фия эта называется „потяни меня за палец“.
Я остановился на пьесе Пиранделло не столько из-за ее сомнительных внутренних достоинств, сколько потому, что успех ее мне кажется очень показательным. Публика скучает на обыкновенном. Она ждет и ищет сгущенного экстракта жизни, конденсированной сущности. В общем, персонажи, ищущие автора, представляют собою символическое выражение нынешней театральной действительности. И необозримое поле жизни ждет и ищет автора. И социальные недра и глубины ждут автора, который бы их взрыл. И этот индивидуальный и социальный мир полон „нерожденных душ“, как в Метерлинковской „Синей птице“. Театр ждет поэта. Это чувствуется, может быть, неясно, смутно, подобно тому, как безотчетная тоска перед наступлением грозы заставляет настораживаться, всматриваться в небо и вслушиваться в шорохи. Не шесть персонажей ищут автора, а 666. И пожалуй, что потребность выражения во вне, которого нет, превращается в мучительное страдание неудовлетворенной органической функции, по слову Пиранделло.
Постановка пьесы Пиранделло Рейнгардтом очень умна и благородна. Было очень соблазнителоно, вопреки авторскому намерению, представить героев авторского воображения в виде символических фигур. Это очень эффектно, в сущности, нетрудно и также „глубокомысленно . Но Рейнгардт не идет этим путем: он выражает мысль автора, а мысль его объяснена в предисловии. Это—люди, а то—ак
теры. Dichtung und Wahrheit,—при этом творчество, переходящее в действительность, и действительность, превращающаяся на глазах публики в творчество. Весь сценический и постановочный прием Рейнгардта заключается в скором осветительном эффекте. Верхние лампочки, освещающие сцену, снабжены двухсторонними щитками. Когда происходит репетиция, свет падает на актеров; когда появляются персонажи авторского воображения и домогаются воплощения на сцене, свет падает на них, а репетирующие актеры отходят в туманное пятно. Вот и все. Но акцент столь же действителен, сколь и прост. Кроме того, самая сцена репетиции Рейнгардтом несколько распространена. Подчеркнута специфическая театральность актерского мира, и этим оттеняется натура, мистическая подлинность жизненных героев пьесы. Все это очень умно. Рейнгардт вообще очен умен—даже более умен, нежели талантлив. Его ум, ясный, точный и светлый, чувствуешь во всем исполнении, в каждой роли, во всем характере игры, в подборе актеров и распределении их индивидуальных свойств. Как я уже упоминал, пьеса шла в третьем распределении. От Палемберга, получавшего 40.000 марок в месяц, главная роль режиссера перешла к Бирку, получающему 1.500 марок. Но Бирк превосходен. Он играет умно, тонко, с благородною умеренностью и замечательным тактом.
Я провел прекрасный вечер — бесспорно. Но все же я ждал своегоавто ра—и не нашел.
А. Кугель.
ТАТАРСКИЙ ТЕАТР
Молодой еще татарский театр находится в стадии возрождения, но тем не менее он уж имеет двадцатилетний стаж. Татарский театр, родившийся в 1 905 году, со дня своего существования стремился к поднятию культурного уровня татарского народа Поволжья, Урала, Сибири и т. д. Татарский театр рос параллельно с общей культурой татар. На своем пути он переносил колоссальные бедствия: отсутствие репертуара, невежественное отношение населения к театру, преследование его руководителей, оставляло вдохновителей театра в весьма тяжком положении. Муллы и фанатики, крупные торговцы-татары старались всячески загубить театральное движение
в татарском мире, они доносили о предстоящих спектаклях властям царской полиции, грубо оскорбляли артистов. Духовенство и буржуазия не могли никак остановить это культурное движение, и театр, как таковой, рос безпрерывно, и всякие лишения и бедствия не останавливали руководителей театра.
Мужчины актеры играли и за женщин, так как женщине-актрисе нельзя было появляться на сцене. Но и в этом отношении театр нашел себе верных друзей. Одна из первых и неизменно работающая поныне Эммугульсум Болгарская пополнила женский персонал Татарского театра в Казани. Болгарская неизменно работает, как центральная