праву занимающее прочное место в современном репертуаре — „Холопыˮ. В „Холопахˮ затейливая и умная интрига, ясно выраженная социально-политическая идея, и в ней попадаются свежие и довольно оригинальные фигуры, как, напр., революционер из куаферов. В нашей литературе совсем не затронута эта возможность, — а возможность такая была — трансформация русского дворового человека, попавшего во Францию в конце XVIII века, в якобинца и столкновение такого якобинца с русской крепостной действительностью.
То, что мешало Гнедичу стать крупным художником, было не недостаток таланта, а поверхностность его душевного настроения.
Несколько лет П. П. Гнедич управлял александринским театром. Его управление не хуже — или чуть-чуть хуже — и не лучше было или, быть может, чуть-чуть лучше, чем прочие управления. Балансирование между закулисной дипломатией, требованиями начальства и подобием академизма составляет главную черту такого управления. Гнедич ничего не обновил в ме
ханизме александринского театра, но ничего и не испортил.
Приятный писатель, приятный управляющий, приятный драматург, — таков был П. П. Гнедич. Когда он был молод, приятство его нрава и его литературной физиономии делало из его дома очень занятный уголок тогдашнего петербургского литературно - художественного „бомондаˮ. У него были пятницы, и быть членом этих пятниц являло собой лестную привиллегию. На пятницах этих постоянно бывали: Случевский, Тихонов, Свободин, Далматов, Читау, Васильева... „Никого уж нет, и все далечеˮ, как Саади некогда сказал. На пятницах Гнедича сочиняли, а частенько и разыгрывали, шуточные пьесы и пародии. Особенно удачно вышла пародия на „Власть тьмыˮ. Никита „парень ледащий, кобель потрясучийˮ жарко наяривал на гармонике, а дядя Аким пел куплеты: „Эка, эка, жаль человекаˮ.
Кстати сказать, первоначальный эскиз „Вампуки обязан своим происхождением также одной из пятниц Гнедича.
И затем — „ничего, молчаниеˮ... как
говорится у Шекспира. А. Кугель.
АХРР И ЕГО ПОРТРЕТИСТЫ.
Ассоциация Художников Революционной России (АХРР) нынешним летом напряженно работает по всем уголкам СССР. Критика часто подвергает сомнению весь метод эмоционального реализма (или „героическогоˮ, — как его называет Кацман), с которым художники группы АХХР подходят к своей задаче — отобразить революцию.
А между тем путь, избранный АХРР‘ом наи кратчайший в настоящее время путь к тому большому искусству, о котором русские художники начали мечтать еще до революции, и мечты о котором сейчас начинают осуществляться. Это большое искусство, конечно, может быть осуществлено только на базе опыта и переживаний победившего в нашей революции пролетариата. Полный размах этому искусству даст только мировая революция. Но и теперь уже ясно обозначились пути к нему.
Не спорим, может быть, случается, что художники АХРРʼа в первые годы своей работы впадают в некоторое разногласие с комплексом восприятий, накопленным за
эти годы у пролетариата. Но уже совершенно бесспорным представляется в настоящее время полный разрыв между антиарховским методом беспредметничества и машинизации мира и тем же пролетариатом, которому этот метод навязывался интеллигентами от революции, захватившими искусство четыре года тому назад.
Ярче всего провал этого беспредметного искусства сказался на одной насущно сейчас необходимой отрасли живописи — на портрете. Если еще имели смысл в изображении общих идей революции такие абстрактные сооружения, как башня Татлина, то перед лицом требования масс видеть и ощущать в скульптуре и живописи тех, кто вел эти массы на революцию, беспредметное искусство спасовало.
Массы требуют предметности, вещности, реальности плюс революционная идея. Это все, что мы знаем о великом искусстве, может быть, и близкого будущего. Вот почему робеющий перед натурой, даже пока сдающийся перед ней и незастрахованный пока от физиологического натурализма глаз АХРРʼа ближе к глазу
То, что мешало Гнедичу стать крупным художником, было не недостаток таланта, а поверхностность его душевного настроения.
Несколько лет П. П. Гнедич управлял александринским театром. Его управление не хуже — или чуть-чуть хуже — и не лучше было или, быть может, чуть-чуть лучше, чем прочие управления. Балансирование между закулисной дипломатией, требованиями начальства и подобием академизма составляет главную черту такого управления. Гнедич ничего не обновил в ме
ханизме александринского театра, но ничего и не испортил.
Приятный писатель, приятный управляющий, приятный драматург, — таков был П. П. Гнедич. Когда он был молод, приятство его нрава и его литературной физиономии делало из его дома очень занятный уголок тогдашнего петербургского литературно - художественного „бомондаˮ. У него были пятницы, и быть членом этих пятниц являло собой лестную привиллегию. На пятницах этих постоянно бывали: Случевский, Тихонов, Свободин, Далматов, Читау, Васильева... „Никого уж нет, и все далечеˮ, как Саади некогда сказал. На пятницах Гнедича сочиняли, а частенько и разыгрывали, шуточные пьесы и пародии. Особенно удачно вышла пародия на „Власть тьмыˮ. Никита „парень ледащий, кобель потрясучийˮ жарко наяривал на гармонике, а дядя Аким пел куплеты: „Эка, эка, жаль человекаˮ.
Кстати сказать, первоначальный эскиз „Вампуки обязан своим происхождением также одной из пятниц Гнедича.
И затем — „ничего, молчаниеˮ... как
говорится у Шекспира. А. Кугель.
АХРР И ЕГО ПОРТРЕТИСТЫ.
Ассоциация Художников Революционной России (АХРР) нынешним летом напряженно работает по всем уголкам СССР. Критика часто подвергает сомнению весь метод эмоционального реализма (или „героическогоˮ, — как его называет Кацман), с которым художники группы АХХР подходят к своей задаче — отобразить революцию.
А между тем путь, избранный АХРР‘ом наи кратчайший в настоящее время путь к тому большому искусству, о котором русские художники начали мечтать еще до революции, и мечты о котором сейчас начинают осуществляться. Это большое искусство, конечно, может быть осуществлено только на базе опыта и переживаний победившего в нашей революции пролетариата. Полный размах этому искусству даст только мировая революция. Но и теперь уже ясно обозначились пути к нему.
Не спорим, может быть, случается, что художники АХРРʼа в первые годы своей работы впадают в некоторое разногласие с комплексом восприятий, накопленным за
эти годы у пролетариата. Но уже совершенно бесспорным представляется в настоящее время полный разрыв между антиарховским методом беспредметничества и машинизации мира и тем же пролетариатом, которому этот метод навязывался интеллигентами от революции, захватившими искусство четыре года тому назад.
Ярче всего провал этого беспредметного искусства сказался на одной насущно сейчас необходимой отрасли живописи — на портрете. Если еще имели смысл в изображении общих идей революции такие абстрактные сооружения, как башня Татлина, то перед лицом требования масс видеть и ощущать в скульптуре и живописи тех, кто вел эти массы на революцию, беспредметное искусство спасовало.
Массы требуют предметности, вещности, реальности плюс революционная идея. Это все, что мы знаем о великом искусстве, может быть, и близкого будущего. Вот почему робеющий перед натурой, даже пока сдающийся перед ней и незастрахованный пока от физиологического натурализма глаз АХРРʼа ближе к глазу