣ заявленіи, слезно проситъ о воспрещеніи маскарадовъ въ клубахъ, на томъ де основаніи, что таковые развращаютъ нравственность обывателей (? ) Непризнанному миссіонеру конечно будетъ гораздо пріятнѣе, если отвлеченная клубами молодежь, за прекращеніемъ маскарадовъ, будетъ засѣдать въ принадлежащихъ заявителю водочныхъ заведеніяхъ, гдѣ смиренно-мудрый патріотъ, накачивая публику спиртными напитками своего издѣлія, займется проповѣдываніемъ зѣло истинной правды, вѣщая слушателямъ о своемъ благонравіи и людской суетѣ. Общественный дѣятель, посвятившій свои силы на служеніе обществу, судитъ по своему „крайнему уразумѣніюˮ, которое съ лѣтами принимаетъ отрицательное направленіе, характеризующееся словами: „школу закрыть, а кабакъ открытьˮ. Намъ остается только воскликнуть при этомъ: не перевелись еще патріоты на родинѣ Минина!!
Фюить.