мои работы, такъ великъ, что газеты съ величайшей похвалой отзываются о нихъ, и что я часто нахожу у моихъ картинъ стихи на разныхъ языкахъ».—Ее избираютъ почетнымъ членомъ королевской Академіи; Рейнольдсъ, предсѣдатель Академіи, пишетъ ея портретъ (находящійся нынѣ въ Althorphouse). Мало того, онъ, первый живописецъ Англіи, предлагаетъ ей свою руку, славу и состояніе. Онъ—король среди живописцевъ, она—прелестная принцесса-художница, представляли бы союзъ, какого до сихъ поръ не знаетъ исторія искусствъ. Однако Анжелика, съ идеальными взглядами нѣмки, не могла вполнѣ постичь коммерческигеніальнаго плана своего великаго поклонника. Или же она находила, что ей не для чего соединяться съ великимъ человѣкомъ, такъ какъ ей самой стоило только ласково улыбаться, чтобы всюду одерживать побѣды безъ посторонней помощи. Она отклонила предложеніе Рейнольдса. «Я не могу связывать себя; меня влечетъ въ Римъ. Святой Духъ укажетъ мнѣ путь». Антоніо Цукки, заброшенный въ Лондонъ венеціанецъ, казался подходящимъ, чтобы провожать ее въ путешествіи по Италіи. Въ 1781 году мы находимъ ее вмѣстѣ съ Цукки, «старикомъ изъ венеціанской комедіи», какъ его прозвалъ Гердеръ, въ Неаполѣ, гдѣ она по просьбѣ королевы Шарлотты, сестры Іосифа II, пишетъ портреты со всего Двора и даетъ уроки дѣтямъ королевы. Въ слѣдующемъ году интернаціональная модная художница окончательно поселяется въ Римѣ, въ домѣ № 72 на via Sistina, выше Испанской лѣстницы, гдѣ прежде жилъ Антонъ Рафаэль Менгсъ. Всѣ выдающіеся иностранцы, пріѣзжавшіе въ Римъ, непремѣнно посѣщали двѣ мастерскія,—Кановы и Анжелики Кауффманъ. Примадонны римской оперы считали честью для себя пѣть въ ея домѣ. Она работала для Іосифа II, Екатерины II, Павла I, Карла-Теодора Баварскаго, герцога Петра Курляндскаго и для многихъ другихъ высокопоставленныхъ лицъ. Члены нѣмецкой колоніи въ Римѣ Филиппъ Гаккертъ, Рейфенштейнъ, антикварій Алоизій Гиртъ были постоянными ея гостями. Здѣсь она видѣла у ногъ своихъ Клопштока, Гесснера и другихъ корифеевъ нѣмецкой литературы, съ которыми она находилась въ перепискѣ еще будучи въ Лондонѣ.
Перваго ноября 1786 года въ Римъ прибылъ Гете и уже послѣ перваго своего визита обѣдалъ у нея каждое воскресенье. До обѣда она обыкновенно заѣзжала за нимъ для осмотра какой нибудь церкви, дворца или музея. «Съ ней было очень пріятно смотрѣть картины, такъ какъ она, основательно зная технику живописи, обладала кромѣ того глазомъ художника». Вмѣстѣ съ ней онъ производилъ опыты для своего изслѣдованія о цвѣтахъ. Лѣто Гете провелъ у нея на дачѣ въ Castello Gandolfo, а въ Римѣ въ ея домѣ читалъ только что законченную Ифигенію. «Нѣжная Анжелика съ рѣдкою сердечностью отнеслась къ этой пьесѣ и обѣщала сдѣлать мнѣ на память рисунокъ на этотъ сюжетъ». Предъ своимъ отъѣздомъ Гете подарилъ ей слѣпокъ со статуи Юноны Ludovisi и посадилъ пинію въ ея саду.
Не успѣлъ уѣхать олимпіецъ, какъ прибылъ Гердеръ, на котораго А. Кауффманъ произвела, кажется, болѣе сильное впечатлѣніе, чѣмъ весь Римъ. Все, что онъ писалъ домой своей женѣ,—хвалебный гимнъ «небесной музѣ, преисполненной граціи, скромности и невыразимой сер