ЛИВЕНЬ.
Инженеръ Бѣляевъ жилъ въ этой семьѣ съ тѣхъ поръ, какъ началась постройка. Новая дорога создавалась медленно: ползли насыпи и случались обвалы, такъ что приходилось многое начинать сначала, но конецъ работъ былъ уже недалеко. Послѣ сдачи участка предстояло повышеніе по службѣ и должно было прійти личное счастье—женитьба на Катѣ. Писать письма надоѣло и Бѣляевъ посылалъ невѣстѣ въ Москву только открытки .
На Кавказѣ въ семьѣ Кушакевичей Бѣляеву жилось удивительно хорошо, особенно лѣтомъ. Былъ комфортъ, къ которому онъ привыкъ, была тишина и милое общество двухъ дѣвушекъ:—курсистки Ани и ея сестры восьмиклассницы Зины. Аня больше читала и молчала , и Бѣляевъ смотрѣлъ на нее, какъ на старшую. Зина любила по вечерамъ играть на роялѣ и подпѣвала тоненькимъ, почти дѣтскимъ голоскомъ.
Обѣ дѣвушки знали, что инженеръ скоро уѣдетъ, что онъ женихъ и, можетъ-быть, поэтому не стѣснялись и въ жаркіе дни ходили въ капотахъ и въ туфляхъ на босую ногу. Отецъ Ани и Зины—подрядчикъ, не бывалъ дома по цѣлымъ недѣлямъ и жилъ то на линіи, то въ Ростовѣ, то въ Петроградѣ, а мать цѣлый день хлопотала по хозяйству, сама готовила очень вкусные обѣды, а вечеромъ искала, неизвѣстно куда завалившіеся ключи.
Инженеры сотрудники по работѣ завидовали Бѣляеву и часто говорили :
— Да, вамъ хорошо, вашъ участокъ начинается отъ города и каждый вечеръ вы дома и можете ночевать въ комнатѣ, а мы должны спать либо въ полуказармѣ, либо въ палаткѣ, гдѣ того и гляди схалапендра укуситъ или малярія привяжется...
Бѣляева, никогда не говорилъ съ товарищами о своей невѣстѣ, но часто думалъ о ней и ясно представлялъ себѣ Катю рыженькую, миніатюрную съ голодными глазами, всегда ревнивую и готовую упрекать не только за прошлое, но и за будущее.
Послѣднее свиданіе долго помнилось .
Катя встрѣтила его сдержанно, съ надутыми губками и начала говорить на «вы», затѣмъ долго молчала. Наконецъ, не выдержала и начала разспрашивать, какъ онъ жилъ. Немножко поплакала, прижалась и сказала, что все-таки любитъ его больше всего на свѣтѣ и пойдетъ за нимъ хоть на каторгу.
А на слѣдующій день та же Катя доказывала, что вѣнчаться не слѣдуетъ раньше, чѣмъ не кончится сдача дороги и упрекала его въ холодности и разсудочности. Вечеромъ, опять счастливые, они пошли въ театръ и обоимъ казалось, что именно въ этотъ вечеръ они поняли другъ друга. Въ антрактѣ Бѣляевъ началъ внимательно смотрѣть въ какую-то ложу. Катя вдругъ вскочила и зашипѣла:
— Я не могу... я не могу... ѣдемъ домой. Тебя интересуютъ всѣ, кромѣ меня...
Инженеръ мысленно проклиналъ свой пріѣздъ въ Москву и твердо рѣшилъ сегодня распрощаться съ Катей навсегда. Дома она опять начала плакать и было стыдно уйти и оставить несчастную одну. Утѣшая Катю, онъ цѣловалъ ее и снова загорѣлась страсть и былъ отложенъ отъѣздъ .
Такая сказка про бѣлаго бычка тянулась третій годъ.
Когда прощались, оба горько плакали и Катя поѣхала провожать его на вокзалъ. До самаго третьяго звонка Бѣляеву казалось, что сердце его разрывается на части и что, покидая эту дѣвушку на время, онъ просто дуракъ и подлецъ, что никогда и ни одна женщина не можетъ дать такихъ минутъ забвенія...
Но въ одиночествѣ, въ купе перваго класса на душѣ вдругъ сдѣлалось легко и все тѣло отдыхало, точно въ теплой ваннѣ, а голова не хотѣла вспоминать о только-что минувшемъ счастьѣ и онъ уже представлялъ себѣ бѣленькій домъ Кушакевичей, спокойное личико Ани и сидящую за роялемъ Зину, и свѣжую желѣзнодорожную насыпь, и порталъ
недавно законченнаго туннеля, и до боли глазъ искрящееся зеленоватосинее море...
На станціяхъ Бѣляевъ покупалъ газеты и журналы. Покачиваясь на мягкомъ диванчикѣ, онъ читалъ о войнѣ, о Государственной Думѣ, о перемѣнахъ въ министерствѣ, а потомъ спалъ или шелъ въ вагонъ-ресторанъ и за стаканомъ чая заставлялъ себя думать, что вотъ черезъ два мѣсяца онъ сдастъ свой участокъ, вернется въ Москву и женится... И тогда сумѣетъ сдѣлать изъ Кати не только милую жену, но и хорошаго человѣка и начнется другая, новая и культурная жизнь...
«Какъ ни прекрасенъ Кавказъ, но все же тамъ дикари, носатые, коричневые рабы и природа такая, для борьбы съ которой нужно употреблять огромныя усилія, и книги доходятъ сюда не скоро, такъ что поневолѣ приходится жить только мыслями о томъ, какъ бы не сползла какая-нибудь гора, или не размыло шпалы... Аня, въ сущности, очень скучное сухое существо, а Зина скорѣе напоминаетъ птичку-пѣвунью, которой можно любоваться только издали. И чѣмъ скорѣе я уйду отъ жизни, тѣмъ это полезнѣе будетъ для дальнѣйшаго существованія, болѣе осмысленнаго. А пока я ничѣмъ не отличаюсь отъ дорожнаго мастера и мои радости и печали такія самыя, какъ у него...»
На станцію «Кавказскую» поѣздъ пришелъ съ опозданіемъ: въ восьмомъ часу вечера, когда но небу уже разсыпались голубоватыя, крупныя звѣзды. Немного парило и пахло цвѣтами и опять Бѣляеву казалось, что послѣ трудового дня онъ сѣлъ въ теплую ванну и что теперь такую ванну можно будетъ брать каждый вечеръ. Сердце не помнило того, что такъ недавно еще думала голова и радовалось, какъ у мальчика, который увидѣлъ старую, но любимую нгрушку.
На второмъ пути стоялъ поѣздъ на Екатеринодаръ. Два голоса на площадкѣ одного изъ темныхъ вагоновъ, пѣли въ терцію, заунывную пѣсню.
Инженеръ Бѣляевъ жилъ въ этой семьѣ съ тѣхъ поръ, какъ началась постройка. Новая дорога создавалась медленно: ползли насыпи и случались обвалы, такъ что приходилось многое начинать сначала, но конецъ работъ былъ уже недалеко. Послѣ сдачи участка предстояло повышеніе по службѣ и должно было прійти личное счастье—женитьба на Катѣ. Писать письма надоѣло и Бѣляевъ посылалъ невѣстѣ въ Москву только открытки .
На Кавказѣ въ семьѣ Кушакевичей Бѣляеву жилось удивительно хорошо, особенно лѣтомъ. Былъ комфортъ, къ которому онъ привыкъ, была тишина и милое общество двухъ дѣвушекъ:—курсистки Ани и ея сестры восьмиклассницы Зины. Аня больше читала и молчала , и Бѣляевъ смотрѣлъ на нее, какъ на старшую. Зина любила по вечерамъ играть на роялѣ и подпѣвала тоненькимъ, почти дѣтскимъ голоскомъ.
Обѣ дѣвушки знали, что инженеръ скоро уѣдетъ, что онъ женихъ и, можетъ-быть, поэтому не стѣснялись и въ жаркіе дни ходили въ капотахъ и въ туфляхъ на босую ногу. Отецъ Ани и Зины—подрядчикъ, не бывалъ дома по цѣлымъ недѣлямъ и жилъ то на линіи, то въ Ростовѣ, то въ Петроградѣ, а мать цѣлый день хлопотала по хозяйству, сама готовила очень вкусные обѣды, а вечеромъ искала, неизвѣстно куда завалившіеся ключи.
Инженеры сотрудники по работѣ завидовали Бѣляеву и часто говорили :
— Да, вамъ хорошо, вашъ участокъ начинается отъ города и каждый вечеръ вы дома и можете ночевать въ комнатѣ, а мы должны спать либо въ полуказармѣ, либо въ палаткѣ, гдѣ того и гляди схалапендра укуситъ или малярія привяжется...
Бѣляева, никогда не говорилъ съ товарищами о своей невѣстѣ, но часто думалъ о ней и ясно представлялъ себѣ Катю рыженькую, миніатюрную съ голодными глазами, всегда ревнивую и готовую упрекать не только за прошлое, но и за будущее.
Послѣднее свиданіе долго помнилось .
Катя встрѣтила его сдержанно, съ надутыми губками и начала говорить на «вы», затѣмъ долго молчала. Наконецъ, не выдержала и начала разспрашивать, какъ онъ жилъ. Немножко поплакала, прижалась и сказала, что все-таки любитъ его больше всего на свѣтѣ и пойдетъ за нимъ хоть на каторгу.
А на слѣдующій день та же Катя доказывала, что вѣнчаться не слѣдуетъ раньше, чѣмъ не кончится сдача дороги и упрекала его въ холодности и разсудочности. Вечеромъ, опять счастливые, они пошли въ театръ и обоимъ казалось, что именно въ этотъ вечеръ они поняли другъ друга. Въ антрактѣ Бѣляевъ началъ внимательно смотрѣть въ какую-то ложу. Катя вдругъ вскочила и зашипѣла:
— Я не могу... я не могу... ѣдемъ домой. Тебя интересуютъ всѣ, кромѣ меня...
Инженеръ мысленно проклиналъ свой пріѣздъ въ Москву и твердо рѣшилъ сегодня распрощаться съ Катей навсегда. Дома она опять начала плакать и было стыдно уйти и оставить несчастную одну. Утѣшая Катю, онъ цѣловалъ ее и снова загорѣлась страсть и былъ отложенъ отъѣздъ .
Такая сказка про бѣлаго бычка тянулась третій годъ.
Когда прощались, оба горько плакали и Катя поѣхала провожать его на вокзалъ. До самаго третьяго звонка Бѣляеву казалось, что сердце его разрывается на части и что, покидая эту дѣвушку на время, онъ просто дуракъ и подлецъ, что никогда и ни одна женщина не можетъ дать такихъ минутъ забвенія...
Но въ одиночествѣ, въ купе перваго класса на душѣ вдругъ сдѣлалось легко и все тѣло отдыхало, точно въ теплой ваннѣ, а голова не хотѣла вспоминать о только-что минувшемъ счастьѣ и онъ уже представлялъ себѣ бѣленькій домъ Кушакевичей, спокойное личико Ани и сидящую за роялемъ Зину, и свѣжую желѣзнодорожную насыпь, и порталъ
недавно законченнаго туннеля, и до боли глазъ искрящееся зеленоватосинее море...
На станціяхъ Бѣляевъ покупалъ газеты и журналы. Покачиваясь на мягкомъ диванчикѣ, онъ читалъ о войнѣ, о Государственной Думѣ, о перемѣнахъ въ министерствѣ, а потомъ спалъ или шелъ въ вагонъ-ресторанъ и за стаканомъ чая заставлялъ себя думать, что вотъ черезъ два мѣсяца онъ сдастъ свой участокъ, вернется въ Москву и женится... И тогда сумѣетъ сдѣлать изъ Кати не только милую жену, но и хорошаго человѣка и начнется другая, новая и культурная жизнь...
«Какъ ни прекрасенъ Кавказъ, но все же тамъ дикари, носатые, коричневые рабы и природа такая, для борьбы съ которой нужно употреблять огромныя усилія, и книги доходятъ сюда не скоро, такъ что поневолѣ приходится жить только мыслями о томъ, какъ бы не сползла какая-нибудь гора, или не размыло шпалы... Аня, въ сущности, очень скучное сухое существо, а Зина скорѣе напоминаетъ птичку-пѣвунью, которой можно любоваться только издали. И чѣмъ скорѣе я уйду отъ жизни, тѣмъ это полезнѣе будетъ для дальнѣйшаго существованія, болѣе осмысленнаго. А пока я ничѣмъ не отличаюсь отъ дорожнаго мастера и мои радости и печали такія самыя, какъ у него...»
На станцію «Кавказскую» поѣздъ пришелъ съ опозданіемъ: въ восьмомъ часу вечера, когда но небу уже разсыпались голубоватыя, крупныя звѣзды. Немного парило и пахло цвѣтами и опять Бѣляеву казалось, что послѣ трудового дня онъ сѣлъ въ теплую ванну и что теперь такую ванну можно будетъ брать каждый вечеръ. Сердце не помнило того, что такъ недавно еще думала голова и радовалось, какъ у мальчика, который увидѣлъ старую, но любимую нгрушку.
На второмъ пути стоялъ поѣздъ на Екатеринодаръ. Два голоса на площадкѣ одного изъ темныхъ вагоновъ, пѣли въ терцію, заунывную пѣсню.