пустое мѣсто. Строй, что хочешь. Все равно рухнетъ. Гдѣ бы намъ съ вами, однако, вонзиться поудобнѣе.
— Хотите на кушетку? И пиджаки давайте сбросимъ, а? Помнится у Чехова въ посмертныхъ замѣткахъ есть чудесное указаніе:—Какъ онѣ только могутъ, женщины! Если бы меня,— говорилъ Чеховъ,—отдали замужъ за чужого человѣка, въ чужой домъ,—я бы сбѣжалъ, трехъ дней не прожилъ. А онѣ могутъ!
— Впрочемъ, мы вѣдь съ вами хотѣли разговаривать, а не болтать. Вы легко переносите бѣлыя ночи? Безсонница! Увы, это вѣдь неизбѣжно въ это время. У меня вотъ тоже третья недѣля идетъ... Ужасно обидная вещь. Ну, отними у человѣка деньги, ограбь еще чтонибудь. Но сонъ отнимать—это, по моему,—уже подлость! Чудесная это штука-сонъ. Нѣмецъ должно быть выдумалъ. Русскій бы никогда не додумался. Правда? Сигару хотите?
— О чемъ же мы будемъ съ вами сегодня разговаривать? О женщинѣ? Ну, знаете, это уже ехидство съ вашей стороны. Вы не воображаете ли, что я собираюсь плакать вамъ въ жилетъ? Ей-Богу нѣтъ, милый. И не умѣю я этого, и
основаній нѣтъ. Я вѣдь радъ, очень радъ, что у меня кончилась эта исторія съ Ангаровой. Такое хорошее, ясное самочувствіе у меня теперь. Словно освободился отъ чего-то, осозналъ какъ-то самого себя. Отъ души говорю,—радъ! Такъ вотъ, будто зубъ больной выдернутъ, и теперь уже все будетъ по хорошему.
— Вы предлагаете говорить о женщинѣ. Но вѣдь это раньше всего неисполнимо! На свѣтѣ есть только мужчина. Женщина,—это мы просто выдумали. Вы не думайте, что я это для фразы. Это по существу такъ и есть. Мы выдумали, что есть женщина. Да, да.. Данте писалъ о Беатриче, Петрарка воспѣвалъ Лауру, но сами то Лаура и Беатриче —онѣ, вы замѣтьте, онѣ,- небось, всегда помалкивали въ тряпочку. Ну еще бы! Имъ совсѣмъ невыгодно разсказывать о себѣ.
Дѣло не только въ томъ, что онѣ всѣ такъ бездарны, что отъ сотворенія міра такъ и не выдвинули ни одного таланта, хотя бы такого, какъ Петрарка или Данте. Это еще не все. Вовсе не случайно, что женщины о себѣ ничего не разсказываютъ. Это заговорщики, которые скрываютъ свои тайны. Онѣ связаны круговой порукой, этакимъ молчаливымъ соглашеніемъ. Какъ онѣ могутъ говорить правду о себѣ, даже если-бы и обладали талантомъ? Онѣ разрушили бы мужскую выдумку. Но это—ихъ хлѣбъ. Онѣ кормятся мужскими иллюзіями.
— Вы думаете я это для фразы, для эффекта только говорю,—продолжалъ Ордынцевъ, подходя къ книжному шкафу и разыскивая какую-то книгу на верхней полкѣ:—Ну, вотъ...
Глядите сами. Это вѣдь не кто-нибудь. Сама Софья Ковалевская, ея подлинныя слова:
«Всей душой чувствую я небытіе женское. Отдѣльной, самостоятельной женской души не существуетъ. Я всего только хамелеонъ, принимающій цвѣтъ окружающихъ меня пред
метовъ». Вотъ! Это ли не настоящая, это ли не убійственная правда!
Мягко стучали за окномъ копыта, заливчато гудѣлъ автомобиль, терпко кружили голову коньякъ и сигара, а Николай Львовичъ нервно ходилъ изъ угла въ уголъ, и характернымъ движеніемъ, какъ-то снизу, поглаживая бороду, говорилъ убѣжденно и нервно:
— Съ тѣхъ поръ, какъ я свободенъ, съ тѣхъ поръ, какъ моя душа освободилась отъ этой унизительной тоски по женщинѣ, мнѣ, право же, многое стало яснымъ. Взгляните, милый, глубже на положеніе, съ верху до низу оглядите, какъ суетятся люди на землѣ. Въ унизительнѣйшее рабство попали цари міра—мужчины.
— Это мы, мы, мужчины, построили города, и провели желѣзныя дороги, и прорыли туннели и каналы и соорудили мосты. Мы сдѣлали все это, мы построили культуру, и все отдали женщинѣ.
„ Аэропланъ летитъ!“
Джигитовка.
Музыканты.
Фотоэтюды г. К—а.
— Хотите на кушетку? И пиджаки давайте сбросимъ, а? Помнится у Чехова въ посмертныхъ замѣткахъ есть чудесное указаніе:—Какъ онѣ только могутъ, женщины! Если бы меня,— говорилъ Чеховъ,—отдали замужъ за чужого человѣка, въ чужой домъ,—я бы сбѣжалъ, трехъ дней не прожилъ. А онѣ могутъ!
— Впрочемъ, мы вѣдь съ вами хотѣли разговаривать, а не болтать. Вы легко переносите бѣлыя ночи? Безсонница! Увы, это вѣдь неизбѣжно въ это время. У меня вотъ тоже третья недѣля идетъ... Ужасно обидная вещь. Ну, отними у человѣка деньги, ограбь еще чтонибудь. Но сонъ отнимать—это, по моему,—уже подлость! Чудесная это штука-сонъ. Нѣмецъ должно быть выдумалъ. Русскій бы никогда не додумался. Правда? Сигару хотите?
— О чемъ же мы будемъ съ вами сегодня разговаривать? О женщинѣ? Ну, знаете, это уже ехидство съ вашей стороны. Вы не воображаете ли, что я собираюсь плакать вамъ въ жилетъ? Ей-Богу нѣтъ, милый. И не умѣю я этого, и
основаній нѣтъ. Я вѣдь радъ, очень радъ, что у меня кончилась эта исторія съ Ангаровой. Такое хорошее, ясное самочувствіе у меня теперь. Словно освободился отъ чего-то, осозналъ какъ-то самого себя. Отъ души говорю,—радъ! Такъ вотъ, будто зубъ больной выдернутъ, и теперь уже все будетъ по хорошему.
— Вы предлагаете говорить о женщинѣ. Но вѣдь это раньше всего неисполнимо! На свѣтѣ есть только мужчина. Женщина,—это мы просто выдумали. Вы не думайте, что я это для фразы. Это по существу такъ и есть. Мы выдумали, что есть женщина. Да, да.. Данте писалъ о Беатриче, Петрарка воспѣвалъ Лауру, но сами то Лаура и Беатриче —онѣ, вы замѣтьте, онѣ,- небось, всегда помалкивали въ тряпочку. Ну еще бы! Имъ совсѣмъ невыгодно разсказывать о себѣ.
Дѣло не только въ томъ, что онѣ всѣ такъ бездарны, что отъ сотворенія міра такъ и не выдвинули ни одного таланта, хотя бы такого, какъ Петрарка или Данте. Это еще не все. Вовсе не случайно, что женщины о себѣ ничего не разсказываютъ. Это заговорщики, которые скрываютъ свои тайны. Онѣ связаны круговой порукой, этакимъ молчаливымъ соглашеніемъ. Какъ онѣ могутъ говорить правду о себѣ, даже если-бы и обладали талантомъ? Онѣ разрушили бы мужскую выдумку. Но это—ихъ хлѣбъ. Онѣ кормятся мужскими иллюзіями.
— Вы думаете я это для фразы, для эффекта только говорю,—продолжалъ Ордынцевъ, подходя къ книжному шкафу и разыскивая какую-то книгу на верхней полкѣ:—Ну, вотъ...
Глядите сами. Это вѣдь не кто-нибудь. Сама Софья Ковалевская, ея подлинныя слова:
«Всей душой чувствую я небытіе женское. Отдѣльной, самостоятельной женской души не существуетъ. Я всего только хамелеонъ, принимающій цвѣтъ окружающихъ меня пред
метовъ». Вотъ! Это ли не настоящая, это ли не убійственная правда!
Мягко стучали за окномъ копыта, заливчато гудѣлъ автомобиль, терпко кружили голову коньякъ и сигара, а Николай Львовичъ нервно ходилъ изъ угла въ уголъ, и характернымъ движеніемъ, какъ-то снизу, поглаживая бороду, говорилъ убѣжденно и нервно:
— Съ тѣхъ поръ, какъ я свободенъ, съ тѣхъ поръ, какъ моя душа освободилась отъ этой унизительной тоски по женщинѣ, мнѣ, право же, многое стало яснымъ. Взгляните, милый, глубже на положеніе, съ верху до низу оглядите, какъ суетятся люди на землѣ. Въ унизительнѣйшее рабство попали цари міра—мужчины.
— Это мы, мы, мужчины, построили города, и провели желѣзныя дороги, и прорыли туннели и каналы и соорудили мосты. Мы сдѣлали все это, мы построили культуру, и все отдали женщинѣ.
„ Аэропланъ летитъ!“
Джигитовка.
Музыканты.
Фотоэтюды г. К—а.