Пятьдесятъ №№ въ годъ.
Подписка: годъ — 7 р., ⅛ года — 4 р.; съ доставкой 8 р. и 4 р. 50 к.; съ перес. 9 р. и 5 р. За границу, въ предѣлахъ Почт. союза — 12 р., внѣ союза — по особому тарифу. Годов. подписчики, добавляющіе одинъ рубль, получаютъ премію: „Басни Крылова въ лицахъˮ. Полугодовые не имѣютъ права на премію.
NN у разносчиковъ — 20 к.
Объявленія — 25 к. строка петита. Болѣе 1 раза — уступка по соглашенію.
1892 г., — 2 Февраля, №. 5.
ГОДЪ XXVIII.
ГОДЪ XXVIII.
Адресъ ˮБудильникаˮ: Москва, Тверская, домъ Гинцбурга.
Пріемные дни редакціи — понедѣльникъ и четвергъ съ 3 до 5 ч. На статьяхъ требуются подпись, адресъ и условія автора. Статьи безъ обозначенія условій считаются безплатными. Возвращеніе рукописей необязательно. Принятое для печати можетъ быть измѣняемо и сокращаемо, по усмотрѣнію редакціи.
Перемѣна адреса — 30 к.; городского на иногородній — до 1 іюля 1 р. 30 к., послѣ 1 іюля — 80 к.
Объявленія для журнала „Будильникъˮ принимаются исключительно въ Центральной конторѣ объявленій, бывшей Л. Метцля, въ Москвѣ, на Мясницкой, д. Спиридонова.
Къ этому № прилагается добавочный полулистъ.
О ТОМЪ И О СЕМЪ.
„Собирались наши земцыˮ — такъ начиналась пѣсня про земцевъ во времена обличительныхъ куплетовъ и заканчивалась: „Ужь мы ѣли, ѣли... такъ что еле-еле по домамъ насъ растащилиˮ...
Однако всѣ ушли впередъ съ тѣхъ поръ, въ томъ числѣ и поэты и куплеты — и теперь уже никто не станетъ обличать людей въ томъ, что они пили, ѣли и потомъ разбрелись въ разныя стороны. — Это въ порядкѣ вещей. Но больше всѣхъ ушли впередъ аппетиты: они сдѣлали въ прогрессѣ самые невѣроятные шаги!
Доказательство на столѣ московскаго земскаго обѣда 1892 года. Вы видите, что наши земцы не довольствуются уже обыкновенными блюдами и вмѣсто телятины уписываютъ своихъ собственныхъ управцевъ.
Это уже варварство, если не людоѣдство!
И ѣдятъ-то людей безъ всякихъ приправъ — живыми, въ сюртукахъ, съ бородами!.. Это мы уже для приличія поставили около нихъ горчицу и дали имъ въ руки вилки, а то у нашихъ земцевъ на собраніи ничего этого не было: безъ ножей, безъ вилокъ собрались и ухлопали всѣхъ управцевъ!
Никакъ нельзя подыскать удовлетворительнаго объясненія для такой первобытной операціи, — даже, если предположить, что почтенными земцами руководилъ въ то время голодъ, что они устали отъ непосильныхъ трудовъ и повиновались принципамъ желудка. — Наконецъ, какой вкусъ?.. Что пикантнаго они нашли въ управ
цахъ? — Телячьи ножки и тѣ вкуснѣе любого члена управы.
Выходитъ, что — когда аппетиты и внутреннія страсти доходятъ въ прогрессѣ до кульминаціоннаго пункта, тогда остается одно людоѣдство! Благодаря такому невѣроятному прогрессу, московскіе земцы остались безъ управы. — Ухлопали всѣхъ членовъ за исключеніемъ одного...
У французскаго насмѣшника Вольтера былъ спеціальный патеръ Адамъ для игры въ шахматы. Каждому вновь прибывшему онъ представлялъ его обыкновенно: „Адамъ, далеко не первый человѣкъ, но въ шахматы хорошо играетъˮ.
У насъ есть портретъ знаменитости — Чигорина, котораго мы съ удовольствіемъ представляемъ „любопытнымъˮ читателямъ; имени его не знаемъ, несомнѣнно, онъ не „первый человѣкъˮ, но, несомнѣнно, хорошо играетъ въ шахматы.
Чигоринъ сидитъ въ Гаваннѣ и орудуетъ пѣшками въ пику Стейницу, телеграфисты сидятъ по обѣ стороны Океана и выстукиваютъ въ тактъ каждый ходъ пѣшки, а журналисты сидятъ въ Петербургѣ, грызутъ перья, ругаются и, въ перемежку съ шахматистами, уличаютъ другъ друга въ отступничествѣ, интригѣ, вѣроломствѣ, подвохѣ, бездарности, неблагодарности. En passant перебираютъ гардеробъ Чигорина и перемываютъ его бѣдныя косточки вплоть до четвертаго колѣна. Такимъ образомъ, дѣлается „исторіяˮ. Какой-то шахматистъ въ Петербургѣ, обуреваемый профессіональной завистью, забѣжалъ къ фельдмаршалу Стейницу по телеграфу, съ задняго хода, и передалъ ему всѣ стратегическіе плавы полководца Чигорина. Чигоринъ чуть не проигралъ сраженія... Неизвѣстно, какой оборотъ приняла
ВЪ 8 ДНЕЙ ВОКРУГЪ СВѢТА.
(Изъ разнузданныхъ впечатлѣній безшабашнаго корреспондента).
26 января — 2 февраля.
Дѣлаюсь присяжнымъ повѣреннымъ, беру довѣренности, получаю по нимъ деньги и удираю.
Петербургъ.
Въ качествѣ юридически свѣдущаго лица, меня приглашаютъ въ Пухертовскую коммиссію. Предсѣдательствую.
У меня все на юридическую ногу.
— Дѣло объ именующей себя Пухертовской „Мукойˮ, обвиняемой въ сокрытіи Песка и лишеннаго всѣхъ правъ состоянія Куколя. Обвиняемая Мука, признаете-ли вы себя виновной? Потрудитесь подняться, встать.
Судебный приставъ. — Обвиняемая Мука такъ упала и въ общественномъ мнѣніи и въ цѣнѣ, что подняться не можетъ. Мы пробовали дѣлать изъ нея тѣсто, — но тѣсто также не „поднимаетсяˮ.
— Обвиняемый Песокъ... Гдѣ обвиняемый Песокъ?
Судебный приставъ. — Обвиняемый Песокъ учеными химиками не отысканъ...
А. С. Суворинъ (прерывая его). — Неправда, Песокъ отыскать не трудно...
— Г. Суворинъ, вы получаете первое предостереженіе: свидѣтели должны молчать. Такъ требуетъ судъ. Обвиняемый Куколь, признаете вы себя виновнымъ?
Куколъ. — Никакъ нѣтъ. Я, право, не знаю, какъ попалъ въ это дѣло! Надо вамъ сказать,
что я прихожусь обвиняемой Мукѣ родственникомъ, — только очень дальнимъ. Вдругъ меня привозятъ въ Либаву и безъ церемоніи помѣщаютъ вмѣстѣ съ Мукой. Какъ застѣнчивый кавалеръ, я, разумѣется, смѣшался. И вотъ вся моя вина. Кромѣ того, гг. судьи, я ужь пострадалъ достаточно: меня вѣшали вмѣстѣ съ Мукой. Куколя, милсдари, никогда не вѣшали раньше! Куколь всегда былъ свободенъ и пускался гулять по вѣтру.
— Сядьте! Г. Пухертъ, разскажите, что вы знаете объ этомъ дѣлѣ. Вы приходитесь обвиняемой Мукѣ сродни?
Пухертъ. — О, ja! Я ея папаша. О, не знайтъ, пошему каспадинъ Суворинъ находилъ Мука блохою. Я всегда находилъ эта Мука хорошею, я очень дофоленъ зъ этой Мукой: я продалъ ее кораздо дороже, шѣмъ она стоитъ...
— Объясните суду, какъ же г. Суворинъ нашелъ въ Мукѣ песокъ?
— Пухертъ. — О, я не сыпалъ песку въ Мука, это изъ каспадинъ Суворинъ песокъ зыпется.
— Свидѣтель Алексѣй Сергѣевичъ Суворинъ, что вы можете объяснить по этому дѣлу.
Суворинъ. — Мы дѣлали въ редакціи экспертизу этой Мукѣ. А именно: мы посыпали передъ редакціей тротуаръ этой Мукой, — и получили даже благодарность отъ полиціи за то, что тротуаръ посыпаемъ отличнымъ пескомъ.
— Въ виду разнорѣчивыхъ показаній свидѣтелей, — судъ вызываетъ, въ качествѣ экспертовъ, двухъ компетентныхъ въ этомъ дѣлѣ лицъ: двухъ крысъ.
Объявивъ перерывъ, послалъ въ складъ за крысами.
Пришли двѣ крысы, — неестественной величины, — понюхали Муку и прочь пошли.
Прокуроръ. — Какого вамъ еще лѣшаго, съ позволенія сказать, нужно, — когда въ вашемъ присутствіи двѣ крысы только-что признали Муку негодной къ употребленію!
Судъ удалился для совѣщанія.
Резолюція извѣстна по телеграммамъ:
„Мука признана годной только для животныхъ, а потому и рѣшено отдать ее членамъ городской управы. ˮ
Софія.
Городъ въ волненіи. Стамбуловъ раненъ... раненъ... раненъ...
Братушки не знаютъ, какъ разсказать даже сеструшкамъ такое происшествіе.
Беру это дѣло на себя. Собираю софійскихъ дамъ и объявляю.
— Mesdames! Съ нашимъ милымъ Стамбуловымъ случилось происшествіе. Онъ... самъ себя высѣкъ изъ револьвера.
Дамы моментально сдѣлали подписку, чтобы поднести, во избѣжаніе подобныхъ случаевъ, г. Стамбулову турнюръ съ надписью:
— „Носи постоянноˮ.
Лечу съ этой вѣстью къ Стамбулову. Лежитъ на животѣ.
— Что съ вами?
— Другъ мой, какъ Валентинъ изъ „Маленькаго Фаустаˮ, я могу сказать: „я положилъ свой животъ за родину.
„Когда-бъ теперь я могъ
„Вернуться къ жизни снова, „Не садиться на револьверъ
„Я-бъ далъ честное словоˮ!...
Подписка: годъ — 7 р., ⅛ года — 4 р.; съ доставкой 8 р. и 4 р. 50 к.; съ перес. 9 р. и 5 р. За границу, въ предѣлахъ Почт. союза — 12 р., внѣ союза — по особому тарифу. Годов. подписчики, добавляющіе одинъ рубль, получаютъ премію: „Басни Крылова въ лицахъˮ. Полугодовые не имѣютъ права на премію.
NN у разносчиковъ — 20 к.
Объявленія — 25 к. строка петита. Болѣе 1 раза — уступка по соглашенію.
1892 г., — 2 Февраля, №. 5.
ГОДЪ XXVIII.
ГОДЪ XXVIII.
Адресъ ˮБудильникаˮ: Москва, Тверская, домъ Гинцбурга.
Пріемные дни редакціи — понедѣльникъ и четвергъ съ 3 до 5 ч. На статьяхъ требуются подпись, адресъ и условія автора. Статьи безъ обозначенія условій считаются безплатными. Возвращеніе рукописей необязательно. Принятое для печати можетъ быть измѣняемо и сокращаемо, по усмотрѣнію редакціи.
Перемѣна адреса — 30 к.; городского на иногородній — до 1 іюля 1 р. 30 к., послѣ 1 іюля — 80 к.
Объявленія для журнала „Будильникъˮ принимаются исключительно въ Центральной конторѣ объявленій, бывшей Л. Метцля, въ Москвѣ, на Мясницкой, д. Спиридонова.
Къ этому № прилагается добавочный полулистъ.
О ТОМЪ И О СЕМЪ.
„Собирались наши земцыˮ — такъ начиналась пѣсня про земцевъ во времена обличительныхъ куплетовъ и заканчивалась: „Ужь мы ѣли, ѣли... такъ что еле-еле по домамъ насъ растащилиˮ...
Однако всѣ ушли впередъ съ тѣхъ поръ, въ томъ числѣ и поэты и куплеты — и теперь уже никто не станетъ обличать людей въ томъ, что они пили, ѣли и потомъ разбрелись въ разныя стороны. — Это въ порядкѣ вещей. Но больше всѣхъ ушли впередъ аппетиты: они сдѣлали въ прогрессѣ самые невѣроятные шаги!
Доказательство на столѣ московскаго земскаго обѣда 1892 года. Вы видите, что наши земцы не довольствуются уже обыкновенными блюдами и вмѣсто телятины уписываютъ своихъ собственныхъ управцевъ.
Это уже варварство, если не людоѣдство!
И ѣдятъ-то людей безъ всякихъ приправъ — живыми, въ сюртукахъ, съ бородами!.. Это мы уже для приличія поставили около нихъ горчицу и дали имъ въ руки вилки, а то у нашихъ земцевъ на собраніи ничего этого не было: безъ ножей, безъ вилокъ собрались и ухлопали всѣхъ управцевъ!
Никакъ нельзя подыскать удовлетворительнаго объясненія для такой первобытной операціи, — даже, если предположить, что почтенными земцами руководилъ въ то время голодъ, что они устали отъ непосильныхъ трудовъ и повиновались принципамъ желудка. — Наконецъ, какой вкусъ?.. Что пикантнаго они нашли въ управ
цахъ? — Телячьи ножки и тѣ вкуснѣе любого члена управы.
Выходитъ, что — когда аппетиты и внутреннія страсти доходятъ въ прогрессѣ до кульминаціоннаго пункта, тогда остается одно людоѣдство! Благодаря такому невѣроятному прогрессу, московскіе земцы остались безъ управы. — Ухлопали всѣхъ членовъ за исключеніемъ одного...
У французскаго насмѣшника Вольтера былъ спеціальный патеръ Адамъ для игры въ шахматы. Каждому вновь прибывшему онъ представлялъ его обыкновенно: „Адамъ, далеко не первый человѣкъ, но въ шахматы хорошо играетъˮ.
У насъ есть портретъ знаменитости — Чигорина, котораго мы съ удовольствіемъ представляемъ „любопытнымъˮ читателямъ; имени его не знаемъ, несомнѣнно, онъ не „первый человѣкъˮ, но, несомнѣнно, хорошо играетъ въ шахматы.
Чигоринъ сидитъ въ Гаваннѣ и орудуетъ пѣшками въ пику Стейницу, телеграфисты сидятъ по обѣ стороны Океана и выстукиваютъ въ тактъ каждый ходъ пѣшки, а журналисты сидятъ въ Петербургѣ, грызутъ перья, ругаются и, въ перемежку съ шахматистами, уличаютъ другъ друга въ отступничествѣ, интригѣ, вѣроломствѣ, подвохѣ, бездарности, неблагодарности. En passant перебираютъ гардеробъ Чигорина и перемываютъ его бѣдныя косточки вплоть до четвертаго колѣна. Такимъ образомъ, дѣлается „исторіяˮ. Какой-то шахматистъ въ Петербургѣ, обуреваемый профессіональной завистью, забѣжалъ къ фельдмаршалу Стейницу по телеграфу, съ задняго хода, и передалъ ему всѣ стратегическіе плавы полководца Чигорина. Чигоринъ чуть не проигралъ сраженія... Неизвѣстно, какой оборотъ приняла
ВЪ 8 ДНЕЙ ВОКРУГЪ СВѢТА.
(Изъ разнузданныхъ впечатлѣній безшабашнаго корреспондента).
26 января — 2 февраля.
Дѣлаюсь присяжнымъ повѣреннымъ, беру довѣренности, получаю по нимъ деньги и удираю.
Петербургъ.
Въ качествѣ юридически свѣдущаго лица, меня приглашаютъ въ Пухертовскую коммиссію. Предсѣдательствую.
У меня все на юридическую ногу.
— Дѣло объ именующей себя Пухертовской „Мукойˮ, обвиняемой въ сокрытіи Песка и лишеннаго всѣхъ правъ состоянія Куколя. Обвиняемая Мука, признаете-ли вы себя виновной? Потрудитесь подняться, встать.
Судебный приставъ. — Обвиняемая Мука такъ упала и въ общественномъ мнѣніи и въ цѣнѣ, что подняться не можетъ. Мы пробовали дѣлать изъ нея тѣсто, — но тѣсто также не „поднимаетсяˮ.
— Обвиняемый Песокъ... Гдѣ обвиняемый Песокъ?
Судебный приставъ. — Обвиняемый Песокъ учеными химиками не отысканъ...
А. С. Суворинъ (прерывая его). — Неправда, Песокъ отыскать не трудно...
— Г. Суворинъ, вы получаете первое предостереженіе: свидѣтели должны молчать. Такъ требуетъ судъ. Обвиняемый Куколь, признаете вы себя виновнымъ?
Куколъ. — Никакъ нѣтъ. Я, право, не знаю, какъ попалъ въ это дѣло! Надо вамъ сказать,
что я прихожусь обвиняемой Мукѣ родственникомъ, — только очень дальнимъ. Вдругъ меня привозятъ въ Либаву и безъ церемоніи помѣщаютъ вмѣстѣ съ Мукой. Какъ застѣнчивый кавалеръ, я, разумѣется, смѣшался. И вотъ вся моя вина. Кромѣ того, гг. судьи, я ужь пострадалъ достаточно: меня вѣшали вмѣстѣ съ Мукой. Куколя, милсдари, никогда не вѣшали раньше! Куколь всегда былъ свободенъ и пускался гулять по вѣтру.
— Сядьте! Г. Пухертъ, разскажите, что вы знаете объ этомъ дѣлѣ. Вы приходитесь обвиняемой Мукѣ сродни?
Пухертъ. — О, ja! Я ея папаша. О, не знайтъ, пошему каспадинъ Суворинъ находилъ Мука блохою. Я всегда находилъ эта Мука хорошею, я очень дофоленъ зъ этой Мукой: я продалъ ее кораздо дороже, шѣмъ она стоитъ...
— Объясните суду, какъ же г. Суворинъ нашелъ въ Мукѣ песокъ?
— Пухертъ. — О, я не сыпалъ песку въ Мука, это изъ каспадинъ Суворинъ песокъ зыпется.
— Свидѣтель Алексѣй Сергѣевичъ Суворинъ, что вы можете объяснить по этому дѣлу.
Суворинъ. — Мы дѣлали въ редакціи экспертизу этой Мукѣ. А именно: мы посыпали передъ редакціей тротуаръ этой Мукой, — и получили даже благодарность отъ полиціи за то, что тротуаръ посыпаемъ отличнымъ пескомъ.
— Въ виду разнорѣчивыхъ показаній свидѣтелей, — судъ вызываетъ, въ качествѣ экспертовъ, двухъ компетентныхъ въ этомъ дѣлѣ лицъ: двухъ крысъ.
Объявивъ перерывъ, послалъ въ складъ за крысами.
Пришли двѣ крысы, — неестественной величины, — понюхали Муку и прочь пошли.
Прокуроръ. — Какого вамъ еще лѣшаго, съ позволенія сказать, нужно, — когда въ вашемъ присутствіи двѣ крысы только-что признали Муку негодной къ употребленію!
Судъ удалился для совѣщанія.
Резолюція извѣстна по телеграммамъ:
„Мука признана годной только для животныхъ, а потому и рѣшено отдать ее членамъ городской управы. ˮ
Софія.
Городъ въ волненіи. Стамбуловъ раненъ... раненъ... раненъ...
Братушки не знаютъ, какъ разсказать даже сеструшкамъ такое происшествіе.
Беру это дѣло на себя. Собираю софійскихъ дамъ и объявляю.
— Mesdames! Съ нашимъ милымъ Стамбуловымъ случилось происшествіе. Онъ... самъ себя высѣкъ изъ револьвера.
Дамы моментально сдѣлали подписку, чтобы поднести, во избѣжаніе подобныхъ случаевъ, г. Стамбулову турнюръ съ надписью:
— „Носи постоянноˮ.
Лечу съ этой вѣстью къ Стамбулову. Лежитъ на животѣ.
— Что съ вами?
— Другъ мой, какъ Валентинъ изъ „Маленькаго Фаустаˮ, я могу сказать: „я положилъ свой животъ за родину.
„Когда-бъ теперь я могъ
„Вернуться къ жизни снова, „Не садиться на револьверъ
„Я-бъ далъ честное словоˮ!...