— Вамъ нс надоѣла эта тема?—спрашивалъ снова и снова Ордынцевъ:—Я радъ. Мнѣ она не можетъ надоѣсть. Увѣряю васъ, я всерьезъ обдумываю, какъ устроить эту лигу мужского возрожденія, какъ созвать учредительное собраніе такого союза, отстаивающаго мужскую культуру, мужское первородство. О, я охотно выработалъ бы программу такого союза, приготовилъ бы серьезный, хорошо обоснованный докладъ. О, я сумѣлъ бы ярко показать, что весь строй нашей жизни, всѣ мы—барахтаемся подъ башмакомъ женщины. Дѣло не только въ томъ, что это для нея, для женщины, всѣ наши раскошные магазины, и театры и зрѣлища, и огромное большинство фабрикъ, и блестящіе рестораны, и жадная, выѣдающая душу, погоня за деньгами...
Стоитъ намъ объединиться, и мы вполнѣ разрушимъ и перестроимъ эту нелѣпость.
— На нашемъ мужскомъ съѣздѣ мы въ первую очередь будемъ вотировать безусловное равноправіе женщины. О, онѣ перестанутъ тогда притворяться, что онѣ хотятъ этого.
— Равенство правъ? Пожалуйста! Но съ этого момента— держитесь! Кромѣ равенства правъ, есть вѣдь еще и равенство обязанностей.
— Развѣ не жутко думать, что вся эта война съ мужчиной, —будутъ-ли это ухищренія модъ, или подлая измѣна женщины, или подвиги суффражистокъ,—вся эта война съ мужчиной производится на мужской счетъ, на счетъ этого-же, утерявшаго свое достоинство, жалкаго раба, мужчины.
— Почему мы обращены въ данниковъ? Увѣряю васъ, этого нельзя понять.
— Прежде, когда-то, онѣ вели хозяйство. Я не знаю,— онѣ пекли хлѣбъ, ткали матеріи, воспитывали дѣтей. Можетъ
быть, тогда и было естественно, что мы мужчины заботились о нихъ.
— Но теперь?.. Хлѣбъ давнымъ-давно не пекутъ дома, а приносятъ изъ булочныхъ, матеріи готовятъ на фабрикахъ, воспитаніе настолько усложнилось, что его передали спеціалистамъ. Что-же собственно дѣлаютъ онѣ, нынѣшнія Беатриче, тѣ изъ нихъ, то огромное, подавляющее большинство, что живетъ на нашъ, мужской, счетъ?
— Когда-то женщина была, раньше всего, матерью. Но теперь она добилась свободы аборта! Рядомъ съ «полудѣвами» появились «полуматери». Женщина не желаетъ рожать, да и не умѣетъ этого, какъ не умѣетъ просто и безболѣзненно выкормить своего ребенка.
— Но дѣло не въ этомъ. Самое важное это то, что мы привыкли ко всему этому. Мы какъ будто даже не сознаемъ
нашего рабства, всей его глубины и унизительности.
— Когда было крѣпостное право,— мужика мучили и угнетали, но онъ, этотъ рабъ, по крайней мѣрѣ, понималъ свое положеніе онъ былъ полонъ ненависти. Онъ сознавалъ весь ужасъ своего рабства, онъ ждалъ освобожденія, онъ мечталъ о немъ.
— У насъ нѣтъ и этого. Мы не осознали себя и своего положенія. Мы, мужчины, забыли о томъ, что мы — повелители и творцы, созданные по образцу и подобію Божію.
— За чечевичную похлебку женской ласки, женскаго прикосновенія, мы продаемъ свое безспорное первородство, свое державное положеніе.
— И женщина пользуется нашей слабостью. Она все больше забираетъ все вокругъ въ свои руки. Намъ, мужчинамъ, надо объединиться, или онѣ и вовсе поработятъ насъ.
— Какъ именно поработятъ? О, это сложно! Мы подходимъ теперь къ самымъ важнымъ основамъ мужского вопроса. Здѣсь только нѣсколько душно, милый. Поѣдемте съ вами куданибудь, гдѣ можно будетъ на открытомъ воздухѣ продолжить эту бесѣду. На поплавокъ, что-ли?
— Знаете что? Давайте поѣдемъ на Стрѣлку!—стремительно предложилъ Николай Львовичъ: — Согласны? Хотите вызвонить кое-кого, заѣхать за кѣмънибудь? Ну, что-жъ. Только, пожалуйста, безъ женщинъ. Научимся быть свободными, чортъ возьми. Жизнь —чудесная штука, если ее не портить, увѣряю васъ.
Ордынцевъ поднялъ штору и открылъ окно. Удивленнымъ и странносвѣжимъ показался ранній и свѣтлый разсвѣтъ, рядомъ съ ограниченнымъ и отчетливымъ свѣтомъ электричества.
— Хорошо, очень хорошо!—повторялъ Ордынцевъ, всей грудью вдыхая свѣжій воздухъ.—Первый часъ только, а посмотрите, какъ свѣтло и ясно. Ахъ, мы удивительно умѣемъ портить себѣ жизнь! Это всегда нелѣпо, а въ особенности, если это изъ-за женщинъ. Смѣшно сказать. Только теперь, впервые за всю жизнь я сталъ ясно понимать всю унизительность нашей зависимости отъ женщинъ.
— Дайте-ка мнѣ мой бокалъ. Я пью за мужчину, державнаго и сильнаго, за одинокаго и свободнаго мужчину!
— Долой женское засилье. Всѣ пророки, и вожди, и геніи—это были мужчины, и только мужчины! Мы, мужчины, забыли свою силу и мощь, и отъ этого такой уродливой стала жизнь на землѣ. Но мы опомнимся. Мы вспомнимъ о себѣ, и вотъ кончится эта уродливая, женская, суетливая и мелочная, дамская эпоха. За единаго творца жизни, за мужчину,—единственнаго генія міровой жизни, за его побѣду надъ извѣчнымъ врагомъ, принижающей его женщиной,—подымаю я этотъ бокалъ!..
Николай Львовичъ, а на Стрѣлку?—перебилъ я.
Да, да,—засуетился Ордынцевъ.—Конечно, конечно,
„Офицеры —деталь новой картины проф. А. В. Маковскаго.
Съ фот. А. К. Булла.
Стоитъ намъ объединиться, и мы вполнѣ разрушимъ и перестроимъ эту нелѣпость.
— На нашемъ мужскомъ съѣздѣ мы въ первую очередь будемъ вотировать безусловное равноправіе женщины. О, онѣ перестанутъ тогда притворяться, что онѣ хотятъ этого.
— Равенство правъ? Пожалуйста! Но съ этого момента— держитесь! Кромѣ равенства правъ, есть вѣдь еще и равенство обязанностей.
— Развѣ не жутко думать, что вся эта война съ мужчиной, —будутъ-ли это ухищренія модъ, или подлая измѣна женщины, или подвиги суффражистокъ,—вся эта война съ мужчиной производится на мужской счетъ, на счетъ этого-же, утерявшаго свое достоинство, жалкаго раба, мужчины.
— Почему мы обращены въ данниковъ? Увѣряю васъ, этого нельзя понять.
— Прежде, когда-то, онѣ вели хозяйство. Я не знаю,— онѣ пекли хлѣбъ, ткали матеріи, воспитывали дѣтей. Можетъ
быть, тогда и было естественно, что мы мужчины заботились о нихъ.
— Но теперь?.. Хлѣбъ давнымъ-давно не пекутъ дома, а приносятъ изъ булочныхъ, матеріи готовятъ на фабрикахъ, воспитаніе настолько усложнилось, что его передали спеціалистамъ. Что-же собственно дѣлаютъ онѣ, нынѣшнія Беатриче, тѣ изъ нихъ, то огромное, подавляющее большинство, что живетъ на нашъ, мужской, счетъ?
— Когда-то женщина была, раньше всего, матерью. Но теперь она добилась свободы аборта! Рядомъ съ «полудѣвами» появились «полуматери». Женщина не желаетъ рожать, да и не умѣетъ этого, какъ не умѣетъ просто и безболѣзненно выкормить своего ребенка.
— Но дѣло не въ этомъ. Самое важное это то, что мы привыкли ко всему этому. Мы какъ будто даже не сознаемъ
нашего рабства, всей его глубины и унизительности.
— Когда было крѣпостное право,— мужика мучили и угнетали, но онъ, этотъ рабъ, по крайней мѣрѣ, понималъ свое положеніе онъ былъ полонъ ненависти. Онъ сознавалъ весь ужасъ своего рабства, онъ ждалъ освобожденія, онъ мечталъ о немъ.
— У насъ нѣтъ и этого. Мы не осознали себя и своего положенія. Мы, мужчины, забыли о томъ, что мы — повелители и творцы, созданные по образцу и подобію Божію.
— За чечевичную похлебку женской ласки, женскаго прикосновенія, мы продаемъ свое безспорное первородство, свое державное положеніе.
— И женщина пользуется нашей слабостью. Она все больше забираетъ все вокругъ въ свои руки. Намъ, мужчинамъ, надо объединиться, или онѣ и вовсе поработятъ насъ.
— Какъ именно поработятъ? О, это сложно! Мы подходимъ теперь къ самымъ важнымъ основамъ мужского вопроса. Здѣсь только нѣсколько душно, милый. Поѣдемте съ вами куданибудь, гдѣ можно будетъ на открытомъ воздухѣ продолжить эту бесѣду. На поплавокъ, что-ли?
— Знаете что? Давайте поѣдемъ на Стрѣлку!—стремительно предложилъ Николай Львовичъ: — Согласны? Хотите вызвонить кое-кого, заѣхать за кѣмънибудь? Ну, что-жъ. Только, пожалуйста, безъ женщинъ. Научимся быть свободными, чортъ возьми. Жизнь —чудесная штука, если ее не портить, увѣряю васъ.
Ордынцевъ поднялъ штору и открылъ окно. Удивленнымъ и странносвѣжимъ показался ранній и свѣтлый разсвѣтъ, рядомъ съ ограниченнымъ и отчетливымъ свѣтомъ электричества.
— Хорошо, очень хорошо!—повторялъ Ордынцевъ, всей грудью вдыхая свѣжій воздухъ.—Первый часъ только, а посмотрите, какъ свѣтло и ясно. Ахъ, мы удивительно умѣемъ портить себѣ жизнь! Это всегда нелѣпо, а въ особенности, если это изъ-за женщинъ. Смѣшно сказать. Только теперь, впервые за всю жизнь я сталъ ясно понимать всю унизительность нашей зависимости отъ женщинъ.
— Дайте-ка мнѣ мой бокалъ. Я пью за мужчину, державнаго и сильнаго, за одинокаго и свободнаго мужчину!
— Долой женское засилье. Всѣ пророки, и вожди, и геніи—это были мужчины, и только мужчины! Мы, мужчины, забыли свою силу и мощь, и отъ этого такой уродливой стала жизнь на землѣ. Но мы опомнимся. Мы вспомнимъ о себѣ, и вотъ кончится эта уродливая, женская, суетливая и мелочная, дамская эпоха. За единаго творца жизни, за мужчину,—единственнаго генія міровой жизни, за его побѣду надъ извѣчнымъ врагомъ, принижающей его женщиной,—подымаю я этотъ бокалъ!..
Николай Львовичъ, а на Стрѣлку?—перебилъ я.
Да, да,—засуетился Ордынцевъ.—Конечно, конечно,
„Офицеры —деталь новой картины проф. А. В. Маковскаго.
Съ фот. А. К. Булла.