Коршевцы дают злободневный по теме, (но не по сборам) „Яд“—единственную серьезную работу среди тех пьес, которые они преподносят в этом году.
У Мейерхольда и в Театре Революции вполне благополучно: у первого идет „Мандат“, у второго—„Эхо“, негритянская пьеса.
На темы Востока откликается также Семперантэ „Дешевой забавой для людей (Китай).
На первый взгляд итоги Октябрьского смотра как будто не плохие. Общий сдвиг почти всех театров можно отметить.
Но, если сравнить этот репертуар хотя бы с лозунгами выставленными партией к 8-му Октябрю, картина станет много хуже. Театры идут к революции по линии наименьшего сопротивления—через историю, через экзотику. Подлинного организованного пролетариата мы и в 8-ую годовщину еще не увидим на сцене. И, когда мы опять увидели его живым, в несметных колоннах, с его кустарными театриками на грузовиках, с его песнями и плакатами стало до горечи ясно, какую еще огром ную работу надо проделать нашим театрам чтобы догнать революцию.
Сергей Городецкий.
„ЗАГМУК .
Думаю, и читатели, и зрители, в особенности те, которые жаждут нового театра, марксистского театра, будут приветствовать пьесу тов. Анатолия Глебова „Загмук“.
Как, марксистского театра?—спросят меня некоторые. Что это значит? Если бы вы еще употребили выражение—советский театр, театр созвучный нашей эпохе, на худой конец даже коммунистический театр,—все это было бы понятнее и удобоваримее, чем выражение „марксистский театр . Мы понимаем, скажут нам те, кто как раз не понимает наших путей, что вы желаете театра, отражающего революцию, но ведь это не значит, что театр этот марксистский. Марксизм есть определенная социологическая теория. Какое отношение может она иметь к театру? Или вы воображаете, что сцена может служить зеркалом для выявления законов развития общества? Но вы превратите тогда театр в необычайно скучную аудиторию. Преподавайте ваш марксизм в книгах и с кафедр, но не засушивайте театр.
Ведь к тому же у многих создалось такое представление, что марксизм не только простая социологическая доктрина, но еще и учение, отрицающее значение идеалов, значение личности, всю историю превращающее в какую-то серую экономику. Да, для таких людей не может быть худшей рекомендации, как сказать, что молодой драматург затеял написать марксистскую пьесу. Но когда читатели прочтут, публика увидит, — они поймут, что марксистская пьеса не только может, но и должна (если она талантливо написана)
производить захватывающее впечатление. Да, конечно, марксистская пьеса анализирует общественные явления. Да, конечно, она истолковывает их с точки зрения борьбы классов; но именно потому-то она создает новые основы для театра. В самом деле, античный театр, как всем известно, строился на борьбе выдающегося человека с роком. Европейский романтический театр, театр Шекспира, Шиллера, Гюго и т. д. строился на борьбе людей между собою и в особенности на борьбе различных чувств в груди одного и того же человека. Между тем, рок есть понятие фальшивое и в сущности не существующее, а борьба страстей в человеческом сердце или борьба людей между собою оказывается понятной лишь тогда, Когда понятна ее сущность, ее корни, а их-то и раскрывает марксизм. Марксизм весь насквозь драматичен, ибо всю историю он представляет себе, как борьбу классов. Эта борьба всегда имеет грандиозный характер. Нечего говорить о том, какие гигантские размеры приобрела она сейчас, но в прошлом, берем-ли мы эпохи, созвучные нашей, или эпохи весьма от нашего времени отличные,—мы всегда найдем в недрах историй колоссальные столкновения интересов больших человеческих групп. Целые снопы света разливаются вокруг нас, когда мы подходим к любой исторической эпохе с марксистской точки зрения. Историк может остановиться на изображении всей борьбы в целом. Драматург этого не может. Драматургу, конечно, доступны театральные массы, и он может вводить в свою пьесу