добросовестно использовал все музейные данные и в гримах и в костюмах, но в итоге оказался на уровне натурализма картин Сурикова. В этом же плане до мельчайших деталей отделана и вся игра (сцена с кукишами, драка в девичьей, фигуры барыни, Суворова, Марея). Но эта живописная детализация только ярче обнаружила скудость текста: актерам не было, что делать, кроме как позировать.
В этом же чисто живописном плане, за недостатком данных для роли в тексте пришлось брать и Москвину Пугачева. На протяжении всей пьесы он имел только три театральных момента: Пугачев входит в роль Петра, Пугачев — Петр и Пугачев в клетке, при чем второй момент целиком статичен. В силу этого убедительными были только первый и третий моменты. Хитроватый мужиченка, приноравливающийся держаться как царь, и испытавший власть дикарь в клетке необычайно удались Москвину. Но во втором моменте он мог только позировать и кричать. Это был Пугачев без пугачевщины.
Та же скупость, что и в установке, была проявлена театром и в постановке массовых сцен. Три социальных пласта: казаки, крепостные рабочие и крепостные крестьяне, показанные автором, оставили за рампой пьесы целых два важнейших слоя пугачевщины: крестьян примосковных, экономически тогда поднимавшихся
и именно потому решивших неудачу бунта, и инородцев (которые показаны были только двумя представителями в оковах, в последней картине). Массы, по тексту пьесы, играют роль только декорации, таковыми же были они и в интерпретации театра.
Все фигуры пьесы были изумительно отделаны. В отдельных эпизодах, когда пьеса давала некоторый материал для игры, выдавались блестящие ансамбли. Таковы сцены: с кукишами, с Мареем, с барыней (Е. М. Раевская), с матерью, повешенного, с Суворовым — мастерски вылепленным, но явно не имевшим слов перед клеткой.
Пьеса была обильно иллюстрирована музыкальными и световыми эффектами. Это изобилие заунывных песен, завываний, колокольного звона, свечей (особенно резали свечи при аресте Пугачева), зарев, закатов придавало пьесе некий совсем не соответствующий теме мистический налет, и выпячивало, как в Устинье, так и в самом Пугачеве идею жертвы перед идеей восстания, момент успеха которого прошел совсем бледно.
В итоге МХАТ лишний раз блеснул техническим совершенством своего аппарата и оставил открытым вопрос об эквивалентности этих сил задачам революции, и даже истории революции.
Сергей Городецкий.
Отзыв о Пугачеве - Леонидове будет дан в одном из ближайших номеров. Ред.
Пролеткино.Перелет Москва — Пекин.