залъ!.. Такъ я Кирбитьевна, а? Мою стряпню—собакамъ? Вотъ вамъ!. .
Тарелка и салфетка летятъ на супруга...
— Да это чортъ знаетъ, что такое! Послушайте-же, жертва моего безчеловѣчія... Что вы отъ меня требуете? Зачѣмъ посуду бьете?..
— Ты .. оскорбилъ... Извинись... Ты долженъ передо мной извиниться!...
— Не извиниться,—объясниться надо!... Баталія произошла отъ того, что ты изготовила... пакости...
— Па... па... пакости!!! Труды жены... па... па... Уффъ!... — Устала! Наконецъ-то!... О, дорогая моя...
— Первый разъ еще я... испытываю подобныя ощущенія... — А не сама-ли ты, нѣсколько минутъ тому назадъ, говорила, что мы не можемъ даже и немножко поссориться... А вотъ минуту назадъ—хоть водой разливай!... Не повернуть-ли на мировую... Право, лучше и приличнѣе... Выпей, вотъ, воды, успокойся... (Подаетъ ей воду; та жадно выпиваетъ два стакана.)
— Что, теперь вѣришь въ „дурной часъ ? — Какой еще тамъ „дурной часъ ?...
— А тотъ именно, когда ты восторгалась безоблачностью на
шей жизни.. А еще какая гроза-то разыгралась!... Съ градомъ и ливнемъ!...
— Но, вѣдь, и ты восторгался? Не одна я...
Пауза. Супруга передъ зеркаломъ поправляетъ растрепавшіеся; волосы, супругъ расхаживаетъ по комнатѣ.
— Эй, кто тамъ? Взять обѣдъ изъ кухмистерской.
— Такъ и не удалась моя стряпня!... Мои... труды?...
— Опять?!... Выслушай меня, Лиза: вся суть въ томъ, что въ жизнь свою я ничего не считалъ болѣе противнымъ какъ бараньи почки и жареныхъ поросятъ! Видѣть не могу я ихъ хлад нокровно!... Я и забылъ тебя предупредить объ этомъ... И вотъ она .. случайная то: случайность, случившаяся случайно!..
— Да .. Неожиданно и непредвидѣнно...Марья! Собери осколки отъ...
— Неосторожно разбитой посуды!. . Ну, миръ заключенъ! Поцѣлуй-же меня! ..Вотъ, теперь .. настоящая, брачная жизнь пойдетъ...
Супруги цѣлуются.
— Именно— настоящая!... А то живемъ цѣлыхъ два мѣсяца, и ни одной стычки!... И на сердцѣ-то теперь какъ то легче. .
А. Педро.
ШАЛУНЪ.
Эскизь.
Иванъ Николаевичъ Звѣробойло и Михаилъ Семеновичъ Безпятоходовъ слишкомъ тридцать лѣтъ связаны узами неразрывной дружбы.
Оба они дѣйствительные статскіе совѣтники, имѣютъ опредѣленное міровоззрѣніе, вполнѣ тожественное, одинаково интересуются всѣми животрепещущими вопросами и страстно желаютъ «только» достигнуть «тайнаго» и почить вслѣдъ за тѣмъ на лаврахъ; оба, наконенъ, женаты и въ семейной жизни не знаютъ ни малѣйшихъ тучекъ.
Чего же еще для дружбы?
Иванъ Николаевичъ женился лишь недавно и взялъ въ подруги жизни молоденькую, цвѣтущую здоровьемъ и красотою женщину, очаровательное созданіе, въ любви которой онъ увѣренъ, какъ въ смерти. Михаилъ Семеновичъ женатъ хоть и давно, но жена, принесшая съ собою болѣе ста тысячъ капитала и обладающая манерами и тактомъ великосвѣтской женщины, кажется, достаточная гарантія для супружескаго счастія?
Когда эти достойные люди бесѣдовали между собою и, запивая добрымъ виномъ, вели рѣчь о деморализаціи нынѣшняго молодаго поколѣнія и съ умиленіемъ вспоминали о крѣпкой и незыблемой нравственности людей своего времени, невольно хотѣлось воскликнуть вмѣстѣ съ баснописцемъ: «о, дружба, это ты»!
— Нѣтъ- съ, вы вообразите! говорилъ обыкновенно Иванъ Николаевичъ.—Мальчикъ, на губахъ котораго молоко не обсохло, дитя, еще не сформировавшееся, ребенокъ, которому нужна нянька, и уже... ходитъ съ папиросой, отбиваетъ жонъ, говоритъ о соціализмѣ!.. Чортъ знаетъ!
— А еще жалуется на недостатокъ дѣятелей, подхватывалъ Михаилъ Семеновичъ: какіе тутъ дѣятели?
-Нѣтъ, что вы не говорите, а прежнихъ
устоевъ не ищите, не ищите-съ! Да посмотрите вы, что они проповѣдуютъ женщинамъ! Бросай домъ, бросай семейный очагъ, забудь всѣ прежнія святыни, пренебреги обязанностями матери и кидайся въ этотъ разгулъ, развратъ, который они величаютъ «свободной любовью»-съ!
— Про супружескую вѣрность не говорите! Жена и мужъ какъ бы два совершенно чуждыя лица, онъ измѣняетъ ей, она ему,—и все это какъ бы въ порядкѣ вещей!
Такими разговорами занимались друзья, когда имъ приходилось сходиться другъ съ другомъ. Передавать всѣхъ разговоровъ мы, конечно, не будемъ, и поэтому переходимъ прямо къ дѣлу.
Иванъ Николаевичъ купилъ себѣ прелестное имѣнье на живописномъ берегу Волги, переѣхалъ туда на лҍто съ своею милою жонкою и убѣдительно зналъ своего друга «въ объятья природы».
Въ одинъ прекрасный день Михаилъ Семеновичъ выѣхалъ изъ своей подмосковной дачи. Черезъ день онъ уже былъ въ объятьяхъ друга.
Время до обѣда прошло очень оживленно. Къ Ивану Николаевичу пріѣхали два пожилыхъ, но очень веселыхъ помѣщика-сосѣда, его племянникъ студентъ и двѣ родственницы съ жениной стороны. За обѣдомъ Михаилъ Семеновичъ даже сказалъ цѣлую рѣчь, весьма остроумную, въ которой разсыпался въ комплиментахъ предъ радушными хозяевами.
Послѣ обѣда дамы дозволили уставшему съ дороги Михаилу Семеновичу удалиться къ свою комнату. Тамъ онъ засталъ молоденькую, съ румяными точками и пунцовыми губками, горничную, убиравшую его постель.
Михаилъ Семеновичъ не упустилъ случая ущипнуть вострушку за полный и сочный подбородочекъ.
Она шаловливо увернулась и смущенно прошептала;
— Ахъ, какой вы!
— У-y, шалунья! Забодаю, забодаю!..
И меленькими, но быстрыми шажками Михаилъ Семеновичъ подбѣжалъ къ «шалуньѣ» и, выставивъ указательный палецъ и мизинецъ правой руки, на подобіе роговъ, съ притворно-грознымъ видомъ «боднулъ» ее въ подбородокъ.
— Ахъ! вскрикнула «шалунья».
— Ну, что ты кричишь? А? Ню, что ты клицись? Ха, ха, ха...
И съ этими словами генералъ отечески обнялъ молодую дѣвушку и чмокнулъ ее въ розовую щечку.
— Ахъ, ты! продолжалъ онъ въ томъ же шаловливомъ тонѣ —Клицать: ахъ! охъ! Обиваютъ! Помогите! Ха, ха, ха! У-y, ты!
— Оставьте! Неловко! шептала, слабо вырываясь, дѣвушка.—Увидятъ.... — Кто?
— Барыня. Баринъ. Ай, что вы дѣлаете? — Ничего, милочка.
— Ну, какъ вамъ не стыдно! Ай! Оставьте! — О-о, какая строгая! Какая вы стлогая, дитя мое! Стлогая-то какая она! шутливо-дѣтскимъ выговоромъ лепеталъ онъ.
— Пустите!
— Куда? А развѣ...
— Послѣ... Ну-же! Что вы дѣлаете? — Милочка, крошечка, котокъ мой...
— Ай, идетъ кто-то! Пустите-же! Вечеромъ, въ двѣнадцатомъ часу... въ залѣ... пойдемъ въ садъ...
Рѣзвунья вырвалась, а генералъ прищелкнулъ пальцами, повернулся па одной ножкѣ и самодовольно крякнулъ.
— Хе, хе, хе! вдругъ засмѣялся онъ.
Вечеромъ, за чаемъ, Михаилъ Семеновичъ былъ какъ-то особенно шутливъ и веселъ. Вт. одиннадцатомъ часу, уходя въ свою комнату, онъ напѣвалъ про себя какой-то пикантный мотивъ; на лидѣ его играла самодовольная улыбка. Пробило одиннадцать часовъ.
Въ домѣ все успокоилось; свѣтъ въ окнахъ потухъ.
Прошло еще полчаса.
Михаилъ Семеновичъ облекся въ халатъ, провелъ молодецки рукою по усамъ и тихо вышелъ изъ комнаты
Ощупью, въ темнотѣ, черезъ порожнюю комнату онъ добрался до зальной двери и, вступивъ въ залу, прислушался.
— Это ты? послышался ему тихій, какъ порывъ вѣтерка, голосъ.
— Я, я! прошепталъ онъ и быстро пошелъ по направленію къ голосу. — Гдѣ ты? — Здѣсь.
— Дай мнѣ руку.
Вь эту минуту изъ двери послышался тихій мужской голосъ.
— Ты здѣсь?
— Господи, кто тамъ? испуганно прошептала собесѣдница Михаила Семеновича и робко прижалась къ нему.
Онъ схватилъ ее за руку, привлекъ ея головку къ себѣ и беззвучно, но нѣжно поцѣловалъ пылавшую щечку,
— Ай! вскрикнула дѣвушка, —Усы!
— Тише... тише ты... шепталъ Михаилъ Семеновичъ и еще крѣпче обнялъ ея талью.
Въ это мгновенье послышались шаги, и зала освѣтилась. Вошелъ Иванъ Николаевичъ со свѣчей.
— А, это ты, Михайло Семеновичъ? проговорилъ онъ, замѣтя друга. —Не видалъ ли жены? Этакая у нея привычка; не можетъ лечь спать, если не погуляетъ на чистомъ воздухѣ, въ саду... Ба-а!
Михаилъ Семеновичъ оглянулся на свою собесѣдницу: это была супруга Ивана Николаевича!
— Вотъ ка-акъ! протянулъ Иванъ Николаевичъ и злобно засмѣялся.—Ай, да другъ!
Михаилъ Семеновичъ стоялъ, открывъ ротъ и безсмысленно поводя глазами.
Онъ былъ пораженъ еще болѣе, чѣмъ Иванъ Николаевичъ!
Знакомецъ.