гов, сцены, которая полна внутреннего напряжения, но лишена внешней динамичности,—режиссер не нашел разрешения, соответствующего условиям маленькой сцены не поднятой над полом, благодаря чему
зрителю трудно было следить за игрой актеров, находившихся ниже поля его зрения. Исполнители показали и хорошие данные и хорошее мастерство. Чувствовались, однако, две опасности, на которые хотелось бы обратить внимание студийцев. В интонациях, в мелодии речи иногда прорывалась манера, ясно позволявшая угадать работу под определенного актера Малого театра—это первое. Второе же заключается в том, что на-ряду с этим внешним копированием (не доведенным, впрочем, до крайности, лишающей игру их самостоятельности), не было уловлено основное, что отличает Малый театр: умение сочетать жизненность речи с ее „идеализацией , нужной для сцены, благодаря чему крепости основного тона, единого для всех, не получилось.
Спектакль и сам по себе не может не вызвать интереса у театральной Москвы, но будет ли он близок зрителям района, для нас не вполне ясно.
Чтобы упрочить себе положение, Студия должна четко решить вопрос о своей ориентации—на центр или на район. Сочетать же то и другое в условиях современной дифференциации публики вряд ли представляется возможным.
Молодому начинанию можно пожелать всяческого успеха, но проверку своих достижений кажется нам целесообразным проводить через районного зрителя, ближе удовлетворяющего требованиям грядущего театра, наполненного рабочими и трудящимися.
Вл. Ф.
Т. САТИРЫ.
Профессор, делающий опыты пересадки голов у животных, проделывает такой же опыт и с людьми — голову купц а Ладу хина устраивает на туловище „ответств. работника“ Водоводова и наоборот.
Это „невероятное происшествие является сюжетной основой, на которой разбросан ряд сценок, характеризующих советские мещанство и буржуазию. Они то и составляют мишень сатирического удара.
Психология и разлагающийся быт нэпмановского купечества и псевдо-советских „работников — совбуров — показаны во всем их цинизме.
Ничего нового автор не прибавил здесь к тому, что для настоящего советского
„ЧУЖАЯ ГОЛОВА .
зрителя давным давно ясно. Спектакль не идет вглубь темы, ограничиваясь только внешним показом „безобразия .
Не особенно глубокими явились и попутные „темы вскольз — о блуждании современного театра в безнадежных поисках репертуара, о тугоумном, ничего не понимающем зрителе, о критике. В этих налету сводимых счетах театра со своими „хулителями было все же больше остроумия, злости и смысла, чем в добросовестном показе фокстротов „до конца и очередей у уборных.
Смысл всей пьесы в целом, однако, в силу сумбурной композиции, как то с трудом доходит до зрителя. Путает
Т. им. МГСПС.
„Г. Гапон“.
Гапон — Давыдовский.
зрителю трудно было следить за игрой актеров, находившихся ниже поля его зрения. Исполнители показали и хорошие данные и хорошее мастерство. Чувствовались, однако, две опасности, на которые хотелось бы обратить внимание студийцев. В интонациях, в мелодии речи иногда прорывалась манера, ясно позволявшая угадать работу под определенного актера Малого театра—это первое. Второе же заключается в том, что на-ряду с этим внешним копированием (не доведенным, впрочем, до крайности, лишающей игру их самостоятельности), не было уловлено основное, что отличает Малый театр: умение сочетать жизненность речи с ее „идеализацией , нужной для сцены, благодаря чему крепости основного тона, единого для всех, не получилось.
Спектакль и сам по себе не может не вызвать интереса у театральной Москвы, но будет ли он близок зрителям района, для нас не вполне ясно.
Чтобы упрочить себе положение, Студия должна четко решить вопрос о своей ориентации—на центр или на район. Сочетать же то и другое в условиях современной дифференциации публики вряд ли представляется возможным.
Молодому начинанию можно пожелать всяческого успеха, но проверку своих достижений кажется нам целесообразным проводить через районного зрителя, ближе удовлетворяющего требованиям грядущего театра, наполненного рабочими и трудящимися.
Вл. Ф.
Т. САТИРЫ.
Профессор, делающий опыты пересадки голов у животных, проделывает такой же опыт и с людьми — голову купц а Ладу хина устраивает на туловище „ответств. работника“ Водоводова и наоборот.
Это „невероятное происшествие является сюжетной основой, на которой разбросан ряд сценок, характеризующих советские мещанство и буржуазию. Они то и составляют мишень сатирического удара.
Психология и разлагающийся быт нэпмановского купечества и псевдо-советских „работников — совбуров — показаны во всем их цинизме.
Ничего нового автор не прибавил здесь к тому, что для настоящего советского
„ЧУЖАЯ ГОЛОВА .
зрителя давным давно ясно. Спектакль не идет вглубь темы, ограничиваясь только внешним показом „безобразия .
Не особенно глубокими явились и попутные „темы вскольз — о блуждании современного театра в безнадежных поисках репертуара, о тугоумном, ничего не понимающем зрителе, о критике. В этих налету сводимых счетах театра со своими „хулителями было все же больше остроумия, злости и смысла, чем в добросовестном показе фокстротов „до конца и очередей у уборных.
Смысл всей пьесы в целом, однако, в силу сумбурной композиции, как то с трудом доходит до зрителя. Путает
Т. им. МГСПС.
„Г. Гапон“.
Гапон — Давыдовский.