ГОДЪ XXI.
ТОМЪ XLI.
Подписная цѣна: безъ доставки, на годъ 8 р., на ½ года 4 р., съ доставкою 9 р. и 4 р. 50 к.; съ пересылкой — 10 р. и 5 р. Годов. подписчикамъ премія: „Ревизоръ Гоголяˮ, въ лицахъ, полный текстъ, съ 10-ю фототипіями съ натуры. Перемѣна городскаго адреса — 30 к., городскаго на иногор. до 1 іюля 1 р. 20 к., послѣ 1 іюля 70 к. Цѣна отдѣльному № 20 к.
Адресъ редакціи и конторы: Москва, Тверская, д. Малкіеля.
Редакція открыта по понедѣльникамъ и четвергамъ съ 3 до 5 часовъ. Статьи безъ обозначенія условій считаются безплатными. Каждая статья должна быть съ подписью и адресомъ автора. Возвращеніе статей необязательно.
Плата за объявленія — 25 к. строка петита; болѣе одного раза — уступка по соглашенію.
1885 — № 9.
Подписка на „Будильникъˮ 1885 г. продолжается. Условія см. въ заголовкѣ этого нумера.
Въ лирѣ вдохновенной, Арфѣ и кимвалѣ
Мы искать мотивовъ Вовсе перестали; Звуками иного
Чуда-инструмента
Пользуемся въ цѣляхъ Аккомпанимента;
Съ нимъ гудятъ такъ
зычно Оды и поэмы,
Только жаль: одни
въ нихъ И тона, и темы!
Первый тонъ — „подлогиˮ, Тонъ второй — „крахъ
банкаˮ... Новаго поэта
Идеалъ — шарманка
Среди милыхъ москвичей.
Мы призываемъ купцовъ къ оружію. Авось имъ уже надоѣло быть вѣчно подъ башмакомъ иностранцевъ и щеголять въ колпакахъ западно-европейской фабрикаціи. Даже самые ярые западники должны сознаться, что иностранцы поступаютъ по свински.
Ихъ посадили за столъ, а они и ноги на столъ. До сихъ поръ они ѣздили на нашемъ купцѣ верхомъ... Покупали наше зерно для того только, чтобы продать намъ его въ тридорога въ видѣ итальянскихъ макаронъ и печеній... Покупали уральское желѣзо, чтобы продать намъ его въ видѣ англійскихъ гвоздей... Покупали щетину, кожу, шерсть, сало и прочее, для того только, чтобы давъ намъ заработать пятакъ, содрать съ насъ рубль. И мы терпѣли... Мало того, мы еще кичились, что ведемъ торговлю съ Европой, хотя эта торговля не давала намъ ничего, кромѣ убытка. Мы очищали карманы, а иностранцы ихъ набивали... И слѣдовало думать, что благодарные европейцы за то, что мы дали имъ наживаться, поднесутъ намъ благодарственный адресъ, или же по крайней
мѣрѣ занесутъ имена всѣхъ нашихъ купцовъ въ свои поминальницы. Но не тутъ-то было... Иностранцы обидѣлись на то, что мы даемъ имъ наживаться и угостили насъ хлѣбной
пошлиной. Репримандъ неожиданный... Съ насъ двѣ кожи дерутъ, съ насъ же и на чаекъ просятъ.
Купцу остается теперь почесать затылокъ
и продолжать подставлять свою спину, или же воспользоваться урокомъ и объявить войну. Фортификаціи и другихъ военныхъ наукъ мы не проходили, но планы военныхъ дѣйствій чертить можемъ. Въ данномъ случаѣ мы предлагаемъ такой планъ:
а) Невѣсткѣ въ отместку обложить трехъэтажной пошлиной всѣ ввозимые предметы роскоши, причемъ услугами Айканова, Кузовлева и Вальяно не пользоваться.
б) Не пить иностранныхъ винъ и не курить иностранныхъ сигаръ, не ѣсть макаронъ и не употреблять пикулей.
в) Учинить конкурренцію, для каковой цѣли совлечь съ себя ветхаго человѣка и заняться
дѣломъ. Обратить вниманіе на собственное вино, собственныя сукна, вообще на собственную мануфактуру.
г) Взяться за умъ и побольше думать.
Изъ читальни имени И. С. Тургенева несутся самыя пріятныя извѣстія. Говорятъ, что послѣ ея открытія и до сегодня посѣтители толпятся въ ней отъ утра до вечера. Въ Парижѣ или Лондонѣ такое усердное посѣщеніе читальни прошло бы незамѣченнымъ, — тамъ оно обычный фактъ, у насъ же слѣдуетъ привѣтствовать его, какъ доброе знаменіе. Дѣло въ томъ, что чистокровный москвичъ какъ-то странно раздвоенъ: онъ сочувствуетъ чтенію и читальнямъ, сознаетъ всю ихъ полезность и въ тоже время онъ мало или ничего не читаетъ. Для него прочитать серьезную книгу отъ крышки до крышки такъ же трудно, какъ сходить пѣшкомъ къ Троицѣ. Будучи грамотнымъ и иногда даже чувствуя охоту къ чтенію, онъ не умѣетъ читать: поваляется часъ — другой съ книгой и броситъ. Отъ этого неумѣнья и читательной неспособности происходятъ большія несообразности. Такъ, онъ предпочитаетъ легкое чтеніе серьезному, короткое продолжительному, безплатное платному. Чтобы почитать газету, онъ идетъ въ портерную: платитъ за пиво и читаетъ даромъ — обратное случается съ нимъ также рѣдко, какъ полное затменіе солнца. Онъ не знаетъ, что значитъ поддержать изданіе. Если книга стоитъ 10—15 рублей, онъ приходитъ въ ужасъ и хватается за карманы, чего не случается съ нимъ, когда подаютъ ему аршинные, трактирные счеты... Для чтенія онъ скупъ, лѣнивъ и благодушенъ. Извѣстія же, идущія изъ Тургеневской читальни, пророчатъ нѣчто новое. Москвичъ видоизмѣняется и — слава Богу.
ДУЭТЪ
(Посвящается нашимъ „любителямъˮ).
Особа Колиньки Моржова представляла собой живое опроверженіе ходячаго мнѣнія, что будто бы усиленныя занятія науками развиваютъ умъ въ ущербъ сердцу. Положимъ, увѣреніе въ его всеобъемлющемъ знаніи, высказываемое поклонниками его талантовъ, остается на совѣсти авторовъ; тѣмъ не менѣе, если предположить, что нельзя сдѣлаться магистромъ правъ и первымъ свѣтиломъ адвокатуры хотя бы и провинціальнаго города, не разжевавъ предварительно довольно значительнаго количества параграфовъ разныхъ Институцій, Пандектовъ, Дигестовъ, Кодексовъ и статутовъ, то можно вывести съ достаточной увѣренностью заключеніе, что сердце Николая Ильича должно бы было представлять значительное сходство съ хорошо поджареннымъ сухаремъ.
Между тѣмъ на дѣлѣ это было вовсе не такъ. Сердце Моржова но мягкости равнялось сливочному маслу, простоявшему на солнцѣ по крайней мѣрѣ въ продолженіи трехъ сутокъ. И самъ милѣйшій Николай Ильичъ, въ конфиденціальной бесѣдѣ нерѣдко сознавался, что на него гораздо сильнѣе дѣйствуетъ шепотъ цвѣтовъ и рокотъ струй, чѣмъ самая пламенная прокурорская тирада. Въ тѣхъ же конфиденціальныхъ бесѣдахъ онъ имѣлъ обыкновеніе высказывать сожалѣніе о томъ, что родители его, увлекаясь всѣмъ извѣстной хлѣбностью
адвокатской профессіи, самовольно распорядились его судьбой, не обративъ ни малѣйшаго вниманія на непреодолимыя наклонности сына къ посвященію себя въ адепты чистаго искусства, во всевозможныхъ его проявленіяхъ.
Положимъ, что ставъ на твердую почву и потерявъ необходимость прибѣгать къ субсидіямъ изъ родительскаго кармана, Николай Ильичъ постарался, насколько то было въ его силахъ, исправить ошибку, чуть было не лишившую міръ посильнаго работника въ области искусства. Когда его бюджетъ дошелъ до той точки, на которой человѣку становится возможнымъ не думать о завтрашнемъ днѣ, онъ началъ большую часть своего времени посвящать на изученіе живописи, скульптуры, музыки и тому подобныхъ возвышающихъ душу предметовъ.
Спустя сравнительно короткое время, онъ сдѣлалъ значительные успѣхи въ своихъ новыхъ профессіяхъ, т. е. научился отличать греческій носъ отъ римскаго, статую Геркулеса отъ Венеры Медицейской и, съ грѣхомъ пополамъ, мажорный тонъ отъ минорнаго. На этомъ саморазвитіе и остановилось. Юристъ-художникъ рѣшилъ, какъ и слѣдовало ожидать, что если двухъ зайцевъ сразу не поймаешь, то тѣмъ болѣе не изучишь трехъ искусствъ и пришелъ къ убѣжденію, что надо заняться чѣмъ-нибудь однимъ.
Жребій палъ на музыку. И на нѣкоторое время новый ученикъ по уши погрузился въ зубреніе гаммъ и экзерсисъ, въ изученіе разрѣшенія малаго и уменьшеннаго септаккорда, въ гармонизацію дан
ныхъ бассовъ и т. д. и т. д. Спустя съ годъ, онъ настолько изломалъ себѣ пальцы, что могъ довольно успѣшно играть не особенно трудную сонату Клементи, мазурку Талекси и т. п. сравнительно легкія вещи изъ репертуара юныхъ пьянистовъ.
Но подобнымъ репертуаромъ оказалось невозможнымъ удивить не только Европу, но даже и губернскій городъ, въ которомъ процвѣталъ Николай Ильичъ. Звуки сонатъ Клементи, съ трескомъ и блескомъ исполняемыхъ юными талантливыми обывательницами, и безъ того всесокрушающей волной разливались по городу, а при первыхъ аккордахъ мазурки Талекси у всѣхъ вольныхъ и невольныхъ слушателей изъ глубины души вырывался тяжкій вздохъ.
Сколь ужасно положеніе генія, поставленнаго въ невозможность поразить своимъ могучимъ порывомъ нетолько завистниковъ, но даже и доброжелателей! А между тѣмъ подходилъ день, когда Николаю Ильичу болѣе чѣмъ когда-нибудь было необходимо блеснуть своею виртуозностью.
Мы какъ-то упомянули уже, что сердце артиста мягкостью своей равнялось по меньшей мѣрѣ топленому воску, поэтому читатель не особенно удивится, если узнаетъ, что на этомъ воскѣ отпечатлѣлся очаровательный образъ Аделаиды Адальбертовны Толлекъ, юной дочери руководителя Моржова въ области музыкальнаго искусства. Нельзя же явиться съ сонатой Клементи передъ артисткой, которая безъ особеннаго затрудненія справлялась даже съ Листовскими рапсодіями! Не обладая достаточной бѣглостью пальцевъ для изловленія сердца прелест
ТОМЪ XLI.
Подписная цѣна: безъ доставки, на годъ 8 р., на ½ года 4 р., съ доставкою 9 р. и 4 р. 50 к.; съ пересылкой — 10 р. и 5 р. Годов. подписчикамъ премія: „Ревизоръ Гоголяˮ, въ лицахъ, полный текстъ, съ 10-ю фототипіями съ натуры. Перемѣна городскаго адреса — 30 к., городскаго на иногор. до 1 іюля 1 р. 20 к., послѣ 1 іюля 70 к. Цѣна отдѣльному № 20 к.
Адресъ редакціи и конторы: Москва, Тверская, д. Малкіеля.
Редакція открыта по понедѣльникамъ и четвергамъ съ 3 до 5 часовъ. Статьи безъ обозначенія условій считаются безплатными. Каждая статья должна быть съ подписью и адресомъ автора. Возвращеніе статей необязательно.
Плата за объявленія — 25 к. строка петита; болѣе одного раза — уступка по соглашенію.
1885 — № 9.
Подписка на „Будильникъˮ 1885 г. продолжается. Условія см. въ заголовкѣ этого нумера.
Въ лирѣ вдохновенной, Арфѣ и кимвалѣ
Мы искать мотивовъ Вовсе перестали; Звуками иного
Чуда-инструмента
Пользуемся въ цѣляхъ Аккомпанимента;
Съ нимъ гудятъ такъ
зычно Оды и поэмы,
Только жаль: одни
въ нихъ И тона, и темы!
Первый тонъ — „подлогиˮ, Тонъ второй — „крахъ
банкаˮ... Новаго поэта
Идеалъ — шарманка
Среди милыхъ москвичей.
Мы призываемъ купцовъ къ оружію. Авось имъ уже надоѣло быть вѣчно подъ башмакомъ иностранцевъ и щеголять въ колпакахъ западно-европейской фабрикаціи. Даже самые ярые западники должны сознаться, что иностранцы поступаютъ по свински.
Ихъ посадили за столъ, а они и ноги на столъ. До сихъ поръ они ѣздили на нашемъ купцѣ верхомъ... Покупали наше зерно для того только, чтобы продать намъ его въ тридорога въ видѣ итальянскихъ макаронъ и печеній... Покупали уральское желѣзо, чтобы продать намъ его въ видѣ англійскихъ гвоздей... Покупали щетину, кожу, шерсть, сало и прочее, для того только, чтобы давъ намъ заработать пятакъ, содрать съ насъ рубль. И мы терпѣли... Мало того, мы еще кичились, что ведемъ торговлю съ Европой, хотя эта торговля не давала намъ ничего, кромѣ убытка. Мы очищали карманы, а иностранцы ихъ набивали... И слѣдовало думать, что благодарные европейцы за то, что мы дали имъ наживаться, поднесутъ намъ благодарственный адресъ, или же по крайней
мѣрѣ занесутъ имена всѣхъ нашихъ купцовъ въ свои поминальницы. Но не тутъ-то было... Иностранцы обидѣлись на то, что мы даемъ имъ наживаться и угостили насъ хлѣбной
пошлиной. Репримандъ неожиданный... Съ насъ двѣ кожи дерутъ, съ насъ же и на чаекъ просятъ.
Купцу остается теперь почесать затылокъ
и продолжать подставлять свою спину, или же воспользоваться урокомъ и объявить войну. Фортификаціи и другихъ военныхъ наукъ мы не проходили, но планы военныхъ дѣйствій чертить можемъ. Въ данномъ случаѣ мы предлагаемъ такой планъ:
а) Невѣсткѣ въ отместку обложить трехъэтажной пошлиной всѣ ввозимые предметы роскоши, причемъ услугами Айканова, Кузовлева и Вальяно не пользоваться.
б) Не пить иностранныхъ винъ и не курить иностранныхъ сигаръ, не ѣсть макаронъ и не употреблять пикулей.
в) Учинить конкурренцію, для каковой цѣли совлечь съ себя ветхаго человѣка и заняться
дѣломъ. Обратить вниманіе на собственное вино, собственныя сукна, вообще на собственную мануфактуру.
г) Взяться за умъ и побольше думать.
Изъ читальни имени И. С. Тургенева несутся самыя пріятныя извѣстія. Говорятъ, что послѣ ея открытія и до сегодня посѣтители толпятся въ ней отъ утра до вечера. Въ Парижѣ или Лондонѣ такое усердное посѣщеніе читальни прошло бы незамѣченнымъ, — тамъ оно обычный фактъ, у насъ же слѣдуетъ привѣтствовать его, какъ доброе знаменіе. Дѣло въ томъ, что чистокровный москвичъ какъ-то странно раздвоенъ: онъ сочувствуетъ чтенію и читальнямъ, сознаетъ всю ихъ полезность и въ тоже время онъ мало или ничего не читаетъ. Для него прочитать серьезную книгу отъ крышки до крышки такъ же трудно, какъ сходить пѣшкомъ къ Троицѣ. Будучи грамотнымъ и иногда даже чувствуя охоту къ чтенію, онъ не умѣетъ читать: поваляется часъ — другой съ книгой и броситъ. Отъ этого неумѣнья и читательной неспособности происходятъ большія несообразности. Такъ, онъ предпочитаетъ легкое чтеніе серьезному, короткое продолжительному, безплатное платному. Чтобы почитать газету, онъ идетъ въ портерную: платитъ за пиво и читаетъ даромъ — обратное случается съ нимъ также рѣдко, какъ полное затменіе солнца. Онъ не знаетъ, что значитъ поддержать изданіе. Если книга стоитъ 10—15 рублей, онъ приходитъ въ ужасъ и хватается за карманы, чего не случается съ нимъ, когда подаютъ ему аршинные, трактирные счеты... Для чтенія онъ скупъ, лѣнивъ и благодушенъ. Извѣстія же, идущія изъ Тургеневской читальни, пророчатъ нѣчто новое. Москвичъ видоизмѣняется и — слава Богу.
ДУЭТЪ
(Посвящается нашимъ „любителямъˮ).
Особа Колиньки Моржова представляла собой живое опроверженіе ходячаго мнѣнія, что будто бы усиленныя занятія науками развиваютъ умъ въ ущербъ сердцу. Положимъ, увѣреніе въ его всеобъемлющемъ знаніи, высказываемое поклонниками его талантовъ, остается на совѣсти авторовъ; тѣмъ не менѣе, если предположить, что нельзя сдѣлаться магистромъ правъ и первымъ свѣтиломъ адвокатуры хотя бы и провинціальнаго города, не разжевавъ предварительно довольно значительнаго количества параграфовъ разныхъ Институцій, Пандектовъ, Дигестовъ, Кодексовъ и статутовъ, то можно вывести съ достаточной увѣренностью заключеніе, что сердце Николая Ильича должно бы было представлять значительное сходство съ хорошо поджареннымъ сухаремъ.
Между тѣмъ на дѣлѣ это было вовсе не такъ. Сердце Моржова но мягкости равнялось сливочному маслу, простоявшему на солнцѣ по крайней мѣрѣ въ продолженіи трехъ сутокъ. И самъ милѣйшій Николай Ильичъ, въ конфиденціальной бесѣдѣ нерѣдко сознавался, что на него гораздо сильнѣе дѣйствуетъ шепотъ цвѣтовъ и рокотъ струй, чѣмъ самая пламенная прокурорская тирада. Въ тѣхъ же конфиденціальныхъ бесѣдахъ онъ имѣлъ обыкновеніе высказывать сожалѣніе о томъ, что родители его, увлекаясь всѣмъ извѣстной хлѣбностью
адвокатской профессіи, самовольно распорядились его судьбой, не обративъ ни малѣйшаго вниманія на непреодолимыя наклонности сына къ посвященію себя въ адепты чистаго искусства, во всевозможныхъ его проявленіяхъ.
Положимъ, что ставъ на твердую почву и потерявъ необходимость прибѣгать къ субсидіямъ изъ родительскаго кармана, Николай Ильичъ постарался, насколько то было въ его силахъ, исправить ошибку, чуть было не лишившую міръ посильнаго работника въ области искусства. Когда его бюджетъ дошелъ до той точки, на которой человѣку становится возможнымъ не думать о завтрашнемъ днѣ, онъ началъ большую часть своего времени посвящать на изученіе живописи, скульптуры, музыки и тому подобныхъ возвышающихъ душу предметовъ.
Спустя сравнительно короткое время, онъ сдѣлалъ значительные успѣхи въ своихъ новыхъ профессіяхъ, т. е. научился отличать греческій носъ отъ римскаго, статую Геркулеса отъ Венеры Медицейской и, съ грѣхомъ пополамъ, мажорный тонъ отъ минорнаго. На этомъ саморазвитіе и остановилось. Юристъ-художникъ рѣшилъ, какъ и слѣдовало ожидать, что если двухъ зайцевъ сразу не поймаешь, то тѣмъ болѣе не изучишь трехъ искусствъ и пришелъ къ убѣжденію, что надо заняться чѣмъ-нибудь однимъ.
Жребій палъ на музыку. И на нѣкоторое время новый ученикъ по уши погрузился въ зубреніе гаммъ и экзерсисъ, въ изученіе разрѣшенія малаго и уменьшеннаго септаккорда, въ гармонизацію дан
ныхъ бассовъ и т. д. и т. д. Спустя съ годъ, онъ настолько изломалъ себѣ пальцы, что могъ довольно успѣшно играть не особенно трудную сонату Клементи, мазурку Талекси и т. п. сравнительно легкія вещи изъ репертуара юныхъ пьянистовъ.
Но подобнымъ репертуаромъ оказалось невозможнымъ удивить не только Европу, но даже и губернскій городъ, въ которомъ процвѣталъ Николай Ильичъ. Звуки сонатъ Клементи, съ трескомъ и блескомъ исполняемыхъ юными талантливыми обывательницами, и безъ того всесокрушающей волной разливались по городу, а при первыхъ аккордахъ мазурки Талекси у всѣхъ вольныхъ и невольныхъ слушателей изъ глубины души вырывался тяжкій вздохъ.
Сколь ужасно положеніе генія, поставленнаго въ невозможность поразить своимъ могучимъ порывомъ нетолько завистниковъ, но даже и доброжелателей! А между тѣмъ подходилъ день, когда Николаю Ильичу болѣе чѣмъ когда-нибудь было необходимо блеснуть своею виртуозностью.
Мы какъ-то упомянули уже, что сердце артиста мягкостью своей равнялось по меньшей мѣрѣ топленому воску, поэтому читатель не особенно удивится, если узнаетъ, что на этомъ воскѣ отпечатлѣлся очаровательный образъ Аделаиды Адальбертовны Толлекъ, юной дочери руководителя Моржова въ области музыкальнаго искусства. Нельзя же явиться съ сонатой Клементи передъ артисткой, которая безъ особеннаго затрудненія справлялась даже съ Листовскими рапсодіями! Не обладая достаточной бѣглостью пальцевъ для изловленія сердца прелест