(Столичныя картинки).
I.
Минувшее лѣто Герасимъ Васильевичъ Хребеткинъ жилъ у знакомыхъ на дачѣ, а его супруга, Анна Павловна, особа „нервная и избалованная въ дѣтствѣ , какъ рекомендовалъ ее супругъ, проводила лѣто на Кавказскихъ водахъ. Поэтому Герасиму Васильевичу пришлось нанять зимнюю квартиру самому, единолично. Хребеткинъ искалъ квартиру не долго, ибо былъ не
требовательный человѣкъ. При наймѣ, какъ и слѣдуетъ быть, Хребеткинъ заключилъ контрактъ и въѣхалъ на свое новое пепелище.
И вотъ въ первое-же утро, когда Анна Павловна, первый разъ послѣ Кавказа, спала въ своей новой спальной, ее разбудили „веселые звуки дружной пѣсни, исполняемой какимъ-то импровизированнымъ хоромъ.
„О чемъ заду-амался слу-аживый. О чемъ горю-у-уешь удалой?“
Анна Павловна прислушалась. Пѣсня продолжалась тоскливо, монотонно и, казалось, безъ конца. Однако, при болѣе внимательномъ изслѣдованіи можно было догадаться, что первая пѣсня черезъ нѣкоторое время уже было окончена, а вслѣдъ за нею, безо всякаго антракта, началась другая.
Анна Павловна хотѣла спать, но пѣсня лишала ее этого удовольствія. Анна Павловна спала обыкновенно часовъ до двухъ пополудни, а теперь было еще одиннадцать. Пѣсни не давали ей заснуть: она вскочила съ постели и подошла къ окну. Оказалось, что окно ея спальни, выходившее на дворъ, приходилось надъ окнами переплетной мастерской.
Анна Павловна приказала позвать дворника, которому и велѣла отправиться къ переплетчикамъ и прекратить пѣніе.
— Да какъ-же я имъ, сударыня, прикажу молчать? отвѣчалъ дворникъ на требованіе новой жилицы. - Никакъ этого невозможно, Ихній хозяинъ нарочно заставляетъ своихъ рабочихъ этимъ безобразить...
— Нарочно? Что-же это значитъ?! Зачѣмъ нарочно?!
— Потому-съ, знаетъ, что иные жильцы недовольны будутъ, а онъ только этого и хочетъ... Потому ему давно желательно, чтобы мы съ нимъ контрактъ нарушили! Онъ у насъ по контракту и контрактъ у него на пять лѣтъ... А онъ другую съ квартиру нашелъ, дешевле... Вотъ-съ и озорничаетъ!
— Но тогда мы выѣдемъ!
— Вамъ тоже никакъ этого невозможно, потому у васъ тоже контрактъ... Заплатить придется... А пѣніе —это не причина-съ для съѣзда... Пѣть въ своей квартирѣ каждый можетъ сколько ему угодно...
Дворникъ ушелъ. За то какая нахлобучка досталась на долю Герасима Васильевича—лучше и не описывать.
II.
Но это еще было не все. Отправившись послѣ обѣда къ своей подругѣ, Анна Павловна встрѣтила на лѣстницѣ какую-то пьяную компанію, высыпавшую изъ квартиры, двери которой приходились напротивъ дверей Хребеткиныхъ.
— Плясъ о дамъ! крикнулъ кто-то изъ компаніи, на французско-нижегородскомъ нарѣчіи.
— А въ особенности дамамъ, принадлежащимъ къ бутонамъ красоты! прибавилъ другой.
— Какъ вы смѣете? крикнула Анна Павловна.
— Вотъ тебѣ и бутонъ!.. Замѣсто бутона—крапива жгучая! — Нахалы!
— А вы, мадамъ, не горячитесь! Опасно съ...
Анна Павловна въ слезахъ вбѣжала обратно домой. Герасиму Васильевичу пришлось идти для объясненій къ швейцару.
— Это что-же за мерзавцы сейчасъ проходили?
— А кто-же ихъ знаетъ, баранъ?
I.
Минувшее лѣто Герасимъ Васильевичъ Хребеткинъ жилъ у знакомыхъ на дачѣ, а его супруга, Анна Павловна, особа „нервная и избалованная въ дѣтствѣ , какъ рекомендовалъ ее супругъ, проводила лѣто на Кавказскихъ водахъ. Поэтому Герасиму Васильевичу пришлось нанять зимнюю квартиру самому, единолично. Хребеткинъ искалъ квартиру не долго, ибо былъ не
требовательный человѣкъ. При наймѣ, какъ и слѣдуетъ быть, Хребеткинъ заключилъ контрактъ и въѣхалъ на свое новое пепелище.
И вотъ въ первое-же утро, когда Анна Павловна, первый разъ послѣ Кавказа, спала въ своей новой спальной, ее разбудили „веселые звуки дружной пѣсни, исполняемой какимъ-то импровизированнымъ хоромъ.
„О чемъ заду-амался слу-аживый. О чемъ горю-у-уешь удалой?“
Анна Павловна прислушалась. Пѣсня продолжалась тоскливо, монотонно и, казалось, безъ конца. Однако, при болѣе внимательномъ изслѣдованіи можно было догадаться, что первая пѣсня черезъ нѣкоторое время уже было окончена, а вслѣдъ за нею, безо всякаго антракта, началась другая.
Анна Павловна хотѣла спать, но пѣсня лишала ее этого удовольствія. Анна Павловна спала обыкновенно часовъ до двухъ пополудни, а теперь было еще одиннадцать. Пѣсни не давали ей заснуть: она вскочила съ постели и подошла къ окну. Оказалось, что окно ея спальни, выходившее на дворъ, приходилось надъ окнами переплетной мастерской.
Анна Павловна приказала позвать дворника, которому и велѣла отправиться къ переплетчикамъ и прекратить пѣніе.
— Да какъ-же я имъ, сударыня, прикажу молчать? отвѣчалъ дворникъ на требованіе новой жилицы. - Никакъ этого невозможно, Ихній хозяинъ нарочно заставляетъ своихъ рабочихъ этимъ безобразить...
— Нарочно? Что-же это значитъ?! Зачѣмъ нарочно?!
— Потому-съ, знаетъ, что иные жильцы недовольны будутъ, а онъ только этого и хочетъ... Потому ему давно желательно, чтобы мы съ нимъ контрактъ нарушили! Онъ у насъ по контракту и контрактъ у него на пять лѣтъ... А онъ другую съ квартиру нашелъ, дешевле... Вотъ-съ и озорничаетъ!
— Но тогда мы выѣдемъ!
— Вамъ тоже никакъ этого невозможно, потому у васъ тоже контрактъ... Заплатить придется... А пѣніе —это не причина-съ для съѣзда... Пѣть въ своей квартирѣ каждый можетъ сколько ему угодно...
Дворникъ ушелъ. За то какая нахлобучка досталась на долю Герасима Васильевича—лучше и не описывать.
II.
Но это еще было не все. Отправившись послѣ обѣда къ своей подругѣ, Анна Павловна встрѣтила на лѣстницѣ какую-то пьяную компанію, высыпавшую изъ квартиры, двери которой приходились напротивъ дверей Хребеткиныхъ.
— Плясъ о дамъ! крикнулъ кто-то изъ компаніи, на французско-нижегородскомъ нарѣчіи.
— А въ особенности дамамъ, принадлежащимъ къ бутонамъ красоты! прибавилъ другой.
— Какъ вы смѣете? крикнула Анна Павловна.
— Вотъ тебѣ и бутонъ!.. Замѣсто бутона—крапива жгучая! — Нахалы!
— А вы, мадамъ, не горячитесь! Опасно съ...
Анна Павловна въ слезахъ вбѣжала обратно домой. Герасиму Васильевичу пришлось идти для объясненій къ швейцару.
— Это что-же за мерзавцы сейчасъ проходили?
— А кто-же ихъ знаетъ, баранъ?