говорить. Вотъ уже заведена машинка! Устойчиво. На совѣсть. Крѣпкій «бытъ» получается, хоть топоръ вѣшай.
— А знаете что?—обернулся вдругъ Ордынцевъ.—Давайте обманемъ ихъ. Они, пріятели, ничуть не сомнѣваются, что мы будемъ въ «Буффѣ», или въ «Акваріумѣ». Ну еще бы! Интеллигенты вѣдь мы, чортъ возьми, или нѣтъ? Куда иначе пойдешь. «Надо вѣдь, чтобы у каждаго человѣка было хоть одно мѣсто, куда бы онъ могъ пойти». Такъ вотъ. Давайте-ка возьмемъ, да всѣхъ и надуемъ, а? Вамъ хочется въ «Буффъ»?
— Совсѣмъ не хочется,—отвѣтилъ я.
— И роскошно. Къ дьяволу! Не желаемъ! Долой ветхія одежды и старые пути. Правда, «недурно пущено»? Товарищъизвозчикъ, мы не желаемъ ѣхать въ «Буффъ». Мы, имѣйте въ виду,
желаемъ искать новыхъ путей и неизвѣданныхъ наслажденій. Вотъ!
— Атолькокуда же мы воткнемся?—гадалъ Ордынцевъ — Вотъ что развѣ. Поѣдемте ко мнѣ. Право! Я опущу шторы, мы спрячемся отъ подлаго тумана бѣлой ночи, будемъ пить коньякъ, благословлять Творца и разговаривать._Желаете.
Мнѣ по лѣтнему дѣлу спѣшить было некуда. Надо бы, собственно, на дачу поѣхать. Ладно, успѣется!
— Ну, что-жъ можно,—согласился я. — Вотъ и чудесно. Правда,—это будетъ интереснѣе, чѣмъ торчать въ Петербургскомъ саду, гдѣ, вмѣсто деревьевъ—альфонсы, вмѣсто цвѣтовъ — проститутки, и вмѣсто воздуха —запахъ кухни. Одна «прелесть новизнычего стоитъ. Такъ просто, «по провинціальному»,—посидимъ съ вами и поговоримъ. Вы только подумайте! Мы всѣ въ Петербургѣ разговариваемъ только съ тѣми, кто нуженъ, и о томъ, что нужно. Мы скоро разучимся разговаривать. Если не «по дѣлу» то «какъ поживаете», «что подѣлываете»—это вѣдь весь нашъ репертуаръ. Въ провинціи, кажется, и теперь еще разговариваютъ «по душамъ». Но вѣдь намъ всѣмъ давно уже некогда. Мы заняты. Надо же торопиться по дѣламъ, выколачивать деньги, которыхъ все равно никому никогда не хватаетъ. Какъ это, «Вы
хожу одинъ я на дорогу, со мной жена и шестеро дѣтей». И есть же такіе фанатики, что женятся, а?!
У насъ у всѣхъ въ Петербургѣ, какъ будто пульсъ—140, а температура—39-5. Гдѣ ужъ тутъ по «душамъ» разговоры затѣвать. Надо торопиться—опоздаешь. И когда насъ похоронятъ, у насъ, у всѣхъ, въ гробу,—увѣряю васъ!—будутъ удивленные глаза:—А гдѣ же жизнь? Мы торопились, мы зарабатывали деньги, но о жизни мы вѣдь еще не думали. Ох-хо-хо. Направо, дядя, направо! А лошаденка у тебя, надо прямо сказать, подленькая. Съ такой лошаденкой надо, милый, въ бакалейную лавку, или тамъ въ фельдмаршалы, что-ли, поступить, а вовсе не въ извозчикахъ состоять. Держи милый! Мой привѣтъ, дядя, герцогу Велингтонскому и всему вашему семейству.
2.
Опущены густыя шторы, и ярко горѣли электрическія лампочки у стола и книжныхъ шкафовъ, но бѣлый сумракъ, неясный шорохъ бѣлой ночи проникалъ все же въ комнату, звенѣлъ смутнымъ безпокойствомъ, и отражался въ стеклѣ бокаловъ и дразнилъ.
— Ну вотъ. Вы что будете пить?—спрашивалъ Ордынцевъ: — Устраивайтеська поудобнѣй. Дьявольски я привыкъ къ этому вотъ углу, къ этому кабинету своему. Я вѣдь здѣсь — вотъ уже шестой годъ по-холостяцки живу. Какъ не привыкнуть?
— Это странно, но вы знаете, женщина, при всемъ консерватизмѣ своемъ, не имѣетъ настоящихъ привычекъ. Правда, правда! Обратите вниманіе на то хотябы, какъ легко простую горничную передѣлать въ графиню. Въ 24 часа. Разъ, два, три,—готово! Совсѣмъ какъ настоящая будетъ. Но попробуйте-ка вы сдѣлать изъ кучера графа. Да ни за что! У мужчины есть своя индивидуальность, свои устои. У женщины —
Наводка орудій.
Огонь батареи по наступающей кавалеріи.
Разборка орудій.
Фотоэтюды г. К—а.
— А знаете что?—обернулся вдругъ Ордынцевъ.—Давайте обманемъ ихъ. Они, пріятели, ничуть не сомнѣваются, что мы будемъ въ «Буффѣ», или въ «Акваріумѣ». Ну еще бы! Интеллигенты вѣдь мы, чортъ возьми, или нѣтъ? Куда иначе пойдешь. «Надо вѣдь, чтобы у каждаго человѣка было хоть одно мѣсто, куда бы онъ могъ пойти». Такъ вотъ. Давайте-ка возьмемъ, да всѣхъ и надуемъ, а? Вамъ хочется въ «Буффъ»?
— Совсѣмъ не хочется,—отвѣтилъ я.
— И роскошно. Къ дьяволу! Не желаемъ! Долой ветхія одежды и старые пути. Правда, «недурно пущено»? Товарищъизвозчикъ, мы не желаемъ ѣхать въ «Буффъ». Мы, имѣйте въ виду,
желаемъ искать новыхъ путей и неизвѣданныхъ наслажденій. Вотъ!
— Атолькокуда же мы воткнемся?—гадалъ Ордынцевъ — Вотъ что развѣ. Поѣдемте ко мнѣ. Право! Я опущу шторы, мы спрячемся отъ подлаго тумана бѣлой ночи, будемъ пить коньякъ, благословлять Творца и разговаривать._Желаете.
Мнѣ по лѣтнему дѣлу спѣшить было некуда. Надо бы, собственно, на дачу поѣхать. Ладно, успѣется!
— Ну, что-жъ можно,—согласился я. — Вотъ и чудесно. Правда,—это будетъ интереснѣе, чѣмъ торчать въ Петербургскомъ саду, гдѣ, вмѣсто деревьевъ—альфонсы, вмѣсто цвѣтовъ — проститутки, и вмѣсто воздуха —запахъ кухни. Одна «прелесть новизнычего стоитъ. Такъ просто, «по провинціальному»,—посидимъ съ вами и поговоримъ. Вы только подумайте! Мы всѣ въ Петербургѣ разговариваемъ только съ тѣми, кто нуженъ, и о томъ, что нужно. Мы скоро разучимся разговаривать. Если не «по дѣлу» то «какъ поживаете», «что подѣлываете»—это вѣдь весь нашъ репертуаръ. Въ провинціи, кажется, и теперь еще разговариваютъ «по душамъ». Но вѣдь намъ всѣмъ давно уже некогда. Мы заняты. Надо же торопиться по дѣламъ, выколачивать деньги, которыхъ все равно никому никогда не хватаетъ. Какъ это, «Вы
хожу одинъ я на дорогу, со мной жена и шестеро дѣтей». И есть же такіе фанатики, что женятся, а?!
У насъ у всѣхъ въ Петербургѣ, какъ будто пульсъ—140, а температура—39-5. Гдѣ ужъ тутъ по «душамъ» разговоры затѣвать. Надо торопиться—опоздаешь. И когда насъ похоронятъ, у насъ, у всѣхъ, въ гробу,—увѣряю васъ!—будутъ удивленные глаза:—А гдѣ же жизнь? Мы торопились, мы зарабатывали деньги, но о жизни мы вѣдь еще не думали. Ох-хо-хо. Направо, дядя, направо! А лошаденка у тебя, надо прямо сказать, подленькая. Съ такой лошаденкой надо, милый, въ бакалейную лавку, или тамъ въ фельдмаршалы, что-ли, поступить, а вовсе не въ извозчикахъ состоять. Держи милый! Мой привѣтъ, дядя, герцогу Велингтонскому и всему вашему семейству.
2.
Опущены густыя шторы, и ярко горѣли электрическія лампочки у стола и книжныхъ шкафовъ, но бѣлый сумракъ, неясный шорохъ бѣлой ночи проникалъ все же въ комнату, звенѣлъ смутнымъ безпокойствомъ, и отражался въ стеклѣ бокаловъ и дразнилъ.
— Ну вотъ. Вы что будете пить?—спрашивалъ Ордынцевъ: — Устраивайтеська поудобнѣй. Дьявольски я привыкъ къ этому вотъ углу, къ этому кабинету своему. Я вѣдь здѣсь — вотъ уже шестой годъ по-холостяцки живу. Какъ не привыкнуть?
— Это странно, но вы знаете, женщина, при всемъ консерватизмѣ своемъ, не имѣетъ настоящихъ привычекъ. Правда, правда! Обратите вниманіе на то хотябы, какъ легко простую горничную передѣлать въ графиню. Въ 24 часа. Разъ, два, три,—готово! Совсѣмъ какъ настоящая будетъ. Но попробуйте-ка вы сдѣлать изъ кучера графа. Да ни за что! У мужчины есть своя индивидуальность, свои устои. У женщины —
Наводка орудій.
Огонь батареи по наступающей кавалеріи.
Разборка орудій.
Фотоэтюды г. К—а.